- ведь в бою тебя могут ранить в живот, а когда желудок полон, такие ра-
нения опаснее, чем когда он пуст.
но, да иначе и быть не может. Здесь, на грани смерти, жизнь ужасающе
прямолинейна; она сводится к самому необходимому, и все остальное спит
глухим сном; вот эта-то примитивность и спасает нас. Если бы мы были бо-
лее сложными существами, мы давно бы уже сошли с ума, дезертировали или
же были бы убиты. Мы словно альпинисты на снежных вершинах, - все функ-
ции организма должны служить только сохранению жизни и в силу необходи-
мости они подчинены этой задаче. Все остальное отметается, так как оно
привело бы к ненужной трате сил. Для нас это единственный путь к спасе-
нию, и в часы затишья, когда загадочные отсветы былого показывают мне,
как в тусклом зеркале, отделившиеся от меня контуры моего нынешнего бы-
тия, я нередко кажусь самому себе чужим и удивляюсь тому, что не имеющая
названия деятельная сила, которую условно называют жизнью, сумела прис-
пособиться даже к этим формам. Все другие ее проявления находятся в сос-
тоянии зимней спячки, жизнь сосредоточилась на том, чтобы не прокарау-
лить угрожающую ей отовсюду смерть; наша жизнь превратила нас в мыслящих
животных, чтобы вооружить нас инстинктом. Она притупила все наше сущест-
во, чтобы нас не сломили кошмары, которые навалились бы на нас, если б
мы мыслили ясно и сознательно; она пробудила в нас чувство товарищества,
чтобы вызволить нас из бездны одиночества. Она дала нам равнодушие дика-
рей, чтобы мы могли наперекор всему наслаждаться каждой светлой минутой
и сберегать ее про запас как средство защиты от натиска мертвящей пусто-
ты. Наш суровый быт замкнут в самом себе, он протекает где-то на самой
поверхности жизни, и лишь изредка какое-нибудь событие роняет в него
искры. И тогда из глубины внезапно прорывается пламя неизбывной, ужасаю-
щей тоски.
все же чем-то искусственным, что это не просто спокойствие, а судорожное
усилие быть спокойным. Внешние формы нашего бытия мало чем отличаются от
образа жизни бушменов, но если бушмены могут жить так всю жизнь, потому
что сама природа создала их такими, а напряжение духовных сил может при-
вести только к тому, что они станут более развитыми существами, то у нас
дело обстоит как раз наоборот: мы напрягаем свои внутренние силы не для
того, чтобы совершенствоваться, а для того, чтобы спуститься на нес-
колько ступеней ниже. Для них это состояние естественно, и им легко быть
такими, мы же достигаем этого искусственно, ценой неимоверных усилий.
Иной раз ночью, во сне, случается, что на нас нахлынут видения, и мы
просыпаемся, все еще под властью их очарования, и с ужасом ощущаем, как
непрочен тот порог, как призрачна та граница, что отделяет нас от мрака.
Мы - маленькие язычки пламени, едва защищенные шаткими стенами от бури
уничтожения и безумия, трепещущие под ее порывами и каждую минуту гото-
вые угаснуть навсегда. Приглушенный шум боя смыкается тогда вокруг нас
неумолимым кольцом, и, сжавшись в комочек, уйдя в себя, мы смотрим широ-
ко раскрытыми глазами в ночной мрак. Только дыхание спящих товарищей
немного успокаивает нас, и мы начинаем ждать утра.
эту непрочную опору, и с годами она быстро разрушается. Я замечаю, что и
вокруг меня она тоже вот-вот готова обрушиться.
губила цветущая вишня, которую он однажды увидел в саду. Мы как раз
возвращались с передовых на новые квартиры. Дело было на рассвете, и эта
вишня неожиданно встала перед нами на повороте дороги возле самых бара-
ков. Листьев на ней не было, она была вся в белой кипени цветов.
руке несколько веток с вишневым цветом. Мы стали подтрунивать над ним и
спросили, уж не приглянулась ли ему какая-нибудь невеста и не собирается
ли он на смотрины. Он ничего не ответил и лег на постель. Ночью я услы-
шал, как он копошится, и мне показалось, что он увязывает свой мешок.
Почувствовав, что дело неладно, я подошел к нему. Он сделал вид, будто
ничего не случилось, а я сказал ему:
ринг и, помолчав с минуту, добавил: - Дома у меня большой сад с вишнями.
Как зацветут, так сверху, с сеновала, кажется, будто простыню расстели-
ли, - все бело. Сейчас им как раз самая пора.
дируют домой, - ведь у тебя большое хозяйство.
