нее столько... Господь не допустит, чтобы я поступала неправильно, - го-
ворит.
ворю. - Ну, давайте же. Хотите, я вам зажгу спичку.
моих. Я лишена гордыни.
решили, так и оставайтесь при своем решении. Проживем как-нибудь.
тупая так, лишаю вас средств, принадлежащих вам по праву. Возможно, я
буду за это покараран. Если ты желаешь, я подавлю в себе гордость и ста-
ну принимать их.
жгли? - говорю. - Если вы и дальше будете уничтожать их, то вы не поте-
ряли ничего. Но если начнете принимать эти чеки, то вы потеряли пятьде-
сят тысяч долларов. До сих пор мы вроде жили как-то, - говорю. - Вы пока
еще не в богадельне.
от падшей женщины - и подавно.
и смотрит, как горит.
тать материнских терзаний.
бы с радостью приняла ее в дом, со всеми ее грехами, ибо она моя плоть и
кровь. Я ради Квентины.
краску, но как я всегда говорю: многого я не хочу, но хочу хоть спокойно
есть и спать, без бабьих ссор и плача в доме.
чувства.
его.
нулась, когда Герберт ее выгнал, - говорю.
мои огорчения. Но кому и страдать за детей, как не матери, - говорит. -
И я приемлю свой тяжелый крест.
- говорю. Бумага догорела. Я отнес совок к камину, сунул за решетку. -
Жалко все же полноценные деньги зря жечь, - говорю.
ворит. - Да увижу я прежде тебя неживого в гробу.
Мне обратно надо ехать. Сегодня у нас денек жаркий. - Встала с постели.
- Я уже сказал ей раз, - говорю. - Но она ждет, что ли, Квентину, или
Ластера, или еще кого. Погодите, я сам позову.
ну вмешиваться в Дилсины распорядки, - говорю. Ну, матушке скажи только.
Тут уж Дилси заковыляла взад-вперед, ворчит:
мне пора?
кие даны были им, что тебе приходится прозябать в захолустной лавчонке.
А я так мечтала о твоем преуспеянии. Я знала, отцу твоему не понять, что
ты единственный из них всех, обладающий здравым практическим умом. И
когда все остальное рухнуло, я надеялась, что хоть она, выйдя замуж за
Герберта... он обещал ведь...
никакого не было. А и был, так не думаю, чтобы ему понадобилось везти
работника через всю страну из Миссисипи.
деньги за нее принимать не хотите, то почему бы не отправить Бена в
Джексон. Ему там веселее будет среди таких, как он. Где уж нам, говорю,
в нашей семье заводить речь о гордости, но какая же это гордость, если
неприятно видеть, как тридцатилетний остолоп по двору мотается на пару с
негритенком, бегает вдоль забора и мычит коровой, стоит им только начать
партию в гольф. Если бы, говорю, с самого начала поместили его в Джек-
сон, мы все бы теперь были в выигрыше. Вы, говорю, и так свой долг перед
ним выполнили, совершили все, что можно от вас ожидать, редкая мать на
такое способна, - так почему бы не поместить его туда и хоть эту выгоду
иметь от налогов, что мы платим. А она мне: "Скоро уж я уйду от вас. Я
знаю, что я только в тягость тебе", на что я ей: "Я столько раз уже слы-
хал это ваше насчет тягости, что, того и гляди, вы меня в этом убедите".
Только, говорю, когда уйдете, то так, чтоб я не знал, а то я его как Ми-
ленького в тот же вечер отправлю семнадцатым поездом. Притом, говорю, я,
кажется, знаю местечко, куда и ее можно определить, и помещается оно ни-
как не на Молочной улице и не на Медвяном проспекте. Тут она в слезы, а
я: "Ладно вам, ладно. Я за свою родню не хуже всякого другого - пусть
даже я не про всех родственников знаю, откуда они взялись".
идет ли Квентина.
шаю ей бегать по улицам и что надо удивляться к обеду домой. Ты хоро-
шенько там глядела, Дилси?
Всегда не слушались.
рю. - В течение одного дня бы приструнил.
нрав, что у твоего дяди Мори.
этот раз возьмет.
ностью, относительно которой - по причинам, весомость которых уяснится
из последующего, - я не стану вдаваться в подробности, пока не предста-
вится случай снестись с тобой по этому вопросу более надежным образом.
Деловой опыт научил меня избегать сообщения сведений конфиденциальных
всяким иным более конкретным способом, нежели изустный; сугубые предос-
торожности, к каким я прибегаю, дадут тебе намек на ценность упомянутой
возможности. Излишне присовокуплять, что мною уже завершено самое исчер-
пывающее рассмотрение всех ее фаз и аспектов, и не побоюсь сказать, что
предо мною - тот золотой шанс, какой представляется нам в жизни лишь од-
нажды, и что я ныне ясно различаю цель, к которой стремился долго и неу-
томимо, - то есть ту окончательную консолидацию моих дел и финансов, ка-
ковая позволит роду, коего я имею честь быть последним представителем
мужеского пола, вновь занять подобающее общественное положение; к роду
же этому я всегда сопричислял не только твою уважаемую матушку, но равно
и детей ее.
наиполнейшей мере воспользоваться представившейся мне возможностью, и,
не желая выходить за пределы семейного круга, я прибегаю к заимствованию
с банковского счета твоей матушки незначительной суммы, необходимой для
восполнения моего начального взноса, и в этой связи прилагаю, в порядке
чистой формальности, свой вексель из расчета восьми процентов годовых.
Нужно ли говорить, что формальность эта соблюдена мною единственно за-
тем, чтобы обеспечить твою матушку на тот прискорбнейший исход и случай,
игралищем которого являемся все мы. Ибо я, разумеется, употреблю эту
сумму, как если бы она была моя собственная, и тем позволю и матушке
твоей вкусить от выгод упомянутой возможности, которую мое исчерпывающее
изучение явило мне как чистейшей воды и ярчайшей игры бриллиант и лако-
мый кусочек, - да простится мне этот вульгаризм.
направленную одним деловым человеком другому. Огласка-враг успеха, не
так ли? А зная хрупкое здоровье твоей матушки и эту робость, натурально
свойственную таким, как она, деликатно воспитанным дамам-южанкам в отно-
шении материй деловых, равно как их очаровательную склонность нечаянным
образом разглашать таковые в ходе своих разговоров, я, пожалуй, просил
бы тебя и не сообщать ей совсем. По зрелом же раздумий, я даже настоя-
тельно советую тебе воздержаться от такого сообщения. Не лучше ли, если
по прошествии времени я попросту возвращу эту сумму на ее банковский
счет купно, скажем, с другими небольшими, мною ранее заимствованными,
суммами, а она ничего о том и знать не будет. Ведь ограждать ее по мере