Чтение 39–й страницы книги ~Белый клык~

дался револьверный выстрел, за ним второй, третий. Кто-то пронзительно
вскрикнул от ужаса и боли. Потом послышалось громкое рычание. И все эти
звуки сопровождал звон стекла и грохот опрокидываемой мебели.

Но шум замер так же внезапно, как и возник. Все это длилось не больше
трех минут. Перепуганные обитатели дома столпились на верхней площадке
лестницы. Снизу, из темноты, доносились булькающие звуки, будто воздух
выходил пузырьками на поверхность воды. По временам бульканье переходило
в шипение, чуть ли не в свист. Но и эти звуки быстро замерли, и во мраке
слышалось только тяжелое дыхание, словно кто-то мучительно ловил ртом
воздух.

Уидон Скотт повернул выключатель, и потоки света залили лестницу и
холл. Потом он и судья Скотт осторожно спустились вниз, держа наготове
револьверы. Впрочем, осторожность их оказалась излишней: Белый Клык уже
сделал свое дело. Посреди опрокинутой и переломанной мебели лежал на бо-
ку человек, лицо его было прикрыто рукой. Уидон Скотт нагнулся, убрал
руку и повернул человека лицом вверх. Зияющая на горле рана не оставляла
никаких сомнений относительно причины его смерти.

- Джим Холл! - сказал судья Скотт.

Отец и сын многозначительно переглянулись, затем перевели взгляд на
Белого Клыка. Он тоже лежал на боку. Глаза у него были закрыты, но, ког-
да люди наклонились над ним, он приподнял веки, силясь взглянуть вверх,
и чуть шевельнул хвостом. Уидон Скотт погладил его, и в ответ на эту
ласку он тихонько зарычал. Но рычание прозвучало чуть слышно и сейчас же
оборвалось. Веки у Белого Клыка дрогнули и закрылись, все тело как-то
сразу обмякло, и он вытянулся на полу.

- Кончено твое дело, бедняга, - пробормотал хозяин.

- Ну, это мы еще посмотрим, - заявил судья и пошел к телефону.

- Откровенно говоря, у него один шанс на тысячу, - сказал хирург,
полтора часа провозившись около Белого Клыка.

Первые солнечные лучи, глянувшие в окна, побороли электрический свет.
Вся семья, кроме детей, собралась около хирурга, чтобы послушать, что он
скажет о Белом Клыке.

- Перелом задней ноги, - продолжал тот. - Три сломанных ребра и по
крайней мере одно из них прошло в легкое. Большая потеря крови. Возмож-
но, что имеются и другие внутренние повреждения, так как, повидимому,
его топтали ногами. Я уже не говорю о том, что все три пули прошли навы-
лет. Да нет, один шанс на тысячу - это, пожалуй, слишком оптимистично. У
него нет и одного на десять тысяч.

- Но нельзя терять и этого шанса! - воскликнул судья Скотт. - Я зап-
лачу любые деньги! Надо сделать просвечивание - все, что понадобится...
Уидон, телеграфируй сейчас же в Сан-Франциско доктору Никольсу. Вы не
обижайтесь, доктор, мы вам верим, но для этой собаки надо сделать все,
что можно.

- Ну, разумеется, разумеется! Я понимаю, собака этого заслуживает. За
ней надо ухаживать, как за человеком, как за больным ребенком, И следите
за температурой. Я загляну в десять часов.

И за Белым Клыком ухаживали действительно как за человеком. Дочери
судьи с негодованием отвергли предложение вызвать сиделку и взялись за
это дело сами. И Белый Клык вырвал у жизни тот единственный шанс, в ко-
тором ему отказал хирург.

Но не следует осуждать хирурга за его ошибку. До сих пор ему приходи-
лось лечить и оперировать изнеженных цивилизацией людей, потомков многих
изнеженных поколений. По сравнению с Белым Клыком все они казались хруп-
кими и слабыми и не умели цепляться за жизнь. Белый Клык был выходцем из
Северной глуши, которая никому не позволяет изнежиться и быстро уничто-
жает слабых. Ни у его матери, ни у его отца, ни у многих поколений их
предков не было и признаков изнеженности. Северная глушь наградила Бело-
го Клыка железным организмом и живучестью, и он цеплялся за жизнь и ду-
хом и телом с тем упорством, которое в былые времена было свойственно
каждому живому существу.

Прикованный к месту, лишенный возможности даже шевельнуться из-за ту-
гих повязок и гипса. Белый Клык долгие недели боролся со смертью. Он по-
долгу спал, видел множество снов, и в мозгу его нескончаемой вереницей
проносились видения Севера. Прошлое ожило и обступило Белого Клыка со
всех сторон. Он снова жил в логовище с Кичи; дрожа всем телом, подползал
к ногам Серого Бобра, выражая ему свою покорность; спасался бегством от
Лип-Липа и завывающей своры щенков.

