здания планетария и музея естественной истории. Перед ними стояли
велосипеды. Мне в голову пришла дикая мысль, и я торопливо пересек улицу, но
на всех велосипедах, разумеется, висели замки. В Нью-Йорке замки повсюду,
хотя проку от них никакого.
средство передвижения, сейчас я мог бы оторваться от преследователей.
малолетних велосипедистов. Мальчишки на ходу соскакивали со своих стальных
коней, лихо опускали ногами подпорки, привычными движениями доставали замки.
Я огляделся и понял, что мое время пришло.
Я подошел, взялся за его велосипед и сказал:
садятся на велики и пускаются в погоню, а "кадиллак", дождавшийся, наконец,
зеленого сигнала светофора, медленно выныривает из-за угла.
помчался по Семьдесят восьмой улице.
обретенные навыки не забываются, но правда и то, что, садясь на велосипед
после многолетнего перерыва, вы наверняка будете являть собой страшное
зрелище. Особенно, если тротуар, по которому вы едете, кишит мусорными
баками, молодыми деревцами, пожарными гидрантами и старушками с пекинезами.
удалось. Благодаря свите из вопящих юных велосипедистов и черному
"кадиллаку", который нетерпеливо похрюкивал перед красным светофором на
проспекте Колумба.
цирковой медведь к пещере. Но между мной и возможным укрытием лежала
Западная Сентрал-Парк-авеню -- широкая улица, забитая машинами. Автобусы,
такси, "МГ", "роллс-ройсы", врачи в "линкольнах", студенты в "феррари",
содержанки в "мустангах", туристы в "эдзелах", художники по интерьеру в
"дафах", все они сновали туда-сюда, зная, что у них в запасе ровно
шестьдесят секунд, а потом снова загорится красный светофор. Всем было
известно, что неофициальный мировой рекорд равен семидесяти кварталам на
"зеленой волне", и все стремились побить этот рекорд. Разумеется, никто не
был готов к встрече с чокнутым на велике, который норовил проскочить прямо
перед носом.
чтобы свернуть налево или направо. Остановиться я и подавно не мог: сзади
вопили грозные дети, а "кадиллак" уже наверняка снова увидел зеленый свет.
Оставалось только одно -- зажмуриться. И я зажмурился.
стоп-сигналы! О, эти яростные изумленные вопли! О, этот дивный переполох!
детства рефлекс заставил меня резко дернуть руль, и велик взлетел на тротуар
вместо того, чтобы резко остановиться перед ним и катапультировать меня
через низкое ограждение в парк. Тот же детский рефлекс помог мне повернуть
направо, не завалившись набок. Я помчался по тротуару сквозь толпу гревшихся
на солнышке пешеходов, оставляя за собой сумятицу, смуту, неистовство,
раздавленные соломенные шляпки, лес рук, увенчанных грозящими кулаками.
Казалось, я несся по рядам римлян, пришедших послушать Муссолини.
шла вниз и вправо. Я свернул на нее, продолжая яростно накручивать педали и
пыхтеть, и помчался под уклон.
наслаждаясь ветерком, овевавшим покрытый испариной лоб. Я плыл вниз по
склону, и даже вопли юных преследователей теперь казались мне далекими и не
имевшими никакого значения. Я едва не заулыбался, но потом посмотрел вперед,
увидел, что ждет меня у подножия холма, и бросил эту затею с улыбками.
водоем в Соединенных Штатах. У берегов его плавали пивные банки, картонки
из-под молока, вощеная оберточная бумага, разного рода молочные продукты,
игрушечные самосвалы, огрызки маринованных огурцов, сломанные выкидные ножи,
бутылки из-под муската, бумажные кофейные стаканчики, экземпляры "Плейбоя",
коричневые башмаки и сетки от детских кроваток.
тормозами в годы моего детства. Иными словами, я принялся крутить педали в
обратном направлении. Но времена меняются, и годы моего детства давно
миновали. Теперешние велосипеды -- больше не велосипеды. Я начал вертеть
педали назад, не почувствовал никакого сопротивления и приложил большее
усилие, но велик знай себе набирал ход. Я все быстрее крутил назад, он все
быстрее несся вперед, а там лежал черный пруд, похожий на дополнительный
круг ада, не предусмотренный первоначальным проектом.
Почему же я не останавливаюсь? Я неистово крутил педали назад и так же
неистово мчался вперед.
прикрепленные к рулю рядом с моими пальцами. От рычажков тянулись тонкие
тросики, исчезавшие в трубах велосипедной рамы.
схватился за оба рычажка и надавил на них изо всех сил. Велосипед
остановился. Жаль, что сам я не был оборудован никакими рычагами и мне не
удалось остановиться вместе с велосипедом. Свободной птицей воспарил я в
воздух, на миг завис над грязно-оливковой водой и канул вниз, в радушные
объятия какого-то подозрительно желтого пятна. Я закрыл рот, зажмурил глаза,
сжался, будто зародыш в чреве, и рухнул в воду, после чего камнем пошел ко
дну.
то увидел, что моторизованные части подростков разделились и двинулись
вобъезд пруда, чтобы соединиться у его дальнего края, где находился я. Они
по-прежнему горели желанием захватить меня в плен, хотя я больше не
присваивал себе ничьих велосипедов. Ну разве пристало детворе быть такой
злопамятной?
который раздумывал, не сбежать ли ему трусцой вниз, чтобы задать мне
один-два вопроса. Но мне было недосуг общаться с ним и отбиваться от
батальона взбешенных детишек. Я повернулся и увидел перед собой выщербленную
каменную стену. Прекрасно. Мне вполне по силам взять такое препятствие, а уж
за ним можно не бояться никаких велосипедистов.
меня столь жирная и грязная вода. Ладони, локти и башмаки то и дело
соскальзывали со стены, оставляя на ней зеленые мазки. Тем не менее, в конце
концов я достиг верха ограды, посмотрел налево и увидел за лужайкой дорогу,
которая широким овалом проходит внутри Центрального парка. Там стоял
светофор, а перед ним, в стаде ждущих машин, виднелся желтый огонек
свободного такси.
на сиденье и выдохнул:
затем выглянул из правого окна, посмотрел в ту сторону, откуда я появился, и
спросил:
гонке за право первыми остановиться перед красным светофором. По пути
таксист резонно заметил:
неприятности.
перед третьим повернулся ко мне и с немного странноватой миной сказал: --
Извините, мистер, что говорю вам такое, но от вас исходит ужасный запах.
рванулись вперед. Я сидел в кресле, истекая водой.
ко мне лично, а рассуждал отвлеченно, и я не стал отвечать ему.
Штаб-квартира ГПП располагалась на одном из верхних этажей, поэтому мы с
лифтером провели вместе довольно много времени, кое-как поддерживая беседу.
Когда я вышел из кабины, лифтер принялся обводить ее глазами, словно искал
окно, которое можно было бы распахнуть.
очутился в тесной неряшливой приемной; за столом сидела секретарша, а справа
на скамейке восседали Карен и Герти, читая, соответственно, "Делу время" и
"Потехе час".
распростертыми объятиями, крича: