лилия.
всюду факелы, и...
надели эти фески. Нас убьют или...
нее ударила палица исполина. Энид вспомнила, как испугало ее, когда по стене
била Джоан, и содрогнулась. Дамы увидели, как падают со стены звезды, луна и
солнце.
дырку на краю света вошел Патрик Дэлрой с мандолиной в руках.
задние лапы. - Его несли в ящике с надписью "Взрывчатое". Прекрасное
название.
Нередко предполагают, что тот, кто привел собаку, прежде ее увел. В данном
случае, конечно, об этом и речи быть не может. Но возвратители собак, эти
пронырливые люди, заподозрены в ином. - Он прямо взглянул на Джоан синими
глазами. - Некоторые полагают, что им нужна награда. В этом обвинении правды
больше.
революции, даже той, что бушевала внизу. Он поцеловал Джоан руку и серьезно
сказал:
почему именно теперь?
башни то, чего не было в Англии с тех пор, как пал бедный Монмаут. Этого не
было с тех пор, как пали Саладин и Ричард Львиное Сердце. Прибавлю лишь
одно, и вы это знаете. Я жил, любя вас, и умру, любя вас. Я объехал много
стран и только в вашем сердце заблудился, сбился с пути. Собаку я оставлю,
чтобы она вас стерегла. - И он исчез на старой сломанной лестнице.
лестнице в дом. Но леди Джоан не
туннель, который был теперь огорожен стеною, ибо принадлежал
соседу-помещику. За этой стеной, собственно говоря, было трудно разглядеть и
туннель, и даже деревья, скрывавшие его. Но Джоан поняла сразу, что Дэлрой
хочет напасть не на Ай-вивуд, а на соседнее поместье.
могла описать это позже, как не мог и никто, попавший в неудержимый и
многозначимый вихрь. Откуда-то - должно быть, с берега - поднялась волна; и
она удивилась, что такой огромный молот состоит из воды. И тут она поняла,
что он состоит из людей.
стены гостиной. Но сейчас она раскололась на тысячи кусков под тяжестью
охваченных яростью тел. Когда же стена сломалась, Джоан увидела за нею то,
что лишило ее разумения, словно она оказалась сразу во всех веках и во всех
странах. Она никогда не могла описать это зрелище, но всегда отрицала, что
оно привиделось ей. Оно было хуже сна, реальней реальности. Внизу стояли
строем солдаты, что само по себе красиво. Но они могли быть войском
Ганнибала или Атиллы, остатками Тира или Вавилона. На английском лугу, среди
боярышника, на фоне трех больших буков, стояли те, кто не дошел до Парижа,
когда Карл, прозванный Молотом, отогнал их от Тура.
цивилизации, которая часто подходила к столицам Запада, осаждала Вену, едва
не дошла до Парижа, но никогда не вступала на английскую землю. Перед
знаменем стоял Филип Айвивуд в странной форме, придуманной им самим и
сочетавшей черты синайской и турецкой форм. Сочетание это совсем сбило Джоан
с толку, и ей показалось, что Турция
командует этим войском. На лугу, перед неподвижным строем, встретились один
на один, как в древнем эпосе, Патрик и старый человек со шрамом, не похожий
на европейца. Человек этот ранил в лоб капитана, отомстив за свой шрам, и
нанес ему много ран, но в конце концов упал. Упал он ничком; и Дэлрой
смотрел на него не только с жалостью. Кровь текла по руке и по лицу
ирландца, но он салютовал шпагой. Тогда человек, казалось бы - мертвый, с
трудом поднял голову. Установив чутьем страны света, Оман-паша повернулся
налево и умер лицом к Мекке.
видит - прошлое или будущее. Самая мысль о том, что на них натравили
коричневыхжелтолицых людей, придала англичанам неслыханную силу. Боярышник
был изрублен, как в той битве, когда Альфред Великий впервые встретился с
данами. Буки были забрызганы до половины языческой и христианской кровью.
Джоан видела лишь это, пока колонна мятежников под началом Хэмфри Кабатчика
не проникла сквозь туннель и не напала на турок сзади. То был конец.
даже последних блестящих попыток армии ислама. Не слышала она и слов
Айвивуда, обращенных к соседу-помещику или к турецкому офицеру, или к самому
себе. Говорил он так:
выше людей. Где я прошел в небесах, не прошел никто, и я один. Кто-то бродит
неподалеку, срывает цветы. А я сорву...
не сказал.
прохладным, каким бывает для немногих там, где отвагу зовут безумием, а
любовь - предрассудком; когда Патрик и Джоан бродили, и каждое дерево было
им другом, открывающим объятия мужчине, а каждый склон - шлейфом, покорно
влекущимся за женщиной, они взобрались однажды к белому домику, где жил
теперь сверхчеловек.
травинками. Он не заметил их, как не замечал никого, даже Энид Уимпол,
которая за ним ухаживала.
просияло, и она не удержалась от слов:
плакала она от жалости; а тот, кто умеет жалеть, ничего не боится.