пота. Крики были уже далеко, еле слышны.
Кусты и лианы соткали тут плотный ковер, не пропускавший солнца. Под ним
оставалось пространство примерно с фут высотой, правда повсюду проткнутое
торчащими ростками. Можно туда заползти, в самую глубь, на пять ярдов от
края, запрятаться. Вряд ли какому-нибудь дикарю придет в голову ложиться на
землю и тебя высматривать; да то ты будешь во тьме. Ну, а в случае чего,
если он тебя даже увидит - можно броситься на него, прорвать их строй,
сбить, сделать петлю и остаться сзади.
Забрался в середину, залег и прислушался.
позади, снова стал ближе. Вообще-то ведь огонь обгоняет бегущую лошадь? В
пятидесяти ярдах от него землю забрызгали солнечные пятна. И вдруг у него на
глазах каждое пятнышко подмигнуло. Это было так похоже на порханье
злосчастного занавеса, что сперва он решил - показалось. Но вот они замигали
все чаще, померкли и стерлись, и он увидел, что дым тяжко пролег между
солнцем и островом.
тело, так, может, это будут Эрикисэм, и они притворятся, что ничего не
заметили, они промолчат. Он лег на темно-шоколадную землю щекой, облизал
сухие губы, закрыл глаза. Под чащобой легонько дрожала земля; а может, это
был звук, тихий, неразличимый за темным гулом пламени и царапающими
взвизгами улюлюканья.
Они уже близко. Сердце ухало и обрывалось. Спрятаться, прорваться, залезть
на дерево? Что делать? Выбрать, выбрать - потом не исправишь.
Идиоты! Вот идиоты несчастные! Фруктовые деревья сгорят - а что они завтра
есть будут?
они ему сделают? Изобьют? Подумаешь? Убьют? Палка, заостренная с обоих
концов...
дикарь быстро шел из зеленых зарослей к его укрытию, дикарь с копьем. Ральф
впился ногтями в землю. Что ж. Приготовиться.
заострена с обоих концов.
крикнуть. Приготовиться.
ничего не видно. Только не крикнуть.
метнулось в лес. Вопили птицы, пищали мыши, кто-то крошечный прыгнул к нему
под ковер, затаился. Вот дикарь совсем близко, в пяти ярдах стоит. И опять
закричал. Ральф подтянул ноги, приподнялся, готовый к прыжку. У него в руках
был кол, заостренный с обоих концов кол, этот кол дрожал и метался, стал
короче, длиннее, короче, длиннее, тяжелее, легче опять.
у зарослей, а сзади по лесу метались огни. Вот колено вмялось в землю.
Теперь второе. Обе руки. Копье.
только не тут, в середине. В середине - плотный ком темноты. Дикарь весь
сморщился, расшифровывая темноту.
распрямились, он кричал и кричал, он не мог перестать. Он метнулся вперед, в
чащобу, вылетел на прогалину, он кричал, он рычал, а кровь капала. Он ударил
колом, дикарь покатился; но на него уже неслись другие, орали. Он увернулся
от летящего копья, дальше побежал уже молча. Вдруг мелькающие впереди
огоньки слились, рев леса стал громом, и куст на его пути рассыпался
огромным веером пламени. Ральф бросился вправо, сердце выпрыгивало, он
мчался, огонь накатывал, как прибой. За ним летело улюлюканье, коротенькие,
тонкие выкрики: видят, видят. Справа вырос кто-то темный, остался сзади. Все
бежали, голосили как бешеные. Вломились в подлесок, а слева гремел горячий
огненный гром. Ральф забыл раны, голод, жажду, он весь обратился в страх.
Страх на летящих ногах мчался лесом к открытому берегу. Перед глазами
прыгали точки, делались красными кольцами, расползались, стирались. Ноги,
чужие ноги под ним устали, а бешеный крик стегал, надвигался зубчатой
кромкой беды, совсем накрывал.
взорвался в огне, огонь хлопал за правым плечом, впереди блеснула вода. И он
упал, он кубарем покатился на горячий песок, он заслонялся руками и старался
вытолкнуть из горла крик о пощаде.
поднял глаза и увидел огромную фуражку. У фуражки был белый верх, а над
зеленым козырьком были корона, якорь, золотые листы. Он увидел белый тик,
эполеты, револьвер, золотые пуговицы на мундире.
Ральфа. За ним, на берегу был катер, его вытащили из воды и держали за нос
двое матросов. В катере стоял еще матрос и держал автомат.
револьвера.
тихо-тихо стояли мальчики с острыми палками в руках, перемазанные цветной
глиной.
Подпрыгнув, как акробат, пламя выбросило отдельный язык и слизнуло верхушки
пальм на площадке. Небо было черное.
подстричь, утереть ему нос, смазать как следует ссадины.
Он тихонько присвистнул.
как у маленьких дикарей, животами. Один подошел к офицеру вплотную, поднял
глаза.
свою магическую формулу, но она затерялась там без следа.
мальчишек:
очками, болтавшимися на поясе, шагнул вперед, но тут же передумал и замер.
казалось бы, английские мальчики - вы ведь все англичане, не так ли? - могли
выглядеть и попристойней...
берег опутан теми странными чарами первого дня. Но остров сгорел, как труха.
Саймон умер, а Джек... Из глаз у Ральфа брызнули слезы, его трясло от
рыданий. Он не стал им противиться; впервые с тех пор, как оказался на этом
острове, он дал себе волю, спазмы горя, отчаянные, неудержимые, казалось,
сейчас вывернут его наизнанку. Голос поднялся под черным дымом, застлавшим
гибнущий остров. Заразившись от него, другие дети тоже зашлись от плача. И,
стоя среди них, грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над
прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как
переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша.
овладеть собой, и ждал, отдыхая взглядом на четком силуэте крейсера в
отдаленье.