Чтение 39–й страницы книги ~Дитя эпохи~

него даже пенсне свалилось.

- Как вы смеете! - закричал старичок. - Это святыня!

- Сгинь, папаша! - сказал Вадик. - Искусство принадлежит народу.

Старичок кинул в рот валидол и отошел, пошатываясь.

- Расскажите про Дантеса, - попросила экскурсовода жена Вадика. С
Пушкиным ей все уже было ясно.

- У этой могилы я не могу о нем рассказывать, - тихо сказал юноша. Он
повернулся и пошел к автобусу. Все молча пошли за ним.

На обратном пути до Пскова экскурсовод отвечал на вопросы. Вопросов
было много. Всех интересовали житейские подробности. Сколько у Пушкина
было детей, где они жили и какое народили потомство. Будто Пушкин был
основателем племени, а не великим поэтом.

Никто не попросил юношу просто почитать стихи. Вероятно, стихи были
всем известны из школьной программы.

Перед самым Псковом юноша поднял на нас грустные глаза и медленно
прочитал четыре строчки:

Веленью Божьему, о Муза, будь послушна!

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца...

Опера

Меня вызвали к начальству и сказали, что нужно выступить в парке
культуры. Там в воскресенье праздник молодежи. И ее нужно развлекать,
чтобы она зря не убивала время. Нужно рассказать молодежи о научных исс-
ледованиях в области физики.

В воскресенье я приехал ко входу в парк и нашел ответственного за ме-
роприятие. Он нервно прогуливался у билетных касс со списком в руках. Я
представился, и ответственный поставил галочку рядом с моей фамилией. В
списке было человек семь. Поэт, композитор, несколько певцов, футбольный
комментатор и я. Как я понял, предстоял маленький концерт широкого про-
филя.

Подошел композитор с певцами. Певцов было двое, мужчина и женщина.
Оба солидной комплекции. На двоих у них имелось штук шесть подбородков,
расположенных друг под другом круглыми складочками. Говорят, это улучша-
ет голос.

- А где Мулин? - спросил ответственный.

- Кто его знает? - сказал композитор. - Этот Мулин у меня в печенках
сидит. Может, еще и явится.

Мы немного подождали Мулина, а потом нас посадили в микроавтобус и
повезли к открытой эстраде. Эстрада располагалась рядом с пляжем. На
скамейках сидела и лежала обнаженная молодежь. То есть не совсем обна-
женная, конечно. Молодежь недвусмысленно загорала. Рядом сидели старуш-
ки. Они были одеты нормально.

Мы зашли в комнату сзади эстрады и стали готовиться.

- Вы пойдете первым, - сказал мне ответственный. - Постарайтесь, что-
бы аудитория не разбежалась.

И он вытолкнул меня к микрофону.

Я распинался минут пятнадцать. Молодежь не шевелилась, старушки тоже.
Не знаю, замечали ли они мое присутствие. Я рассказал им про лазер и
другие штучки. Мне рассеянно поаплодировали, и я ушел обратно в комнат-
ку.

Там напряженно ждали Мулина. Ответственный объявил поэта, и тот при-
нялся что-то выть в микрофон. Композитор курил и сжимал пальцами виски.

- А зачем вам Мулин? - поинтересовался я из вежливости.

Композитор взглянул на меня, видимо, в первый раз замечая. Потом по
его лицу пробежала какая-то мысль. Быстро так пробежала, как мышка.

- Леша, - сказал он певцу. - Этот подлец не придет, все уже ясно. На-
ряжай молодого человека.

- Понял, - проговорил певец и раскрыл маленький чемодан.

- Вы будете вместо Мулина, - сказал композитор, глядя мне в глаза,
как гипнотизер. И он тут же в двух словах объяснил мне задачу. Предстоя-
ло сыграть сцену из оперы. Это была детективная опера, которую компози-
тор сам сочинил. Певец Леша и его партнерша поют сцену расставания. Пе-
вец изображает уголовного типа, а певица его мать. Тут входит милиционер
и говорит: "Встаньте!" Дальше они еще немного поют, а потом милиционер
говорит: "Следуйте за мной!" То есть не говорит, а поет. В опере всегда
поют.

Партию милиционера пел отсутствующий Мулин. Значит, теперь должен был
петь я. Мне даже интересно стало, что из этого выйдет.

- Следите за мной, - сказал композитор. - Я дам знак и вы споете:
"Следуйте за мной!"

- На какой мотив? - спросил я.

- Все равно! - махнул рукой композитор. - Тут уже не до мотива.

- Меня публика узнает, - сказал я. - Я им лекцию о физике читал, а
тут вдруг пою...

