густо, как в этот день.
При их приближении сидевшие на виселице вороны, отчаянно каркая, поднялись и
улетели.
привлекаемых частою добычей, и для грабителей-философов, заходивших сюда
размышлять о печальных превратностях судьбы.
не было видно. Первых вместе с воронами разогнали приставы и стражники,
вторые сами смешались с толпой, чтобы выказать ловкость рук, от которой
зависит веселая сторона их ремесла.
за ними герцог Анжуйский, герцог Алансонский, король Наваррский, герцог де
Гиз и их дворяне; за ними следовали королева Маргарита, герцогиня Неверская
и все дамы, составлявшие, как говорили, летучий эскадрон королевы-матери; за
ними - пажи, стремянные, лакеи и народ; всего тысяч десять человек.
обезображенный труп, почерневший, покрытый запекшейся кровью и слоем свежей
беловатой пыли. У трупа не было головы, и его повесили за ноги. Но всегда
изобретательная чернь заменила голову пучком соломы и надела на него маску,
а какой-то шутник, знавший привычки адмирала, всунул в рот маски зубочистку.
почерневших трупов и длинных грубых перекладин виселицы, представляла собой
жуткое и странное зрелище, напоминавшее процессию на картине Гойи.
составляла она с мрачным безмолвием и холодной бесчувственностью трупов,
которые служили предметом для насмешек, вызывавших дрожь у самих
насмешников.
новообращенных гугенотов выделялся своею бледностью Генрих Наваррский: как
ни владел он собой, какой бы способностью скрывать свои чувства ни наградило
его небо, он все же не выдержал. Воспользовавшись тем, что от этих
человеческих останков шел невыносимый смрад, Генрих подъехал к Карлу IX,
остановившемуся вместе с Екатериной перед трупом адмирала.
пахнет очень скверно и что не стоит оставаться здесь долго?
радостью.
навестить адмирала, вы должны были пригласить Пьера Ронсара, вашего учителя
поэзии: он не сходя с места сочинил бы эпитафию старику Гаспару.
эпитафию... - И, подумав с минуту, сказал:
новообращенные гугеноты молчали, нахмурив брови.
делая вид, что не слышит Карла.
этого зловония, заглушавшего все ароматы духов, которыми она была опрыскана.
- Едем! Нет такой хорошей компании, которая не разошлась бы. Простимся с
господином адмиралом и едем в Париж.
- заняла место в голове колонны и выехала на прежнюю дорогу, а за нею
последовала вся процессия, двигаясь мимо трупа Колиньи.
великолепной процессии до конца и во всех ее подробностях; вместе с толпой
ушли и жулики, так что минут через десять после отъезда короля уже никого не
осталось подле изуродованного трупа адмирала, овеваемого набежавшим вечерним
ветерком.
очевидно, не успевший из уважения к августейшим особам хорошенько
рассмотреть бесформенный и почерневший человеческий обрубок, отстал от
процессии и с интересом и величайшим вниманием разглядывал цени, крюки,
каменные столбы - словом сказать, виселицу, которая ему, приехавшему в Париж
всего лишь несколько дней назад и не знавшему усовершенствований, которые
любая вещь приобретает в столице, казались, несомненно, верхом самого
ужасного безобразия, какое только может придумать человек.
Изощренный глаз одной из дам искал его среди участников кавалькады и,
пробегая по ее рядам, не находил.
чей белый атласный камзол и изысканное перо на шляпе бросались в глаза,
посмотрев вперед, затем по сторонам, догадался оглянуться и сразу увидел
высокую фигуру Коконнаса и гигантский силуэт его коня, резко выступавшие на
фоне неба, красного в последних лучах заходящего солнца.
двигалась процессия, и, описав круг по маленькой тропинке, вернулся к
виселице.
Коконнаса в высоком дворянине на вороном коде, подъехала к Маргарите.
а Ла Моль поехал следом за ним.
выйдет. Признаюсь, я не без удовольствия изменила бы свое мнение о нем.
маневр.
представился удобный случай: как раз в это время процессия повернула, минуя
дорожку с широкой живой изгородью по обе стороны; дорожка поднималась и на
подъеме проходила в тридцати шагах от виселицы. Герцогиня Неверская шепнула
что-то на ухо командиру своей охраны. Маргарита сделала знак Жийоне, и все
четверо, проехав некоторое расстояние по этой проселочной дороге, спрятались
за кустами, ближайшими к тому шесту, где должна была разыграться сцена,
зрителями которой все они, видимо, были не прочь стать. Как мы уже сказали,
их отделяло шагов тридцать от того места, где восхищенный Коконнас
самозабвенно размахивал руками перед трупом адмирала.
командир охраны тоже спешился и взял Поводья четырех лошадей. Густая зеленая
трава служила трем женщинам троном, которого столь часто и безуспешно
добиваются принцессы.
хлопнул его по плечу.
пьемонтец. - Когда мы виделись в последний раз, вы были румянее.
нанес вам эту рану, вы были бледнее, - отпарировал Ла Моль.
насмешливом тоне, сказал:
висящего на железном крюке, не так ли, господин де Ла Моль? И ведь говорят,
будто есть негодяи, которые клевещут на нас и утверждают, будто мы убивали
даже гугенотиков-сосунков!
счастье быть католиком.
обратились в истинную веру? Ого! Ловко, сударь, ловко!
обет перейти в католичество, если спасусь от избиения.
и поздравляю. Но, быть может, вы дали и другие обеты?
поглаживая шею своей лошади.
как будто ждет вас.
зеленые глаза метали молнии.
Моль. - Неужели вы воображаете, дражайший граф Аннибал де Коконнас, что
можно убивать безнаказанно, пользуясь тем благородным и почетным случаем,
когда сто против одного? Как бы не так! Приходит день, когда враги снова
встречаются, и сдается мне, что сегодня этот день настал! Меня так и