есть интеллигибельная материя - когда нечто, расположившись как материя,
одновременно не требует никакого дополнительного ее понимания, а само
является пониманием. Таким свойством у Канта обладают: с одной стороны,
идеи, с другой - пространственно-временные созерцания. Они определены, а
идеей идей является Я как идеал разума.
наследии[E42], в которой он ставит вопрос, является ли опытом то, что мы
мыслим? Иными словами, является ли само мышление опытом или нет? Странный,
казалось бы, вопрос. Или можно спросить так: является ли эмпирическим опытом
мысли тот факт, что я мыслю? Является ли акт мышления эмпирическим опытом
мышления? Нам кажется само собой разумеющимся, что акт мысли есть
эмпирический акт, независимо от того, о чем мысль - об эмпирическом или
идеальном. Сам акт независимо от содержания - теоретическое оно или
эмпирическое - есть, казалось бы, эмпирический акт, есть событие,
выполняемое какими-то существами и переживаемое ими. Кант же говорит - нет.
Его ответ звучит так: сознание, когда я осуществляю какой-нибудь опыт, есть
представление моего существования в той мере, в какой оно определено
эмпирически, то есть во времени. Но сознание само по себе не есть нечто
эмпирическое. Если бы оно было эмпирическим, то то же самое временное
определение снова должно было бы быть представлено как содержащееся во
временных определениях моего состояния. Повторяю: если бы сознание
(мышление) было эмпирическим, определенным сознанием, то мы должны были бы,
в свою очередь, приписывать ему временную характеристику, которая
содержалась бы в его содержании как эмпирически определенном. Следовательно,
мы должны были бы мыслить еще одно время, под которым (а не в котором)
содержались бы другие мыслимые времена. (Кстати, это различие "под - в"
проходит через всю критическую философию Канта.)
мира. Иначе нам нужно было бы мыслить еще одно время, кроме того, которое
определяет формальное условие нашего внутреннего опыта. Следовательно, тогда
существовало бы время, которое протекало бы одновременно и параллельно
данному времени, что, говорит Кант, невозможно. Тем самым сознание, в
котором осуществляется опыт и в котором я мыслю, есть трансцендентальное
сознание, а не опыт. Здесь введена абстракция сознания вне и помимо связи
сознания с органами чувств. Введена инвариантно по отношению к различным
мирам, а различные миры определяются по различию чувственных психофизических
устройств, по различию организации чувственности. Абстракция сознания
вводится инвариантно относительно случайной, той или иной организации нашей
чувственности (или чувственности других существ). Кант вводит ее вообще
независимо от случайности того, что мы наблюдаем акты выполнения сознания на
тех носителях, на которых мы их наблюдаем.
называет расширением души. Кант вводит трансцендентальное сознание как
какую-то волну расширения души - расширения помимо заданной чувственной
организации, поэтому и чувственные продукты в этом поле он будет называть
трансцендентальными продуктами. Пространство и время не есть просто свойства
нашей чувственности - пространство и время как чистые формы созерцания есть
трансцендентальные продукты. Не продукты нашего частного, конечного,
случайного устройства, а продукты, возникающие в нем от удара этой
расширяющей душу волны, которая одновременно захватила низ, то есть нашу
чувственность, и верх, то есть топологию событий знания и понимания. Наверху
- тавтологии, внизу - чистые созерцания. Трансцендентальное сознание и есть
событие, или процесс, расширения души, располагающийся одновременно, одним
шагом и вверху и внизу, захватывающий и связывающий все вещи, но связывающий
их перевернуто. Почему перевернуто? Потому что здесь будет проявляться то,
что Кант называет немыслимостями особого рода, подобными корню квадратному
из минус два. Казалось бы. Кант случайно берет эти примеры, берет их по
логике, которую восстановить нельзя. Но это как раз случай "с толком
сумасшествования" - мы вполне рационально оперируем немыслимостями особого
рода. Вплоть до идей, созерцательный эквивалент которых отсутствует. Идеи
будут мнимыми фокусами, но фокусами расширяющимися, позволяющими (Кант
пользуется оптической аналогией) нам видеть и то, что у нас за спиной.
двустороннюю поверхность. Это изображение имеет отношение к сути дела, и оно
будет помогать моему изложению. Я буду рассматривать сейчас, какие свойства
Кант приписывает тому, что я называл состоянием. И вот те свойства, которые
Кант приписывает состояниям, могут быть описаны, наглядно представлены как
движение точки по некоторой поверхности Мебиуса. В этой же связи Кант
говорил о сфере действия. Он писал в "Пролегоменах", что все проходит через
круг, потому что все должно проходить постоянно через одни и те же точки.
Поэтому метафора, которой я пользуюсь, заложена в самом кантовском тексте.
поверхность, на которой все сознательные явления движутся и представлены в
качестве состояний. И эта поверхность будет поверхностью некоторой сферы.
