больше разрыва с традицией - в декартовском понимании природы; именно в тех
понятиях, которые служат базой для картезианской натурфилософии, содержатся
моменты, глубоко чуждые античности и средним векам. А между тем как раз к
этим понятиям обращаются историки философии реже всего - и понятно:
декартовская натурфилософия уже давно была вытеснена ньютонианской, поэтому
она является достоянием истории науки. Но историки науки, как правило, не
очень углублялись в онтологические предпосылки декартовской механики; в
результате рассмотренные нами вопросы оказывались как бы ничейной землей. В
последнее время, однако, по мере того как история науки не удовлетворяется
чисто эмпирически-описательной работой, к этой стороне декартовского учения
привлекается внимание исследователей. Здесь, в частности, необходимо
назвать работы А. Койре, посвященные Декарту, Э. А. Берта, исследовавшего
философские предпосылки науки нового времени, сочинения Г. Ромбаха и
некоторых других.
закона природы. Первый из них, о котором уже шла речь выше, - это закон
инерции. Декарт формулирует его так: "Всякая вещь в частности (поскольку
она проста и неделима) продолжает по возможности пребывать в одном и том же
состоянии и изменяет его не иначе, как от встречи с другими". Согласно
второму закону, всякое природное движение, не встречающее препятствия,
происходит по прямой линии. Третий закон определяет принцип движения
сталкивающихся тел. Он гласит: "Если движущееся тело при встрече с другим
телом обладает для продолжения движения по прямой меньшей силой, чем второе
тело для сопротивления первому, то оно теряет направление, не утрачивая
ничего в своем движении; если же оно имеет большую силу, то движет за собой
встречное тело и теряет в своем движении столько, сколько сообщает второму
телу".
времени, хотя обосновывались и не всегда одинаково; что же касается
третьего, то он не случайно вызвал вокруг себя оживленную полемику и вскоре
был пересмотрен, с одной стороны, Гюйгенсом и Реном, с другой - Лейбницем и
Ньютоном. В основе третьего закона движения лежит убеждение Декарта в
эквивалентности движения и покоя - эквивалентности, на которой держится
принцип инерции и которая поэтому составляет ядро нового понятия движения.
Однако, как справедливо отмечает А. Койре, "эта эквивалентность движения и
покоя привела Декарта к достойной сожаления концепции покоя как
сопротивления (некоторого рода антидвижения) и приписыванию покоящемуся
телу некоторой силы сопротивления (некоторого количества покоя)...".
Декартовы законы удара оказались неверными, что вскоре и было показано
Гюйгенсом.
столкновения (удара) тел выходят на первый план. Причина этого ясна: при
корпускулярной структуре вещества проблема взаимодействия тел по существу
предстает как проблема их непосредственных столкновений. Вот что пишет об
этом Томас Кун: "Так как нейтральные корпускулы могли действовать друг на
друга только посредством контакта, механико-корпускулярная точка зрения на
природу направляла стремление ученых к совершенно новому предмету
исследования - к изменению скорости и направления движения частиц при
столкновении. Декарт поставил проблему и дал ее первое предположительное
решение. Гюйгенс, Рен и Уоллис расширили ее еще больше, частью посредством
экспериментирования, сталкивая качающиеся грузы, но большей частью
посредством использования ранее хорошо известных характеристик движения при
решении новой проблемы. И. Ньютон обобщил их результаты в законах движения.
Равенство действия и противодействия в третьем законе является результатом
изменения количества движения, наблюдающегося при столкновении двух тел".
предположительным. Все три закона, как подчеркивает Декарт, установлены им
априорно, т.е. без обращения к опыту, исключительно исходя из соображений
разума; такой подход Декарт обосновывает ссылкой на то, что закон природы
должен иметь дело с идеальными случаями, с идеально твердыми телами,
которым ничто не оказывает сопротивления и т.д. Разумеется, в опыте этих
условий достигнуть невозможно. Именно за априорность декартова подхода к
вопросу о движении сталкивающихся тел критиковал Декарта впоследствии X.
Гюйгенс.
с фундаментальными принципами физики Аристотеля: во-первых, что покой есть
цель всякого движения в подлунном мире, а тем самым покой и движение - не
равноценные состояния; во-вторых, что простейшее движение является не
прямолинейным, а круговым. Оба эти принципа в физике Аристотеля так же
органически связаны, как и два первых закона природы у Декарта: круговое
движение, согласно Аристотелю, является наиболее совершенным потому, что
оно есть нечто вроде "подвижного покоя", и находящееся в круговом движении
тело как бы не меняет своего места, постоянно возвращаясь к самому себе.
