чтобы все сущее отказалось от меня. Разве не знаешь: когда прорывают ход,
землю роют, роют и отбрасывают подальше.
sommes pas au monde"150. А теперь заостри осторожно эту мысль.
все с нуля?
трансильванец, о похититель женщин, попавших в затруднительное положение, о
сын трех матерей, умевших разговаривать с духами.
Какая пошлость, боже мой. Вы, разбойники, посягнувшие на вечность, воронка,
засасывающая небеса, сторожевые псы господа бога, нефевибаты. Хорошо еще,
нашелся образованный человек и может вас всех назвать своими именами.
Космические скоты.
Доказательство того, что ты начинаешь понимать, и неплохо.
господь бог. Моя алхимия не такая хитроумная, как ваша, меня интересует
только философский камень. Крошечный окопчик рядом с твоими воронками,
унитазами и онтологическими изъятиями.
находишь? Это не разговор друзей, а состязание снобов. Рональд, например,
испытывает перед ними ужас. И Этьен тоже не выходит за пределы солнечного
спектра. А с тобой -- полный порядок.
в тебе было хоть что-нибудь человеческое. Подозреваю, Лусиа говорила тебе то
же самое, и не раз.
научились люди играть этим словом -- человеческое. Но почему, в таком
случае. Мага не осталась с тобой, у тебя из всех пор лезет человеческое.
жизнь...
тобой. Равно как и Поле, и мне, и всем остальным. Прости за откровенность.
неправду? Нельзя жить рядом с человеком, манипулирующим тенями, с
дрессировщиком падших женщин. Нельзя терпеть человека, который может целый
день убить, рисуя радужными нефтяными разводами на водах Сены. Да, мои замки
и ключи -- из воздуха, да, я пишу в воздухе дымом. И предвосхищаю слова,
которые рвутся у тебя с языка: нет ничего более эфемерного и смертоносного,
чем это, просачивающееся отовсюду, что мы, сами того не зная, вдыхаем вместе
со словами, или с любовью, или с дружбой. Близко то время, когда меня
оставят одного, совсем одного. Признай все-таки, что я никому не
навязываюсь. Давай хлестни меня без стеснения, сын Боснии. В следующий раз,
встретив на улице, ты меня не узнаешь.
это нравится.
залежавшийся: список дежурных аптек, обслуживающих население с восьми утра
понедельника до восьми утра вторника.
Кордова, 386 (32-8845), Эсмеральда, 599 (31-1750), Сармьенто, 581 (32-2021).
англичанами. Кордова -- многомудрая. Эсмеральда -- цыганка, повешенная за
любовь к ней одного архидьякона. Сармьенто -- нет отбою от клиента. Второй
куплет: Реконкиста -- улица ливанских ресторанчиков. Кордова -- потрясающие
ореховые пряники. Эсмеральда -- река в Колумбии. Сармьенто151 -- то, чего в
школе всегда хватает. Третий куплет: Реконкиста -- аптека, Эсмеральда -- еще
одна аптека, Сармьенто -- тоже аптека. Четвертый куплет...
собираешься прийти к своему знаменитому отречению.
глядеть в глаза друзьям уже не способен.
заболел ребенок, они не смогут достать террамицина.
Я ухожу, а ты делай что хочешь. Ты не у себя дома, но поскольку ничто не
реально и поскольку следует начинать с nihil152: и так далее и тому
подобное... Распоряжайся на свой лад всеми этими иллюзиями. А я пойду куплю
бутылку водки.
Кангальо, 1501. Пуэйрредон, 53.
души ты понимаешь, что мне нечего сказать ни тебе, ни кому бы то ни было.
Оливейра. -- Боится, как бы я не сжег кровать или не порезал простыни.
Бедный Осип". Но прошла минута, и шаги затопали вниз.
