капитанов-китоловов, точно так же, как и все они, придерживаясь того мнения,
что каюта по праву принадлежит именно ему, а остальные всякий раз
допускаются сюда исключительно благодаря его любезности. Так что уж если по
правде говорить, то помощники и гарпунеры на "Пекоде" жили не в каюте, а вне
ее. И, входя, они каждый раз уподоблялись входной двери, которая на
мгновение поворачивается внутрь жилища, чтобы тотчас же снова очутиться
снаружи, и, как правило, пребывает на открытом воздухе. Да и немного они
проигрывали на этом; в каюте царил дух необщительности; кроме как по делу, к
Ахаву было не подступиться. Принадлежа формально к христианскому миру, Ахав
на деле был ему чужд. Он жил среди людей, как последний медведь-гризли на
заселенных людьми берегах Миссури. И подобно тому как этот дикий лесной
вождь Логан с уходом весны и лета забирался в дупло и там зимовал, посасывая
собственные лапы, так и душа Ахава суровой вьюжной зимой его старости
запряталась в дуплистый ствол его тела и сосала там угрюмо лапу мрака.
другими матросами подошла пора мне в первый раз стоять дозорным на топе
мачты.
одновременно с выходом из гавани, хотя иной раз больше пятнадцати тысяч миль
отделяет судно от промысловых областей. Если же после четырех-пятилетнего
плавания корабль, приближаясь к родным берегам, несет на борту хоть один
пустой сосуд, тогда дозорные у него наверху стоят до последней минуты! и
покуда не затеряются его мачты среди портовых кранов, не оставляет корабль
надежду добыть еще одного кита.
море - очень интересная и древняя, я позволю себе здесь несколько
распространиться. Самыми первыми мачтовыми дозорными я считаю древних
египтян, так как в моих изысканиях я не обнаружил никого, кого можно было бы
считать их предшественниками. Правда, их предки, строители вавилонской
башни, несомненно, предприняли в свое время попытку возвести высочайшую во
всей Азии, а также и в Африке мачту; однако, поскольку эта грандиозная
каменная мачта (еще до того, как был уложен последний кирпич) рухнула за
борт, сбитая грозным штормом божественного гнева, мы не можем поэтому
признать приоритет вавилонских строителей. Провозглашая египтян нацией
мачтовых дозорных, я основываюсь на весьма распространенном среди археологов
мнении, что первые пирамиды были заложены для астрономических целей: такая
теория находит убедительное подтверждение в своеобразной лестничной форме
этих четырехгранных построек, по которым небывалыми гигантскими шагами,
чудовищно высоко подымая ноги, древние астрономы имели обыкновение
забираться на самую вершину и оттуда громкими криками возвещать появление
новых звезд, подобно тому как на современном корабле дозорные криками
возвещают появление на горизонте паруса, земли или кита. В лице святого
Столпника, того знаменитого христианского отшельника прежних времен, который
построил себе в пустыне высокий каменный столп и провел на его вершине весь
остаток своей жизни, подтягивая себе пищу на канате, в его лице мы имеем
замечательный пример неустрашимого мачтового дозорного, кого ни туманы, ни
морозы, ни дождь, ни град, ни метель не могли заставить спуститься и кто,
мужественно выстояв до последнего, в буквальном смысле слова, умер на своем
посту. В наши дни мачтовые дозорные - это бездушная когорта железных,
каменных и бронзовых людей, которые выстоят не дрогнув в любой свирепый
шторм, но совершенно не способны оповещать криком об увиденных чудесах. Вот,
например, Наполеон, он стоит, скрестив руки, на вершине Вандомской колонны
футах в ста пятидесяти над землей, и ему безразлично теперь, кто правит
внизу на палубе, - Луи-Филипп, или Луи Блан, или Луи-сам-черт. И великий
Вашингтон тоже стоит себе в недосягаемой вышине на верхушке своей
величественной грот-мачты в Балтиморе, и, подобно Геркулесову столпу, его
колонна отмечает предел человеческого величия, который мало кому из смертных
дано превзойти. Также и адмирал Нельсон на топе мачты из пушечного чугуна
стоит дозором на Трафальгар-сквере; и даже когда лондонский дым совершенно
скрывает его из виду, все же есть признаки, говорящие о том, что невидимый
герой остается на своем посту, ибо нет дыма без огня. Но ни великий
Вашингтон, ни Наполеон, ни Нельсон никогда не ответят, если их окликнуть
снизу, как бы отчаянно ни призывали их помочь советом те, кто мечется,
обезумев, по палубе у них под ногами; а ведь духовные очи их, надо думать,
проникают сквозь густую дымку будущего и различают мели и рифы, которые
следует обойти стороной.
море может показаться безосновательной; но что в действительности это вовсе
не так, ясно доказывает нам одно соображение, которым снабдил нас Овид
Мэйси, единственный историограф острова Нантакет. Достойный Овид
рассказывает, что в прежние времена, когда китобойный промысел только
зарождался и корабли еще не пускались в регулярные рейсы в погоне за
добычей, жители острова устанавливали в песке вдоль побережья высокие мачты,
на которые взбирались дозорные, пользуясь для этой цели планками с гвоздями,
вроде того, как куры в курятнике карабкаются кверху на свои насесты. А
несколько лет тому назад к такому же способу прибегли китоловы Новой
Зеландии - дозорные, заметив кита, давали знак ожидавшим у берега вельботам.
