крышку на себя оттягиваешь и потом уже смотришь в глазок сколько надо. А
посмотрев, защелку отпускаешь, крышка, понятное дело, захлопывается,
пружиной притягиваемая, и можно уверенно и безбоязненно выходить. Это если
все тихо и мирно за дверью. А если там есть кто-нибудь нежелательный или
внушающий подозрения, ты просто-напросто не выходишь, а ждешь в квартире со
всеми удобствами, пока он уйдет и путь будет свободен.
осознал всю пагубность отсутствия в двери смотрового глазка и успел
предпринять неотложные шаги в нужном направлении. Он на радостях, что не
сплоховал и не попал впросак, даже водки выпил в кафе нового автовокзала,
расслабился. Он обычно-то, как правило, автовокзал этот новый стороной
обходил. Или справа обходил, по проспекту Свободы Слова - бывшему имени
Правды, или слева - по улице Интернационалистической. А то и вовсе мимо него
шел Сараев, верхней дорогой, по бульвару Героев Сталинграда, давая тем самым
ощутимый крюк. Потому что там, наверху, у него еще четыре варианта пути
домой выходило, и каждый раз Сараев ходил другим путем, чередуя их между
собой по порядку.
в кафе вокзальном или в ресторане водки выпить. "А заодно, - подумал Сараев,
- я хоть своими глазами погляжу, что они там возвели за пятнадцать последних
лет".
новым годом сдали, под праздник, значит. И торжество по этому случаю и
поводу устроили с показом по городскому телевещанию и собрание с речами
провели, и сам президент строителей поздравил по телеграфу с трудовым
подвигом, в том плане, что кругом развал и повсеместный спад экономики и
производства товаров, а они, строители, преподнесли своему родному городу в
дар чудо-автовокзал, крупнейший, можно сказать, во всей Европе. И Сараев
захотел, значит, выпить водки в кафе или, может, в ресторане автовокзальном.
глазами вывеску "Кафе" и пошел в него, и идет он, а сам думает: "Чего ж это,
интересно, людей тут, в вокзале, не видно? Как в планетарии". И Сараев вошел
во вращающуюся дверь под вывеской и сел в полумраке за круглый стол. А за
другими столами никого он не увидел, то есть пусто было в кафе и безлюдно.
Официанты одни там были. В дальнем углу они в шахматы играли и в "козла" и в
какую-то азартную карточную игру. И подошел к Сараеву официант через пол
примерно часа, наверно, проигравший. И он сказал:
принесенной официантом водки, сначала сто грамм без закуски, а после еще
сто. И, конечно, он опьянел и покинул кафе нетрезвыми шагами и стал задавать
вопросы встречному милиционеру в звании рядового. Мол, почему автобусы не
ходят и почему людей вокруг, в вокзале, никого нет? А милиционер, он мог бы
Сараева привлечь за нетрезвый вид в общественном месте, но не сделал этого,
а указал ему на информационное электронное табло, на котором горели тусклые
буквы: "Все рейсы отменены ввиду непоставок горюче-смазочных материалов".
ожидания, а Сараев пошел в другую - к выходу. И они разошлись без эксцессов,
как в море корабли. И идущему Сараеву казалось, что не только здесь, в
здании автовокзала, нет ни одной человеческой души, но и вообще нигде ее
нет, а есть только он, Сараев, и удаляющийся милиционер в звании рядового, с
резиновой дубинкой в руке. Но это от выпитой водки, наверно, Сараеву так
казалось, а на деле тут, внутри здания, конечно, много разных людей
присутствовало круглосуточно на своих рабочих местах. И те же официанты в
кафе и в ресторане второго этажа, и служащие гостиницы во главе с директором
и главным администратором, и работники почты и телефона. А кроме них, были в
вокзале предусмотрены проектантами парикмахерская и медпункт, и видеозал, и
зал игровых автоматов, а это же все обслуживают живые люди. Да и много чего
еще имелось в новом автовокзале, построенном по последнему слову, включая, к
примеру, камеры хранения багажа и места общественного пользования.
