кочкой, раздвигал ветви какого-то кустарника и видел двоих, где-то на
расстоянии метров сто пятьдесят. Серега в своем камуфляже и Коля Маков в
буром комбинезоне.
выбирать - кого попробовать снять. Нет, почти-земляка Николая не могу я
шлепнуть. Хоть он и громила. Пыльные и грязные дороги - все, что он видел,
рев дизеля - все, что он слышал, вождение и устройство автомашины - все,
что она знает. Тогда остается Серега, такой ушлый нахрапистый парень,
которому известно, что почем, что можно себе позволить для удовольствия и
что нельзя позволить из-за неизбежных неприятностей. Мой "калашников"
неодобрительно посмотрел на старлея.
руке, может за ягодами какими-нибудь, что напоминают ему сибирскую клюкву,
может за водой, что выглядит почище...
бровей мне не нравится. Не хочу ее клевать. У самого в этом месте
зачесалось, зазудело. Увы, никогда мне не стать полноценным
убийцей-профессионалом. Соединю-ка взором прицел и пуговицу на Серегином
нагрудном кармане. Она как раз пришита к сердцу. Металлическая пуговка
поблескивает в лучах стекающего под землю солнца, а на ней пятиконечная
звездочка. Некогда защищала она трусливых колдунов от злых духов, стала
двести лет назад символом дяди Сэма, а затем, налившись кровью, манящей
звездой коммунизма. Свел пентакль нас с Колесниковым, пентакль и разлучит.
ага. Вернее, пока. Пока, Сережа, потому что договорились мы по-плохому. До
встречи в одном из подвалов преисподней. Передавай там привет, кому
положено. Наверное, еще примут там тебя на работу по совместительству.
а все равно пакостное ощущение. Он бы меня не только пришил, но еще
поколотил бы грязными ногами и с удовольствием попотрошил бы, представься
возможность. А я все равно распережевался. Как-никак прислал пулю
человеку, который вчера со мной пил чай, сидел рядом, обменивался
инфракрасными лучами и дышал одним кислородом. На него сейчас рухнул мир,
и это из-за меня.
лист кустарника. В то время, пока я сидел под ним, он занимался не только
мирным фотосинтезом. Листик успел а-ля гусеница оснаститься сотней
крохотных ножек и теперь пытался сняться с черенка. Опытный гад. В
передней его части уже оформилось хищное отверстие с мелкими-мелкими
зубчиками по краям. Кажется, наглый листик решил дополнить фотосинтез
мясоедением. Но как? А вот так - качестве ответа эта гадость свалилась мне
на голову, я едва отскочил. Сытный обед, оказывается, должен был начаться
с меня. Конечно, я не отказал себе в удовольствии перерубить атакующий
листик штык-ножом. Внутри имелась не только зеленая мякоть, но и
изумрудная жидкость, но и слизневидные волоконца, - кажется, нервные тяжи,
- и еще какие-то пузырьки, напоминающие внутренние органы.
зафиксировал звук выстрела и теперь торопится сюда. Неизвестно, кто кого
первым оприходует. Мне не хочется кромсать этого обормота, да и лезть под
его пулю тоже не улыбается. Я, для скрытости складываясь в поясе и
озираясь для осведомленности, заторопился прочь. А плотоядные листики
вплотную занимались мной, они откреплялись от черенков и спускались на
паутиновых ниточках. Настоящий охотничий листопад. Я едва успевал
разбрасывать их штык-ножом и дулом автомата. Насилу шкуру унес.
болота, то сообразил заднепроходным умом, что надо было все-таки Серегин
"Ингрэм" прибрать. Это меня подлые листики сбили с панталыку. Все, отныне
буду внимательным, сверхвнимательным, супербдительным.
руководящие природой, в этом регионе не столько вредят, сколько играют со
мной. По крайней мере, именно так я все должен воспринимать, чтобы не
стать истериком и крикуном.
такого сорта ходьбу тратится побольше сил. Чтобы не гнуть высокие стебли,
требуется иной раз пробираться боком и даже поправлять их после себя
рукой. Надеюсь, что я соблюдаю правила болотной игры лучше, чем мои бывшие
однополчане.
дренажную канаву. Поблизости трудятся какие-нибудь феллахи? Скорее всего,
нет. Канава была старушкой. Там и сям оползни перебороздили ее, вода по
ней не текла вовсе, а зеленела кое-где в мелких ямках.
