Широколобый почувствовал этот волнующий, солоноватый запах свободы, к
сожалению замутненный зловонными струями дорожного запаха. Приподняв голову,
он глубоко дышал, стараясь выцеживать из воздуха запах моря и поменьше
глотать запахи дороги. Забывшись, он снова взялся за жвачку, но трясущийся
кузов и вонь асфальта портили удовольствие. Он проглотил жвачку и задумался
о жизни.
буйволиц три раза. Но сейчас он вспомнил о своей самой первой любви.
Молодая буйволица обычно паслась вместе со всеми буйволами то в котловине
Сабида, то на других лугах и выгонах. Она почти ничем не отличалась от
остальных буйволиц. Только остальные были потемней, а она была коричневатая.
И бедра у нее были покруглей, и рога были похожи не столько на оружие,
сколько на украшение.
что у нее какое-то особое чутье к траве, и она находит самые вкусные уголки
пастбища. С радостным удивлением он чувствовал каждый раз, когда подходил к
ней, что трава возле нее гораздо вкусней обычной. Какая же она разумница,
как она ее находит!
стадо, трава делается совсем невкусной, и Широколобый, подняв голову, ждал
ее, все еще думая, что она его избаловала умением находить самую вкусную
траву. И только потом он понял, что это любовь делает траву вкусной.
Широколобый скучал и думал о следующем утре, когда она появится. И каждое
утро было праздником ее прихода в стадо.
так знали, что чесать бока лучше всего о грецкий орех. У него самая
шероховатая кора. Она хорошо прочесывает шкуру.
мощными шероховатостями. От того, что он стоял на косогоре, остальные
буйволы ошибочно думали, что к нему неудобно приладиться для почесывания. На
самом деле приладиться было очень просто.
вкус, и, как бы далеко от него они ни паслись, когда ей хотелось почесаться,
она, пропуская все остальные деревья, приходила вместе с ним к Молельному
Ореху и почесывалась о него, благодарно поглядывая на Широколобого.
Там почти не было камней. Она об этом не знала. И первый раз, когда они
входили в запруду, ее, глупышку, пришлось слегка подтолкнуть к этому месту.
Потом она уже сама укладывалась всегда в этом месте, а он устраивался рядом.
Случалось, они приходили к запруде, а ее место уже занято. И тогда -- ничего
не поделаешь! -- приходилось сгонять буйвола, разлегшегося не там где
положено. Широколобый был еще молод, но уже все буйволы и многие люди знали
о его силе.
молод, еще не знал ничего о времени осеннего гона, еще думал, что вся
полнота любви и есть: хрустеть вкуснеющей травой рядом с любимой буйволицей,
ждать ее по утрам, скучать по ней вечерами, блаженствовать рядом с ней в
запруде или одновременно с ней почесывать бока о священную кору Молельного
Ореха.
Широколобый ждал, ждал, а потом не выдержал и, стыдясь самого себя, подошел
к ее дому и заглянул в загон. Но там было пусто, пусто. И великая печаль
пронзила его. Он решил, что она исчезла, как в свое время исчез его отец,
как исчезли многие буйволы и животные. Мысль, что его нежная коричневая
буйволица могла попасть туда, Где Лошади Плачут, сводила его с ума.
Сабида, то нарочно заходил в самые колючие дебри, чтобы колючки, болью
оцарапывая шкуру, заглушали внутреннюю боль. Иногда он молча стоял в тени
деревьев.
ускорило это желание. Он стоял под деревьями в тени и слушал, как сладко
переливаются внутри него соки любви, деревенеют ноги, кружится голова. И
стоило чуть прикрыть глаза, как она появлялась перед ним, тихая, покорная,
тяжелоглазая. Он ее видел перед собой -- коричневую, крутобедрую, и, сходя с
ума от любви, никак не мог понять одного -- как это он мог спокойно пастись
рядом с ней, как он мог спокойно лежать -- рядом с ней! -- в запруде, как он
мог спокойно почесывать шкуру одновременно с ней под Молельным Орехом!
от его страсти! Да если бы он сейчас стал почесывать свою шкуру рядом с ней
о Молельный Орех, дерево задымилось бы и запылало от его страсти, как пылало
оно когда-то от небесного огня!
он услышал запах своей буйволицы. И он с такой силой втянул в себя этот
любимый запах, что шкура его чуть не лопнула под растяжкой ребер. И тут за
деревьями показалась арба, в которую была впряжена его буйволица. Арба была
наполнена дровами, а впереди с хворостиной в руке сидел хозяин. Так вот где
она пропадала два дня!