Роман Переса Гальдоса, счет из аптеки. Ну просто ночь аптек. Бумажки,
исчерченные карандашом. Мага унесла все, остался только прежний запах, обои
на стенах, кровать с полосатым матрацем. Роман Гальдоса, надо же додуматься
до такого. Обычно были книжонки Вики Баума или Роже Мартен дю Гара, от них
иногда -- необъяснимый скачок к Тристану Л'Эр-миту, и тогда целыми часами по
любому поводу повторялись строки "les reves de 1'eau qui songe"153, а не то
-- рассказики Швиттерса, своего рода выкуп, епитимья на изысканное и
таинственное, а потом вдруг хваталась за Дос Пассоса и пять дней подряд
взахлеб глотала страницу за страницей печатную продукцию.
32
на свои ножки. А я как будто держу зеркало, а сама думаю и верю, что это --
ты. Нет, все-таки не верю и пишу тебе потому, что ты не умеешь читать. А
если б умел, я бы не писала тебе или написала бы что-нибудь важное. Пришлось
бы как-нибудь написать тебе, наверное, чтобы ты вел себя хорошо или чтобы не
раскрывался ночью. Просто не верится, что когда-нибудь, Рокамадур... Вот
сейчас я пишу тебе только в зеркале, а все время приходится вытирать палец,
он мокрый от слез. Почему, Рокамадур? Я не грустная, просто твоя мама,
Рокамадур, безалаберная, у нее убежал борщ, который она варила для Орасио;
ты знаешь, кто такой Орасио, Рокамадур, это тот сеньор, который в
воскресенье принес тебе плюшевого зайчика и который очень скучал, потому что
мы с тобой все время разговаривали, вот он и хотел уйти от нас в город, и
тогда ты разревелся, а он показал тебе, как заяц шевелит ушами; он был такой
красивый в эту минуту, Орасио был красивый, когда-нибудь ты поймешь,
Рокамадур.
свекле, Рокамадур, если бы ты видел, до чего смешно, кругом свекла и
сметана, весь пол в свекле. Ничего, к приходу Орасио я все уберу, только
сперва напишу тебе, плакать -- такая глупость, кастрюли остывают,
выстроились на подоконнике в рядок, как нимбы святых, и не слышно даже
девушку с верхнего этажа, которая день-деньской поет "Les amants du Havre".
Будем как-нибудь одни, я спою тебе, послушаешь. "Puisque la terre est ronde,
mon amour fen fais pas, mon amour, t'en fais pas..." Орасио насвистывает ее
по вечерам, когда пишет или рисует. И тебе бы она понравилась, Рокамадур.
Тебе бы понравилась. Орасио злится, если я начинаю говорить, как у них в
Аргентине, как Перико, в Уругвае-то говорят не так, как в Аргентине. А
Перико -- это тот сеньор, который в прошлый раз не принес тебе ничего, но
зато все время говорил о детях и как их кормить. Он знает уйму всякой
всячины, и ты когда-нибудь станешь его уважать, Рокамадур, и будешь глупым,
если станешь уважать. Если станешь, если станешь его уважать, Рокамадур.
такой веселенький, такой плакса, такой крикун и такой писун. Она говорит,
что все хорошо, что ты очаровательный ребенок, но говорит, а сама прячет
руки в карманы передника, как это делают некоторые коварные животные,
Рокамадур, и мне страшно. Я сказала об этом Орасио, и он ужасно смеялся, но
он просто не понимает, что я чувствую, пускай не бывает коварных животных,
которые прячут руки, все равно я чувствую, не знаю, что я чувствую, не могу
объяснить. Рокамадур, если бы я могла по твоим глазенкам прочитать, что
происходит с тобой эти две недели, минутка за минуткой. Кажется, я все-таки
буду искать другую nourrice154, хотя Орасио злится и говорит, но тебе
неинтересно, что он говорит про меня. Другую nourrice, которая бы говорила
поменьше, пускай даже твердит, что ты плохой, или что ночью не спвшь, а
плачешь, или что плохо кушаешь, пускай, когда мне такое говорят, я чувствую: