квартирка у меня, просто загляденье для какого-нибудь
художника-сюрреалиста. Когда вернулся после военной службы, она
представляла собой омытое дождями и продутое ветрами углубление в стене.
Сейчас не видно воздействия непогоды, зато кругом пыли на три пальца. На
полу мелом выведен силуэт. Здесь не столь давно валялся труп, оставшийся
после разборки инков и кавказцев. Судя по трепотне радио, я отсутствовал
месяца четыре. Если бы не это отсутствие, можно было подумать, что всякие
там инки, ягуары, храмы, идолы поганые мне просто приснились. А если не
приснились?
демонами-страшилищами, которые запросто разнесут на кусочки весь наш
базовый мир-метрополию, затем снова соберут его на свой лад. В какую же
инстанцию обратиться? Если в ментуру податься, так ведь упрячут в кутузку
и будут дознавать с пристрастием, какой теракт я собрался провести и где
заначил взрывчатку. Может, тогда сунуться к психиатрам? Они как-нибудь
выжгут всю эту демоническую муть. Но что тогда останется от моих мозгов?
Литр зеленой жидкости?
бездумно отворил. И сразу же раскаялся. На пороге стояло два совершенно
диких кавказоида. Елки, да это же люди Аслана. Их явно не всех замочили.
Или новые абреки с гор подъехали. Бороды густые-густые, глазки
пронзительные-пронзительные, ручищи такие мускулистые.
захлопнул дверь.
Это подоспел второй визитер.
рассвирепеют? У них ведь это быстро.
там понравитесь. Тамошние демоны обязательно с вами поделятся. Вы, кстати,
из какого клана? А может вы из мусульманского братства батал-хаджия?
Расскажите, это очень интересно...
пережато. Изнутри кровь давит на лоб, на темя, быстро опухает голова.
Потом гости немного приотпустили ворот - чтобы я стал думать о хорошем. И
опять - назойливые вопросы про золото.
нестабильные орбиты хрононов и отпечатки в эктоплазме... - попрекнул я
абреков за то, что интересовались только одним.
темноты, до хруста кадыка. И опять повтор, только темнота стала еще
глубже. Кажется, предстоит мне жалкая кончина, причем, когда сожрано уже
столько дерьма... И вдруг изнутри красный просверк.
теперь слева. То, что было впереди - справа. То, что было рядом, теперь
представляется в распластанном виде, видны затылки и спины врагов. Как
будто из моего позвоночника хлынули потоки серебристых нитей и перешили
окружающее пространство на свой лад.
гостей, а некая вытянутая пасть впивается в того абрека, что стоит
напротив, да прямо в физиономию. Он оседает, держась за укушенное лицо,
между пальцев течет кровь. Тот бородач, который потерял пистолет, драпает
наружу.
метров с места, бегущий гость складывается под ударом мощного корпуса,
чешуйчатые лапы ложатся на челюсть и затылок упавшего, затем следует
поворот с хрустом. Лапы тащат двух бывших врагов за шкирки на лестничную
площадку, вызывают лифт, бросают тела в кабину, один из поверженных
стонет, другой молчит. Тот, что укушен, приподнимается и жмет кнопку,
отчего теряет последние силы и валится лицом в пол. Кабина ползет вниз и
застревает где-то между вторым и третьим этажом.
лапы, а пасть с мощными выступающими челюстями откуда взялась? Я
приподнимаюсь и начинаю крутиться возле зеркала. Руки как руки, хотя
чешуйчатые лапы я великолепно чувствовал, словно свои. А вытянутые
челюсти? Я сам ощущал их силу, они как-будто располагались где-то на моем
лице. От такой мысли случился короткий рвотный позыв. Я что-то выплюнул на
пол и подобрал. Рвотные позывы стали гораздо сильнее - штучка, выплюнутая
и подобранная с пола, была осколком зуба, длинного заостренного
нечеловеческого зуба.
плане, это не должно отразиться на моих зубах. Ладно, стрессовая ситуация
завершилась и сейчас хорошо видно, что по всем кондициям я -
цивилизованный европеец. Не заметен даже тот медный оттенок кожи, который
я приобрел в стране инков Тауантинсуйю, хотя пара шрамов осталась. И еще
на память об индейском периоде моей жизни сохранилось красное почти
квадратное пятно на лбу. Но ничего, замажем белилами. К сожалению, исчезла
прежняя стебовая одежонка из сундуков коменданта Мойок-Марки, которая мне
заменила подарки Уайна Капака. Вместо нее рваные джинсы из шкафа и
пижамная куртка. Особенно жалко канувшее в никуда золотое кольцо для уха и
теплый плащ из краснокнижного колибри. Да и набедренную повязку из обезьян
загнал бы на базаре за приличную монету.
возвращением домой, оттого и жуть всякая мерещится. Хотя два трупа в лифте
вряд ли являются глюком. Эх, с удовольствием обменял бы свои кошмары на
три года работы грузчиком или дворником.
Буераков, я все расскажу как было и как не было.
всполохами, не знаю; только включил меня настойчивый звонок в дверь. Ну
вот и Буераков пожаловал. Собраться, наверное, успею, так что отворю
товарищу милиционеру поскорее - пусть не нервничает.
наших. Одна пожилая, но моложавая. В смысле, корчит из себя моложавую. Под
глазами мешки, жесткие морщины возле губ, на шее и животе - жирок в
складку, но зато короткая юбка и сапоги выше колена. В общем, шапокляк на
выданье. А вот вторая - девица, что надо. Первый раз такая красотка стояла
со мной рядом и не отворачивалась.
отношениях, но на красавицу, конечно, не тянула, да и первая свежесть
прошла - Верховный Инка не за красу ее в гарем взял; Часка на свой
индейский лад была привлекательной, но по международным цивилизованным
критериям все-таки не пробивалась в первый эшелон. А вот эта девица. Не
просто куколка, а идеал породистой красоты. Она как будто лучшее взяла и
от Нины, и от Часки, плюс своего добавила. Пожалуй, она более всего похожа
на то памятное видение у Кориканчи.
ореол серебристый. Нос - настоящий резной, а не пуговка какая-нибудь.
Пальтецо стильное под английскую королеву, но это к слову. А ножки-то - от
них Боттичелли бы отпал.
Хвостов. Я - твоя сестра Вера.
моя мать. Явилась не запылилась.
давал о себе знать. Да и беспорядок, пыль, тряпье, бутылки, разбитый
телевизор...
сказала мать за пятнадцать лет. Пятнадцать лет назад она смылась, потому
что ей было неинтересно заниматься моим сопливым носом, моими драными
носками, моими сальными волосами. Она оставила меня придурку деду,
грезившему на горшке о мировой революции, и полусумасшедшей бабке, которая
вынесла и коллективизацию, и блокаду, и гонения на космополитов, и фаната
отрешенного, то есть деда; только не выносила меня. Не было мамани
дорогой, когда я вступал в жизнь по бутылкам портвейна, когда я сочетался
узами с хитрой и ушлой бабенкой, когда надо было закапывать деда и
ухаживать за полусумасшедшей бабкой, писающей под себя и постоянно
ломающей руки-ноги, когда надо было стирать пеленки Витьки и бегать по
детским невропатологам. А сейчас заявилась мамаша дорогая и сразу про
свинарник.
непродолжительным.
поперла импортную вдову на историческую родину.