если все-таки вернется Мила и как-нибудь они выселят его из квартиры, то
можно будет какое-то первое время тут, в автовокзале, пожить. Устроившись в
уголке каком-нибудь. А можно и в гостинице. Но лучше, наверно, так, в общем
зале ожидания за бесплатно, тем более что милиция здесь невредная.
какая мимо магазина пролегала. Где дверями торгуют. И он зашел в магазин и
сказал продавцу, что:
отнесся к его словам без внимания, то есть он пропустил их мимо ушей, и
Сараев вынужден был уйти из магазина восвояси. И:
хотите и как знаете.
в свои дурацкие двери или не начнут. Ему, Сараеву, и не только это все равно
было, но и другое многое и почти все на свете. У него семейная жизнь
вторично разрушилась до основания и распалась, и то его мало сейчас это
колыхало и затрагивало. Нет, поначалу он, конечно, глубоко по этому поводу
переживал и мучился и места себе не находил под солнцем. И Марию он пробовал
образумить и увещевал ее и уговаривал спокойно подумать, чтоб не принимать
такие нешуточные решения безответственно и сплеча. И он говорил, что это у
нее временное явление и переходящее, и:
психическое следствие тяжелой беременности и последующего аборта.
унижающим его человеческое и мужское достоинство, от нее уйти куда глаза
глядят. И он, уходя, считал, что жизнь его нормальная окончилась, можно
сказать, бесславно и ничем, потому что никому он оказался в один прекрасный
день ненужным, даже своей родной дочке Юле, которая не захотела вот с ним
уходить ни за что, а захотела жить у Марии, принимая ее за свою мать, а ее
сына Женю - за брата.
уход и долгие дни и ночи не мог прийти в себя и обрести нервное равновесие,
так как мысль о происшедшем у него с Марией разрыве доставляла ему
внутренние страдания, угнетая и подавляя.
себя пересилить и взять в руки, и он сказал себе, что раз так случилось, а
не иначе, значит, так и должно было случиться, на роду, как говорится, это
написано. А он, Сараев, давно имел убеждение, что просто так ничего не
случается и от судьбы уйти невозможно никому. Не верил он, следовательно, в
определяющую роль случая в жизни личности. Потому что, если все в ней, в
жизни, может случиться, а может и не случиться, тогда это ж, допустим, и
Пушкин тот же самый, к примеру, мог Пушкиным стать, а мог и не стать, не
говоря уже про Гитлера или дядю Васю Рукомойникова с шестого этажа. То есть
несуразные выходили вещи из предположения слепой случайности жизни, до того
несуразные, что Сараев представить себе их не мог и принять не умел.
помогло ему пережить разрыв с Марией и уход от нее, и он сосредоточил все
свои душевные и физические силы на благоустройстве квартиры и на двери и на
укреплении своей дальнейшей безопасности и обороноспособности, уйдя с
головой в эти новые дела и заботы, и ни на что другое у него не хватало ни
материальных средств, ни свободного времени.
незапланированное заранее делать. То есть он знал все свои жизненные
обязанности наперечет: ну там на работу ходить во все будние дни, к Марии -
не менее одного раза в месяц, за квартиру, конечно, платить, тем более что
долга после Милы осталась крупная сумма и ее надо было погашать. И еду
покупать себе на каждый день и про запас - на случай осадного положения -
входило в обязанности Сараева. И он совокупность этих своих функций принимал
как должное, без чего и обойтись в повседневной жизни не представлялось
возможным. Но если помимо и сверх этого что-то возникало необходимое, Сараев
выходил из берегов, так как весь свой досуг он посвящал организации
самозащиты и продумыванию возможных действий в любых критических ситуациях.
И постоянно думал Сараев приблизительно так:
Тоже есть. Это второе. Ну и "Макаров", конечно - это третье".
двери непробиваемый установлен, слава Богу, в самое время".
каруселью и никогда его сознание не покидали. Он мог, конечно, переключиться
на какие-нибудь иные мысли, но после опять продолжал думать о том, что у
него есть стальная дверь и глазок, и бронежилет, и "Макаров".