Эти законы природы верны только по отношению к идеальным телам и идеальным
условиям, которых в эмпирическом мире не бывает; поэтому, установив, что
прямолинейное движение является первичным и простым, Декарт тотчас же
заявляет, что реально в природе прямолинейных движений не происходит. Этот
парадокс хорошо знаком нам уже из произведений Галилея, который тоже
неоднократно подчеркивал, что эмпирические явления, как правило,
противоречат законам механики, а не согласуются с ними.
Да потому, что в мире, где нет пустоты, где непрерывная материя заполняет
беспредельное пространство, невозможно ни одной частице сдвинуться со
своего места иначе, как передвинувшись на место другой, которая в свою
очередь становится на место третьей и т.д. "Когда какое-либо тело, - пишет
Декарт, - оставляет свое место другому телу, изгоняющему его, оно вступает
на место третьего тела, а это последнее - на место четвертого, и так вплоть
до последнего, которое в то же мгновение занимает место, покинутое первым
из тел". Такое движение называется у Декарта вихревым по аналогии с
наблюдаемыми воздушными вихрями и водоворотами, представляющими собой тоже
вихревое движение жидкости.
такое выражение, вообще говоря, по отношению к Декарту некорректно, потому
что материя у него, как мы уже знаем, тождественна протяжению. И тем не
менее сам Декарт употребляет выражения "частица материи", "деление частей
материи до бесконечности" и т.д. Это - одно из непреодолимых затруднений, с
которым Декарт справляется не вполне законным путем, допуская, с одной
стороны, беспредельную делимость материи (что тождественно с ее
непрерывностью), а с другой - актуальную поделенность ее на частицы
(корпускулы). Декарт хорошо сознает, что здесь у него не все логически
увязывается, - ведь если материя тождественна протяженности, то корпускулы,
стало быть, представляют собой "кусочки" пространства - но что это значит?
Декарт честно признает, что ему самому здесь не все ясно. "Должно, однако,
признать, - пишет он, - что в этом движении имеется нечто такое, что наша
душа воспринимает как истинное, не будучи, тем не менее, в состоянии его
понять, а именно, деление некоторых частей материи до бесконечности и
притом деление беспредельное, т.е. деление на столько частей, что мы не
можем мысленно определить часть столь малой, чтобы не мыслить ее
разделенной и на еще меньшие части... И хотя мы не можем постичь способ,
каким совершается это беспредельное деление, мы не должны, однако,
сомневаться в том, что оно совершается, ибо мы понимаем, что это деление
необходимо следует из природы материи, отчетливейшим образом нами уже
понятой, и понимаем также, что эта истина принадлежит к числу тех, которые
нашей конечной мыслью обнять нельзя".
возможность быть делимым до бесконечности - это определение пространства
как непрерывного. Когда же речь идет о частичках материи (что уже само по
себе непонятно, потому что это должны быть частички пространства), то, как
бы малы они ни были, они все же должны иметь конечную величину. Только
тогда мы можем говорить об актуально, реально существующих корпускулах. Но
в этом случае нарушается принцип непрерывности пространства! В этом случае
Декарт должен допустить различие между материей и пространством, т.е.
принять атомистическую концепцию материи, против которой он возражает. Вот
почему он вынужден допустить нечто в высшей степени непонятное: частицу
материи, которая в то же время и не есть частица, ибо она должна мыслиться
и конечной, и исчезающе малой величиной, причем в одно и то же время, в
одном и том же отношении. Это - то самое понятие-парадокс, с которым мы
сталкиваемся при рассмотрении метода инфинитезимального исчисления:
бесконечно малая величина есть некий кентавр, предполагающий и выполнение
принципа непрерывности, и одновременно нарушение его. Точно так же, как и
понятие материи у Декарта.
решительной критике Гюйгенсом, с одной стороны, и Лейбницем - с другой: оба
они выступили против отождествления материи с протяженностью и оба
поставили вопрос о том, что необходимо дать иное решение проблемы
континуума и проблемы движения.
с критикой картезианства, в вопросе о необходимости давать механистическое
объяснение всем явлениям природы были последователями Декарта. В этом
отношении нельзя не согласиться с замечанием С. Хемпшира: "Определенная
философия может настолько глубоко пронизывать мышление эпохи, что даже те,
кто явно восстают против объявленных ею доктрин, в действительности, как
это можно видеть впоследствии, сознательно или бессознательно принимают ее
фундаментальные допущения и методы. Картезианство - взятое не как система
определенных доктрин и положений, но как целый словарь и метод аргументации
- господствовало в философском и научном мышлении Европы XVII в. (хотя в
Англии меньше, чем где бы то ни было), подобно тому как аристотелизм,
взятый в том же аспекте, как словарь и метод, господствовал в Европе в
предыдущие века".
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Пехов Алексей
Круз Андрей
Свержин Владимир