приятно. Я перебрался через ровик и еще немного погодя передо мной
предстала стена, вернее остатки некоего искусственного сооружения,
возможно дамбы или запруды. Такие конструкции здесь ничуть не изменились
со времен первого почетного гражданина Земли. В основании - кладка из
обожженных кирпичей, скрепленных битумом, а выше сырцовые кирпичики,
слепленные из более-менее промытой глины и высушенные на солнце. К
историческому процессу такие изделия относятся весьма нестойко, разбухают
под действием воды и оплывают, превращая все сооружение в глиняный холм.
Через подобный хрестоматийный холм я как раз перебрался. А потом
споткнулся о какой-то крепенький кирпич, коварно торчащий из влажной
земли. Он был на пару ладоней в длину и ширину, да сантиметров семь в
высоту. Я машинально наклонился и заметил оттиснутые в глине клинописные
знаки. Выходит, современные феллахи спокойно употребляют для своих убогих
построек археологические кирпичи, не подозревая, что Британский музей
может уплатить за них фунты стерлингов, которых хватит на полгода сладкой
жизни.
прочитать надпись мне оказалось, конечно, не по мозговым силам. Ведь даже
старовавилонское письмо было уже слоговым и фонетическим... А нет,
виноват, вроде бы различаю что-то.
Далее эрудитничать не могу, разве что догадаюсь о смысле надписи. Похоже
на кирпиче начертано, что, дескать, пойдешь налево, - харчи потеряешь,
направо - автомат в воду уронишь, а прямо отправишься - попадешь яйцами
прямо на какие-нибудь ядовитые колючки.
даже новые виды растений зазеленели. Тополя шумят кронами, трава
демонстрирует сочность, какие-то полудикие злаки собираются колос пускать
- здесь, сдается мне, некогда и поле было, и скот бродил. А потом я
заметил лань метрах в ста. Я люблю животных, особенно тех, что повкуснее.
Так на харчи потянуло, причем мясные, питательные для ума и тела, что в
желудке черная требовательная дыра прорезалась.
сопровождение, конечно, будет неслабым, - но затем быстро взвалю ее на
спину, оттащу куда подальше, в укромный уголок, там разделаю. Что-то
быстро сожру на месте, слегка обжарив, другое прокопчу и суну в вещмешок.
Будет мне запас жиров-белков на неделю вперед, ведь сколько еще шляться
придется до полной виктории или окончательной конфузии - неизвестно.
шлепнул животинку с одного выстрела. Тут же бегом к ней. Когда подбежал,
ланька по счастью уже околела, домучивать не понадобилось. Но едва
протянул я к добыче жадные руки, как между моими пальцами и ее шкурой
свечение образовалось, такая сияющая полоска. Отдернул с испуга ладонь, а
у меня на пальцах голубоватые огоньки остались, как у самой лани на шкуре.
Они слегка пощипали кожу, слегка потрескивали, и вскорости мирно исчезли.
недовольные чем-то тучи. Значит, ничего особенного, атмосферное
электричество вызвало появление коронных разрядов, знаменитых огней
святого Эльма. Только вот если хлынет дождь, как я буду жарить и коптить
жертву своей плотоядности? Я быстренько взвалил ее на спину и тут уловил
странные звуки. Сразу обернулся и ознакомился с новыми представителями
местной фауны. Волки в шагах тридцати. Три подлые морды с проницательными
глазами. Учуяли паршивцы мясной обед. Они были бурые, грязные и мокрые.
Крепкие загривки и мощные челюсти делали их похожими на гиен. Может это и
были гиены.
- они прекрасно чувствовали мою вооруженность, - направились, естественно
за мной. Это, между прочим, действовало на нервы, взвинчивало. К тому же
измученность, вызванная нездоровым образом жизни, давала о себе знать.
Парило не по сезону, что тоже усугубляло обстановку. Вдобавок из трех
тварей вскоре получилось пятеро, а затем семеро. Они слегка повизгивали, и
чуть-чуть потявкивали, предвкушая объеденье. Кровь из пулевой дырки на
шкуре лани аппетитно - на взгляд волчьей общественности - стекала мне на
спину и застывала неприятными потеками.
полянке, заросшей душистой травой, и начал штык-ножом кромсать тушу, что
лишь весьма отдаленно напоминало квалифицированное разделывание.
Воспоминания о работе мясников мало помогали, подражал я, наверное,
потрошителям из фильмов ужасов. Да и бурая зубастая публика меня изрядно
нервировала.