грянул гром! И дождь превратился в ливень. Увидев бегущего на арбу буйвола,
хозяин, уже пытаясь перекричать ливень, грозил ему хворостиной, но
Широколобый ничего не видел и не слышал, кроме своей буйволицы.
другую, всякие там хитрые ремни, при помощи которых буйволица была впряжена
в арбу, полопались! Но каждый раз, когда он пытался овладеть своей
буйволицей и она от застенчивости уходила, делала несколько шагов вперед,
арба неизменно волочилась за ними. Оказывается, один какой-то ремень еще
держался. А Широколобый был тогда еще так молод, так разгорячен близостью
буйволицы, что вдруг решил -- арба тоже воспылала незаконной страстью к его
буйволице и хочет последовать его примеру. Он с такой яростью подцепил ее на
рога и отбросил в сторону, что она, рухнув, распалась грудой деревяшек, а
одно колесо покатилось в сторону хозяина.
буйволицей. И был ливень неба, и был ливень любви, а потом могучая страсть
улеглась, и они, омытые обоими ливнями, спокойно паслись рядом и рвали
траву, омытую тем же ливнем.
всегда овладевать его буйволицей и тем самым введет его в неисчислимые
расходы, продал ее в соседнее село. И теперь она исчезла навсегда, и
Широколобый не знал, куда она делась. Горе его было так велико, что было
замечено богом, и бог, в знак сочувствия ему, целых полгода выпускал на небо
тусклое, раненое солнце. И худшего времени Широколобый не знал.
солнце припекало все горячее. Дорога продолжала исправно вонять, и только
спасительные струйки морского воздуха, время от времени влетавшие в ноздри,
успокаивали душу. Встречные машины проносили встречную вонь.
всех водах, которые ему удалось перепробовать в жизни, поблаженствовать в
них. Конечно, лучшим воспоминанием было море, но и всякая другая вода в
летний день хороша.
вдосталь! Не успеешь разлечься, как дюжина черепах так и наползает на тебя,
так и копошится на твоей шкуре, так и почесывает ее. И дно мягкое, мягкое.
Ил толщиной с буйволиную ногу. Но вода, пожалуй, слишком теплая,
заласкивает. Приятно, но после нее чересчур расслабляешься, млеешь.
холодная. В самый раз. Черепах, конечно, гораздо меньше, но зато вороны,
если поблизости нет человека, отковыряют своими точными клювами из твоей
головы и спины много вредных клещей. Но что плохо? Надо честно сказать --
всем хороша чегемская запруда -- но дно слишком каменистое. Такого нежного
ила, как внизу, нет. Чего нет, того нет. Нельзя же хвалить свое только
потому, что оно свое.
слишком холодная. Эти озерца -- самая удивительная загадка природы. Ведь
альпийские луга гораздо ближе к солнцу, чем остальные места земли, а вода
почему-то не успевает прогреться. Так что слишком долго в ней не улежишь.
Вылезаешь из озерца на луг и начинаешь есть траву. Ешь и ешь! Ешь и ешь! И
вкуснее травы в мире нет. Она до того вкусная, что даже потом, когда жуешь
жвачку, по ее аромату понимаешь, что это жвачка из альпийской травы.
забываешься, думаешь, что ты еще в Чегеме, но вырыгнул в рот жвачку и сразу
понимаешь, нет, ты на альпийских лугах.
быстрой, текучей воде Кодера и в ней прохлаждался. Это совсем особое дело!
Эта сильная вода омывает тебя, тащит, но ты держишься на ногах, потому что
ты буйвол и тебя никто не может тащить насильно. И что интересно на Кодере
-- ни одна муха не подлетит, когда ты в реке! Трусливые твари!
поясам, чтобы не утонуть, подплывают к тебе, садятся на тебя верхом, галдят,
брызгаются, смеются. Хорошо! С мухами не сравнишь. А вода мощная, хочет
сбить тебя с ног и потащить, но ты держишься и сам чувствуешь свою мощь.
Приятно перемогучить могучий поток.
вонь дороги, снова перекинулся на любимых буйволиц.
навсегда, на всю жизнь, но никто не знает, что ждет его впереди. От этой
буйволицы у него был буйволенок, и они так любили друг друга, что чегемцы
нередко посмеивались над этим. Почему люди, заметив, что животные любят друг