- Леша, прилепи ему усы, - сказал композитор.

Пока мне прилепляли усы и напяливали фуражку, поэт и футбольный ком-
ментатор уже закончили. Я взглянул в дырку на аудиторию и увидел, что
она переполнена. Это комментатор постарался. Ответственный вышел и
объявил сцену из оперы. Публика потихоньку стала расползаться.

Композитор сел за фортепиано и заиграл. Леша с партнершей запели.
Текст Леши был совершенно уголовный. Певица его задушевно увещевала. Я
должен был вступить после слов: "Нужно было расколоться, но нет, не мо-
гу".

Они попели минут десять, и Леша красиво исполнил:

- Нужно бы расколоться, но нет, не могу...

Я выпрыгнул на сцену, как чертик из коробочки. Есть такая детская иг-
рушка на пружинке. Публика насторожилась, увидев милицейскую фуражку. Я
раскрыл рот как только мог, чтобы пропеть свое слово, и тут у меня отва-
лились усы.

- Я же тебе говорил, что он все врал про физику! - закричал в первом
ряду какой-то голый молодой человек. - Он артист!

Я поспешно поднял свои усы и приложил их обратно к губе под носом.
Придерживая усы одной рукой, я рявкнул голосом Шаляпина:

- Встаньте!

Старушки в аудитории поспешно вскочили на ноги.

- Да я не вам! - сказал я, обращаясь к старушкам. Они продолжали сто-
ять, как заколдованные.

Певец Леша встал и посмотрел на меня исподлобья.

- Двинь ты ему и чеши! - посоветовал певцу тот же парень.

Певец пошел на меня, как медведь. Не знаю, может быть, так и полага-
лось по либретто. Но мне это не понравилось. Я отступил на шаг и провел
рукой по бедру.

- У меня пистолет, - пропел я. - Он заряжен.

- Врет! - убежденно выкрикнул парень.

Композитор от расстерянности продолжал наяривать на фортепиано. Ста-
рушки скорбно молчали. Я ужасно разозлился, что мне этот тип не верит,
вытянул указательный палец в виде пистолета и громко пропел:

- Кыхх!

Леша, видимо, был настоящим актером. Он жил по законам сцены. Поэтому
он без звука рухнул на пол. А я совсем вошел в азарт.

- Ну, кого еще? - заорал я и повернулся к композитору. Тот прекратил
играть и поднял руки вверх. Все старушки тоже подняли руки вверх. Голая
молодежь была в восторге.

- Следуйте за мной! - победоносно закончил я, повернулся и ушел.

За мной последовали композитор и певица. Леша продолжал с минуту ле-
жать для убедительности, а потом встал, раскланялся и тоже ушел. Старуш-
ки, крестясь, принялись покидать аудиторию.

Бедный Мулин, вероятно, кусал себе локти, когда услышал об этом моем
триумфе. А композитор сказал, что я рожден для оперной сцены.

Вода

Раздался звонок, и я открыл дверь. На пороге стоял мужчина в шлеме
мотоциклиста. Он вызывающе посмотрел на меня и сказал:

- Я ваш сосед снизу.

- Очень приятно, - сказал я.

- А мне не очень приятно, потому что у меня течет.

- Что именно у вас течет? - предельно вежливо осведомился я.

- Вода. С потолка. Я приехал, а она течет. Вот пойдемте, посмотрим.

Я охотно согласился, хотя при желании мог представить себе, как она
течет.

Мы спустились на восьмой этаж. По лестничной площадке прохаживался
какой-то тип в пижаме и шлепанцах.

- Акт будем составлять или как? - спросил он мотоциклиста.

- А что такое?

- Вчера молотком стучал, а сегодня протечка. На мотоцикле разъезжа-
ешь, а у меня два часа течет. Долото куда-то запропастилось, а то дверь
тебе надо было сломать, вот что!

- Значит, и у вас течет? - обрадовался мотоциклист. Я тут ни при чем.
Это все девятый этаж! Посмотрим сначала у меня, а потом к вам.

Потолок у мотоциклиста был красивый, как акварель. Он плакал крупны-
ми, увесистыми слезами.

- Побелка пятнадцать рублей, мытье полов - пять, - резюмировал
Седьмой этаж.

Я мысленно умножил на два, и мы спустились ниже. В квартире на
седьмом этаже шла оживленная полемика, в которой участвовали хозяйка с
шестого этажа и жена типа в шлепанцах.

- Вот он! - сказали Седьмой и Восьмой, вводя меня в квартиру, как
арестанта.

- Господи! Что за люди! В такой момент! - сказал Шестой этаж. - У нас
же дит[cedilla] купают! Оно же простудиться может!