Но теперь этот прием устарел, и потому обратимся к единственному настоящему
топу мачты, к топу мачты китобойца в море. С восхода до заката стоят
дозорные на верхушках всех трех мачт; матросы сменяют там друг друга (как и
у штурвала) через каждые два часа. В тропиках в тихую погоду стоять на мачте
чрезвычайно приятно, а для мечтательного, задумчивого человека просто
восхитительно. Стоишь себе, на сто футов возвышаясь над безмолвной палубой,
словно шагая по бездонной пучине на гигантских ходулях мачт, а внизу между
твоих ног проплывают огромные морские чудовища, точно корабли, некогда
проходившие между сапогами славного колосса Родосского. Так стоишь ты,
затерянный в бесконечности океанов, и только волны нарушают великое
спокойствие вокруг. Тихо покачивается дремлющий корабль, дуют сонные
пассаты, все располагает к покою. Во время тропических китобойных плаваний
вас обычно окружает полнейшая, величайшая безмятежность; вы не слышите
никаких новостей; не читаете газет; экстренные выпуски не волнуют вас
попусту сенсационными описаниями заурядных событий; вы не слышите ни о
бедствиях в стране, ни о банкротствах, ни о падении акций; и никогда не
терзает вас забота о том, чем вы сегодня будете обедать, - ибо на три года
вперед ваше пропитание надежно упрятано по бочонкам, и на все это время ваше
меню останется неизменным.
совершаются в водах Южных морей, общее количество часов, проведенных вами на
верхушке мачты, подчас равняется нескольким месяцам. Остается только
пожалеть, что место, где вы проводите такую значительную часть своей жизни,
столь прискорбным образом лишено каких бы то ни было удобств, придающих
уютную, жилую атмосферу или приятную замкнутость кровати, корабельной койке,
похоронным дрогам, будке часового, кафедре проповедника, карете и прочим
тесным и уютным приспособлениям, какими пользуются люди в целях временной
самоизоляции. Здесь вашим насестом обычно оказывается верхушка грот-мачты,
где вы и стоите на двух тонких параллельных брусках (они, кажется, бывают
только на китобойцах), называемых топ-краспицами. А волны швыряют корабль, и
новичку здесь не уютнее, чем на рогах у быка. Правда, в холода вы можете
прихватить с собой наверх свой дом - в виде теплого полушубка, но ведь, по
существу говоря, даже самый теплый полушубок не больше походит на дом, чем
нагое тело; потому что, как душа наша прикреплена внутри своего плотского
вместилища и не может свободно в нем передвигаться, тем более выбраться
наружу, не подвергаясь сильному риску погибнуть (подобно неопытному путнику,
зимой затеявшему перевалить через снежные Альпы), точно так же и полушубок -
это не дом наш, а всего лишь конверт или второй слой кожи, покрывающей нас.
И как невозможно поместить книжную полку или комод в нашем теле, так и из
полушубка вам никогда не сделать уютного кабинета.
китобойца в южных рейсах не снабжен таким маленьким сооруженьицем, вроде
скворешника, называемым "воронье гнездо", какие укрывают дозорных на
китобойцах Гренландской флотилии от суровой непогоды Ледовитого океана.
камелька и озаглавленном "Плавание среди айсбергов в погоне за гренландским
китом с попутной целью вторичного открытия затерянных древнеисландских
поселений в Гренландии", в этом восхитительном повествовании дозорные на
верхушке мачты пользуются детально описанным "вороньим гнездом", тогда лишь
недавно изобретенным и впервые примененным на "Торосе", как назывался
славный корабль капитана Слита. Он так и пишет: "Воронье гнездо Слита",
оказывая честь самому себе как изобретателю и держателю патента и полностью
отвергая дурацкую ложную скромность; видимо, он считал, что если мы даем
наши имена нашим детям (справедливо полагая в данном случае отцов
изобретателями и держателями патентов), точно так же следует нам называть в
нашу собственную честь и всякое другое наше произведение. По виду воронье
гнездо Слита напоминает большую бочку или трубу, сверху оно открыто, но
снабжено передвижным боковым щитком, которым можно заслоняться от ветра во
время шторма. Бочку эту устанавливают на самой верхушке мачты, так что
забираться в нее приходится через узенький люк в днище. С той стороны,
которая обращена к корме, устроено удобное сиденье, и под ним ящик, где
хранятся зонты и теплые вещи. А спереди в стенке имеется что-то вроде
кожаного кармана, куда можно класть трубку, рупор, подзорную трубу и прочие
мореходные принадлежности. Капитан Слит пишет, что сам он, когда ему
случалось стоять дозором в своем вороньем гнезде, всегда брал с собой ружье
Лукьяненко Сергей
Василенко Иван
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Беляев Александр