Что там внутри сферы - об этом мы пока говорить не будем. Пока мы говорим о
сфере действия того, что Кант назвал монадами, или индивидуальными точками,
которые нельзя представлять наглядно в виде маленьких тел. Свойства их мы
представим в виде свойств движения некоторой точки или в качестве
пространства реализации и выполнения процессов, знаний и представлений как
событий. Напомню, что в слове "событие" заложена, имплицирована
феноменологическая абстракция, или феноменологический сдвиг, который
позволяет нам, кроме содержания сознательных явлений, видеть их еще каким-то
образом, прежде всего со стороны существования. Одно дело - содержание, а
другое - оно же как существующее, оно же как событие. Или как процесс в
пространстве выполнения и реализации мыслительных актов. Это пространство и
есть пространство объективации. Следовательно, М-поверхность описывает
своими свойствами движения, или акты, объективации - такие мыслительные, или
сознательные, содержания, которые мы можем отделить от субъекта и
объективировать как происходящие в мире независимо от психики и
субъективности субъекта. Как ни покажется это странным, но Кант, которому
приписывается сведение всего к субъективности, сведение субъекта к заранее
заданным рамкам субъективности, в действительности был занят прямо обратной
проблемой. Каково то пространство, какова сфера действия, в которой мы можем
говорить о чем-то как происходящем в мире? Ибо это что-то, о чем мы говорим
как о происходящем в мире, всегда есть содержание нашего сознания. На каких
правах и основаниях мы говорим о каких-то содержаниях, что они есть картина,
или образ, или представление происходящего в мире, происходящего объективно?
существует некая точка или акт замыкания поверхности - в этой точке и в этом
акте замыкания поверхности (на которой происходит некоторое движение, на
которой мы представляем происходящее) совершается акт замыкания расширения.
Это связано с кантовской темой расширения души. Сформулирую кратно свой
тезис: вместе с актом, каким мы определяемся в мире, определяется и мир; мы
определились и установились в мире, но вместе с этим актом нашего
установления в мире устанавливается или доопределяется и мир. Акт, каким мы
определяемся в мире, эстезисен, и определенность мира эстезисна, или
расширительна. Эта определенность не дается чувственностью, не дается
понятием. Если внимательно следить за тем, как внутренние темы
разворачиваются и варьируются в мышлении Канта, то мы увидим, что само это
мелькание слов "определенность", "полнота" говорит о следующем: что
кантовская проблема в действительности начинается с понимания того, что мир
по понятию не определен и что никакие понятия как таковые не дают полного
описания. Понятия как некоторые аналитические содержания, которые можно было
бы эксплицировать, которые фиксируют в себе некоторые идеальные
внепространственные и вневременные сущности, - они не описывают мир так,
чтобы в этом описании он был определившимся или полно описанным. Уже в
понятии физических сил Кант наталкивается на простую вещь. Оказывается, что
рассмотрение физических сил, действующих в Солнечной системе, обладает одним
недостатком: содержание этих понятий недостаточно полно для того, чтобы
описываемые процессы имели определенность. Иначе говоря, имеющихся
физических сил - при условии громадных космических расстояний и пустот между
агентами - недостаточно, невозможно ими объяснить факт совместного действия
этих агентов. Например, факт общего движения планет по каким-то идеальным
геометрическим траекториям и фигурам не может быть полностью дан той
совокупностью понятий, которые фиксируются в физических законах.
пространстве. Это тема левого и правого, или, в широком смысле, асимметрии.
Есть понятие руки, но, имея это понятие определенной фигуры, никоим образом
нельзя определить и полностью описать событие "рука в мире". Рука всегда или
правая, или левая. Понятийное же описание руки, или события "рука в мире",
строится экспликацией внешних отношений, и такое понятие опишет правую руку
так же, как оно опишет левую. Факт различия правого и левого, который дается
нам чувственностью, невыводим из этого понятия. Последнее не задает
полностью содержания события, и нам нужно каждый раз что-то откуда-то
добавлять, и это добавляемое не черпается из самого понятия. Нельзя наложить
правую руку на левую. То же самое относится к отражению право-левых фигур в
зеркалах, где они меняются местами. К тому же понятия как языковые формы,
содержащие в себе идеальные внепространственные и вневременные сущности,
обладают одним интересным свойством, на которое Кант обращал специальное
внимание. Эта проблема подспудно проявляется у Канта в тех местах, где у
него выскакивают термины "единичность", "индивид", где он говорит о различии
между этой окружностью и окружностью вообще. Скажем, термин "эта окружность"
всегда применяется к нарисованной окружности, той окружности, ною. рая дана
фигурным синтезом. Хотя во этой, то есть по единичной окружности в
действительности мы мыслим не о ней, а о понятии окружности. Но тогда
возникает вопрос - зачем нужна эта окружность, для чего мы должны ее
рисовать? Окружностей много, но понятие окружности одно. Кант акцентирует
именно эту несчетность понятий. Понятие "пять" одно, хотя оно во множестве
голов. Более того, понятия окружности или пяти имеют какое-то ноуменальное
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Курылев Олег