изысканий. Но совсем иначе повел себя ученик Линнея в те трудные часы, когда
пред судом его разума неразрешенным стоял вопрос, не будут ли склонны
могучие отпрыски Буша оспаривать его право свободно путешествовать по
прерии. Самая чистокровная, превосходно обученная гончая, видя перед собою
дичь, не могла бы так неуклонно бежать вперед, устремив глаза в одну точку,
как бежал доктор по своей дуговидной тропе. Может быть, он проявил бы меньше
твердости, если бы знал, что траппер хитрости ради повел их в обход цитадели
Ишмаэла. Но, к счастью, у натуралиста создалось успокоительное впечатление,
что с каждой пядью земли, пройденной ими по прерии, на ту же пядь
увеличивалось расстояние между его собственной особой и ненавистной скалой.
Правда, он испытал потрясение в тот миг, когда обнаружил свою ошибку; но тем
не менее сейчас он добровольно вызвался войти в чащу, где, как можно было
думать, все еще лежало тело убитого Эйзы. Возможно, он потому и поспешил
проявить в этом случае храбрость, что втайне опасался, как бы его чрезмерное
усердие во время отступления не было ложно истолковано. И не подлежит
сомнению, что, каково бы ни было его отношение к опасностям, грозящим от
живых, его познания и образ его мыслей ставили его выше предрассудков, будто
мертвецы могут причинять вред живым.
системой, - сказал ученый муж, приняв несколько надменный вид, - то перед
вами вполне подходящий для этого человек: дайте должные указания его уму, а
на его телесные силы вы можете положиться.
Но, сдается мне, в его словах скрыто всегда какое-то значение, хотя выискать
в этих речах каплю здравого смысла так же трудно, как увидеть трех орлов на
одном дереве. Будет благоразумно, друг, - добавил он, - укрыться в этих
зарослях на случай, если сыновья скваттера идут по нашему следу; а между
тем, как вы знаете, есть причина опасаться, что там, в чаще, можно
наткнуться на зрелище, которое напугает женщин. Вот я и спрашиваю: настолько
ли вы мужчина, чтобы не попятиться перед покойником, или же мне придется
пойти туда самому, а собаки пускай подымают лай? Вы видите, кобелек так и
рвется вперед и уже разинул пасть.
слишком недавнего происхождения, иначе вы не задавали бы вопросов, которые
могут привести к жаркому спору между нами. Настолько ли я мужчина! Я
притязаю на принадлежность к классу mammalia - то есть млекопитающих, к
отряду приматов, к роду homo! Таковы мои физические атрибуты; что касается
моих моральных свойств, об этом пусть судит потомство, мне же надлежит
хранить молчание.
снадобий ни здоровья, ни сытости! А вот от морали еще не бывало вреда ни
одному живому человеку, привык ли он жить в лесах или среди дымящих труб и
застекленных окон. Нас-то с вами, друг, разделяют только два или три трудных
слова. Я и сам держусь того мнения, что привычка и свобода научат нас лучше
понимать друг друга и мы станем, в общем, одинаково судить о роде
человеческом и о жизни... Тихо, Гектор, тихо. Чем ты недоволен, песик? Не
привык к запаху человеческой крови?
чтобы при ответе меньше напрягать голос, а жестам и позе придать больше
величия и свободы, снова выступил на два шага из чащи, куда его уже завел
избыток мужества.
Что касается животных функций организма, то в них неизменно наличествуют
гармония, порядок, соразмерность, объединяющие в одно целое весь род, или
genus; но на этом сходство кончается. В силу своего невежества человек может
деградировать настолько, что займет место у самой черты, отделяющей его от
животного; и напротив, познание может возвысить его до сближения с великим
Творящим духом; скажу больше: если бы ему были даны достаточный срок и
возможность, кто знает, не овладел ли бы он всей совокупностью знаний и,
следственно, не стал ли бы равен самому Движущему началу?
головой и ответил с той прирожденной твердостью, перед которой жалкой
показалась напускная внушительность его противника:
годы видел, как растут и умирают деревья. И все же я не знаю, почему
раскрывается под летним солнцем почка и почему опадает лист, когда его
схватит морозом. Ученость, сколько ни хвалился ею человек, ничтожна в глазах
вседержителя, который в скорби смотрит с облаков на гордость и суетность
своих созданий. Вот вы думаете, что так это легко подняться на место
всевышнего судьи! Ну, а можете вы мне что-нибудь рассказать о начале и о
конце? Вы, знаток по части болезней и лекарств, можете вы мне сказать, что
есть жизнь и что такое смерть? Почему орел живет так долго и почему бабочке
отпущен такой короткий срок? Скажите мне совсем простую вещь: почему собака
беспокоится, когда вы, хотя и провели все свои дни, уткнувшись в книги, не
видите причин для беспокойства?