крестьян что-нибудь заденет за живое, на лице у них появляется какое-то
странное выражение, не то как у коровы, не то как у тоскующего бога,
что-то дурацкое, но в то же время волнующее. Чтобы отвлечь Детеринга от
его мыслей, я прошу у него кусок хлеба. Он не колеблясь дает мне его.
Это подозрительно, так как вообще-то он скуповат. Поэтому я не ложусь
спать. Ночь проходит спокойно, утром он ведет себя как обычно.
щее утро его нет на месте. Я вижу это, но ничего не говорю, чтобы дать
ему выгадать время; может быть, он проскочит. Известно немало случаев,
когда людям удавалось бежать в Голландию.
его задержали полевые жандармы, эта армейская полиция, которую все так
единодушно презирают. Он держал путь в Германию (это был, конечно, самый
безнадежный вариант), и, как и следовало ожидать, он вообще действовал
очень глупо. Из этого совершенно ясно вытекало, что его побег был совер-
шен необдуманно и сгоряча, под влиянием острого приступа тоски по дому.
Но что смыслят в таких вещах армейские юристы, сидящие в ста километрах
от линии фронта? С тех пор мы о Детеринге больше ничего не слыхали.
характер, - они напоминают взрыв перегретого парового котла. Тут надо
рассказать о том, при каких обстоятельствах погиб Бергер.
эластичным, так что, по сути дела, мы уже не ведем настоящей позиционной
войны. Атаки сменяются контратаками, как волны прилива и отлива, а после
этого линия окопов становится рваной и начинается ожесточенная борьба за
каждую воронку. Передний край прорван, повсюду засели отдельные группы,
там и сям остались огневые точки в воронках, из которых и ведется бой.
наш фланг и оказываются у нас за спиной. Мы окружены. Оторваться от зем-
ли нам трудно, туман и дым то и дело застилают нас, никто не понял бы,
что мы хотим сдаться, да, может быть, мы вовсе и не собираемся сда-
ваться, - в такие минуты и сам не знаешь, что ты сейчас сделаешь. Мы
слышим приближающиеся разрывы ручных гранат. Наш пулемет прочесывает ши-
рокий сектор перед нами. Вода в кожухах испаряется, мы поспешно передаем
по цепи жестянки из-под лент, каждый мочится в них, - теперь у нас снова
есть влага, и мы можем продолжать огонь. Но грохот у нас за спиной слы-
шится все ближе и ближе. Еще несколько минут, и мы пропали.
кой дистанции, из соседней воронки. Его притащил Бергер. Теперь сзади
нас начинается контратака, мы вырываемся из кольца, отходим назад и сое-
диняемся с нашими. Вскоре мы сидим в довольно надежном укрытии. Один из
ползавших к полевой кухне подносчиков пищи рассказывает, что в нес-
кольких сотнях шагов отсюда лежит подстреленная связная собака.
вынести собаку из-под огня или пристрелить ее. Еще полгода тому назад
это ему и в голову бы не пришло, он не стал бы делать глупостей. Мы пы-
таемся удержать его. Но когда он и вправду уходит, мы только говорим: "С
ума сошел!" - и отступаемся от него. Если уж не удалось сразу же сбить
человека с ног и крепко взять его за руки, то такой припадок фронтовой
истерии становится опасным. А рост у Бергера метр восемьдесят, и он са-
мый сильный у нас в роте.
но дело тут в том, что сейчас в него ударила та незримая молния, которая
подстерегает каждого из нас; она-то и превратила его в одержимого. У
других это проявляется иначе: одни начинают буянить, другие хотят ку-
да-то убежать. Был у нас и такой случай, когда человек все время пытался
зарыться в землю, рыл ее руками, ногами и даже грыз.
ляции является, по сути дела, симптомом. Бергера, который хотел прикон-
чить собаку, вынесли из-под огня с раздробленным тазом, а один из тех,
кто его нес, получил при этом пулю в икру.
угодила ему в живот. Он прожил еще полчаса, в полном сознании и в ужас-
ных мучениях. Перед смертью он передал мне свой бумажник и завещал мне
свои ботинки - те самые, что достались ему тогда в наследство от Кемме-
риха. Я ношу их, они мне как раз впору. После меня их получит Тьяден, я
их ему пообещал.
могиле. Наши позиции переносят назад. На той стороне слишком много све-
жих английских и американских полков. У них слишком много тушенки и пше-
ничной муки. Слишком много аэропланов.
пайку так много суррогатов, что от этой пищи мы болеем. Фабриканты в
Германии обогатились - у нас кишки сводит от поноса. В уборных никогда
не найдешь свободного местечка, - надо было показать им в тылу эти се-
рые, желтые, болезненные, покорные лица, этих скорчившихся от рези лю-
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Афанасьев Роман