Белый Клык снова бегал по безмолвному лесу, охотясь за дичью в дни
голода; снова видел себя во главе упряжки; слышал, как Мит-Са и Серый
Бобр щелкают бичами и кричат: "Раа! Раа! ", когда сани въезжают в ущелье
и упряжка сжимается, как веер, на узкой дороге. День за днем прошла пе-
ред ним жизнь у Красавчика Смита и бои, в которых он участвовал. В эти
минуты он скулил и рычал, и люди, сидевшие около него, говорили, что Бе-
лому Клыку снится дурной сон.

Но мучительнее всего был один повторяющийся кошмар: Белому Клыку сни-
лись трамваи, которые с грохотом и дребезгом мчались на него, точно гро-
мадные, пронзительно воющие рыси. Вот Белый Клык, притаившись, лежит в
кустах, поджидая той минуты, когда белка решится наконец спуститься с
дерева на землю. Вот он прыгает на свою добычу... Но белка мгновенно
превращается в страшный трамвай, который громоздится над ним, как гора,
угрожающе визжит, грохочет и плюет на него огнем. Так же было и с ястре-
бом. Ястреб камнем падал на него с неба и превращался на лету все в тот
же трамвай. Белый Клык видел себя в загородке у Красавчика Смита. Кругом
собирается толпа, и он знает, что скоро начнется бой. Он смотрит на
дверь, поджидая своего противника. Дверь распахивается, и страшный трам-
вай летит на него. Такой кошмар повторялся день за днем, ночь за ночью,
и каждый раз Белый Клык испытывал ужас во сне.

Наконец в одно прекрасное утро с него сняли последнюю гипсовую повяз-
ку, последний бинт. Какое это было торжество! Вся Сиерра-Виста собралась
около Белого Клыка. Хозяин почесывал ему за ухом, а он пел свою ворчли-
во-ласковую песенку. "Бесценный Волк" - назвала его жена хозяина. Это
новое прозвище было встречено восторженными криками, и все женщины стали
повторять: "Бесценный Волк! Бесценный Волк!"

Он попробовал было подняться на ноги, сделал несколько безуспешных
попыток и упал. Выздоровление так затянулось, что мускулы его потеряли
упругость и силу. Ему было стыдно своей слабости, как будто он провинил-
ся в чем-то перед богами. И, сделав героическое усилие, он встал на все
четыре лапы, пошатываясь из стороны в сторону.

- Бесценный Волк! - хором воскликнули женщины.

Судья Скотт бросил на них торжествующий взгляд.

- Вашими устами глаголет истина! - сказал он. - Я твердил об этом все
время. Ни одна собака не могла бы сделать того, что сделал Белый Клык.
Он - волк.

- Бесценный Волк, - поправила его миссис Скотт.

- Да, Бесценный Волк, - согласился судья. - И отныне я только так и
буду называть его.

- Ему придется сызнова учиться ходить, - сказал врач. - Пусть сейчас
и начинает. Теперь уже можно. Выведите его во двор.

И Белый Клык вышел во двор, а за ним, словно за августейшей особой,
почтительно шли все обитатели Сиерра-Висты. Он был очень слаб и, дойдя
до лужайки, лег на траву и несколько минут отдыхал.

Затем процессия двинулась дальше, и мало-помалу с каждым шагом муску-
лы Белого Клыка наливались силой, кровь быстрее и быстрее бежала по жи-
лам. Дошли до конюшни, и там около ворот лежала Колли, а вокруг нее рез-
вились на солнце шестеро упитанных щенков.

Белый Клык посмотрел на них с недоумением. Колли угрожающе зарычала,
и он предпочел держаться от нее подальше. Хозяин подтолкнул к нему ногой
ползавшего по траве щенка. Белый Клык ощетинился, но хозяин успокоил
его. Колли, которую сдерживала Бэт, не спускала с Белого Клыка насторо-
женных глаз и рычанием предупреждала, что успокаиваться еще рано.

Щенок подполз к Белому Клыку. Тот навострил уши и с любопытством ог-
лядел его. Потом они коснулись друг друга носами, и Белый Клык по-
чувствовал, как теплый язычок щенка лизнул его в щеку. Сам не зная, по-
чему так получилось, он тоже высунул язык и облизал щенку мордочку.

Боги встретили это рукоплесканиями и криками восторга. Белый Клык
удивился и недоуменно посмотрел на них. Потом его снова охватила сла-
бость; он опустился на землю и, поглядывая на щенка, нагнул голову на-
бок. Остальные щенки тоже подползли к нему, к великому неудовольствию
Колли, и Белый Клык с важным видом позволял им карабкаться себе на спину
и скатываться на траву.

Рукоплескания смутили его и заставили почувствовать былую неловкость.
Но вскоре это прошло. Щенки продолжали свою возню, а Белый Клык лежал на
солнышке и, полузакрыв глаза, медленно погружался в дремоту.