перевел дух, как борец, только что освободившийся от мертвой хватки
противника, и, спеша воспользоваться паузой в его речи, провозгласил:
материи.
какие бы то ни было определения, и она, смею вас уверить, не допускается ни
одной школой.
такой манере легче всего показать всю их тщету, - возразил траппер, сразу
обрывая диспут, едва лишь доктор вошел во вкус. Нагнувшись к своей собаке,
он принялся играть ее ушами, чтобы успокоить ее тревогу. - Не дури, Гектор,
что ты ведешь себя как необученный щенок? Ты же у меня разумный пес! Ты
всему научился на собственном тяжком опыте, а не бегая, уткнувшись носом в
след других собак, как мальчишка в поселениях идет по тропе, указанной
школьным учителем, правильна она или неправильна... Так как же, приятель,
раз вы так много можете, способны вы заглянуть в чащу? Или мне идти туда
самому?
снова, как его просили, углубился в чащу. Собаки до сих пор слушались
уговоров старика и не поднимали лая, а только время от времени тихо скулили.
Но, когда они увидели, что естествоиспытатель пошел вперед, молодой кобель,
как его ни удерживали, сорвался с места и быстро обежал круг, обнюхивая
землю; потом стал рядом со старым Гектором и громко завыл.
ученый разведчик подаст знак следовать за собой. - Может, этот грамотей хоть
чему-то научился в школе и не забудет, по какому делу послан.
нетерпения, когда увидел, что натуралист, пятясь, возвращается из чащи, не
отводя завороженных глаз от места, только что покинутого им.
сказал, отпуская Гектора, старик и подошел к натуралисту, который, казалось,
ничего не видел и не слышал. - Что там такое, приятель? Уж не открылась ли
вам новая страница в книге мудрости?
выразила смятение. - Животное из отряда серпенс, то есть змей. Я полагал до
сих пор по его атрибутам, что оно принадлежит к области легенд, но, как
видно, творческая сила природы не слабее человеческой фантазии.
если ее раздразнить, может иногда броситься на человека, но и она, прежде
чем пустить в ход свои ядовитые зубы, сперва погремит хвостом. Господи, как
смиряет гордыню страх! Взять хоть этого ученого: он обычно так и сыплет
длинными словами, которые у простого человека не уместились бы во рту, а
сейчас он сам не свой, и голос стал у него пронзительным, как свист козодоя.
Мужайся! Что там еще, приятель?.. Ну что?
доказательство своего могущества! Никогда раньше мне не приходилось
наблюдать такого смешения ее законов или видеть особь, которая бы так
решительно опровергала своим существованием установленное разделение на
отряды и семейства. Я должен записать, как оно выглядит... - Доктор шарил
уже по карманам, ища свои записи, но руки его дрожали и не слушались. - Пока
есть время и возможность это сделать... Глаза - завораживающие; окраска -
переливчатая, многоцветная, интенсивная...
многоцветная краска? - заворчал траппер, начиная уже беспокоиться, что его
отряд так долго стоит на открытом месте. - Когда в кустах и впрямь
притаилась змея, покажи мне эту тварь, и, если она не удалится по доброй
воле, что ж, придется затеять спор, и он решит, кому владеть местом.
как только его наметанный глаз различил предмет, опрокинувший всю философию
натуралиста, он и сам вздрогнул, вскинул было ружье, но тут же опустил его,
как будто рассудив, что стрелять не следует. Ни первое инстинктивное
движение, ни быстрая перемена намерения не были беспричинны. У самого края
заросли прямо на земле лежал живой шар, такой в самом деле странный и
страшный, что оправдывал смятение естествоиспытателя. Трудно было бы описать
форму и цвет этого необычайного предмета; скажем только, что был он почти
правильной формы и являл все цвета радуги, перемешанные без заботы о
гармонии или четко выраженном рисунке. Преобладающими цветами были черный и
кроваво-красный. Но эти два главных тона странно и дико перемежались белыми,
желтыми и лиловыми полосами. Если бы дело было только в этом, было бы трудно
утверждать, что предмет обладает жизнью, ибо лежал он неподвижно, как