на склон Пузановой сопки.
лицо, словно черного мага подкосил и выжег изнутри какой-то неисцелимый
недуг. Но присмотревшись, он понял, что Торфинна всего-навсего снедал
страх. Обыкновенный страх. И это было так удивительно, что Синяка едва не
выронил кристалл.
точно баюкая.
твердо сжал губы.
в прежнего господина Кочующего Замка, каким помнил его Синяка.
говорит Ингольв, ты всегда был со странностями.
себя. - Из него получился прекрасный начальник моей личной охраны.
Преданный, в меру ограниченный, в меру самолюбивый.
искренне. - Но почему тебя удивляет, что я еще жив?
что в Кочующий Замок явился некто, несущий гибель Черному Торфинну,
согласно предсказанию, записанному в книге деяний Черной и Белой магии. Но
раз ты жив, то не все еще потеряно.
исчезнем из миров Элизабет одновременно. Будь осторожен, сынок, береги
себя... - Он посмотрел Синяке в глаза и значительно добавил: - И меня.
Помни: моя гибель - это твоя гибель.
могут быть друзья? Ты никогда не будешь таким, как все люди! У тебя не
может быть друзей. Запомни это, наконец! У тебя не может быть никаких
друзей. Только подданные, только рабы, холопы и слуги!.. - Он перевел
дыхание и, увидев злые глаза своего собеседника, замер от внезапно
подступившего ужаса.
проходит впустую. За целое столетие Синяка ничуть не изменился.
По-прежнему оборванный и бездомный, он все с тем же упорством отвергает
власть и все так же забивает себе голову участью каких-то жалких,
совершенно ничтожных существ. И все такой же упрямый.
погубит меня. Если моя жизнь тебе безразлична, то ты можешь хотя бы
понять, что это значит для тебя?
Торфинна все еще громыхал у него в ушах:
берега, зачем вы вручили мою жизнь этому недоумку?
камень. Сверкающие осколки брызнули во все стороны. Голос Торфинна исчез,
утонув в веселом звоне.
говоришь? А это что? Это ты краску разлил?
честное слово... Выберутся они, выберутся. Они храбрые, умные ребятки... -
Он осторожно положил лапы на плечи своему хозяину и заглянул ему в лицо. -
А вы... только не обижайтесь, господин Синяка... вы можете увидеть
будущее?
никто, даже боги, не может сказать, какой из этих вариантов воплотится в
жизнь.
забавным.
зависит от того, какой выбор будет сделан. У большинства людей огромные
возможности выбора. Даже у тех, кто связан судьбой по рукам и ногам.
великан.
почти все зависит от того, что решит Ингольв Вальхейм...
волчьей шкуре у его ног, Аэйт время от времени поднимал голову и бросал на
него короткие, цепкие взгляды. Хотя душа маленького воина с Элизабетинских
болот и противилась такой безоглядной доверчивости, Аэйт, тем не менее,
рассказал этому хмурому человеку почти все: и о своей заколдованной
ладони, и об изгнании Мелы, и о том, как Синяка убил победоносного Гатала
и его воинов в лесу у черной речки, заросшей душистыми белыми цветами...
гибельных трясин! Если бы он хотя бы был человеком!..
не похожи на людей. С самого начала он думал о них как о хэнах, и может
быть, поэтому они не вызывали в нем отвращения. Аэйт же казался ПОЧТИ
человеком.
почти умоляюще. - Может, ты человек, а?
все-таки сильно отличаемся от вас. - Он помолчал немного и тихо добавил: -
Неужели для тебя это так важно?
подумал Ингольв устало, действительно - какое имеет значение, кто он на
самом деле? Вот стоит мальчишка, переживший войну и плен... хорошо, пусть
не мальчишка, раз он так упорно на этом настаивает, пусть детеныш. И кровь
у него вовсе не зеленая и не зловонная, как говорили о его племени досужие
болтуны, а обычная - горячая, красная.
когда солдаты Вальхейма глазели на него, а капитан готовился его убить.
Сейчас Ингольв уже не понимал, как мог взять на себя роль палача. Но
стоило ему об этом подумать, и тут же, точно наяву, он увидел потускневшие
глаза Торфинна, только что горевшие веселым и злым огоньком; и снова к
нему на миг вернулось острое отвращение к болотной твари, которая так
безжалостно нашла ключ к его душе.
отвернулся, и Ингольв видел его запылавшее ухо. Капитан осторожно взял
крепкую, еще детскую руку, привыкшую к оружию, которое отныне запретно для
прикосновения. На красноватой коже отчетливо чернел крест.
любое колдовство, хотя и встречал его на каждом шагу. Начисто лишенный
каких-либо магических талантов, армейский капитан относился к магии с
опаской и по возможности обходил ее стороной.
мгновение капитану подумалось, что его опять дурачат.
убийственной серьезностью:
неловкостью. Он положил на плечи Аэйта свои тяжелые руки и прямо спросил: