и скворчало. Пригожин привык к этому бессвязному потоку и уже не пытался
разгадать какой-нибудь тайный смысл или по крайней мере дать хоть
минимальное логическое обоснование обрывкам материальных миров. Как-то,
еще месяца два назад, в самом начале безвременья, его внимание за бортом
привлек коренастый человечек, пролетавший в обратном направлении.
Человечек кувыркался, как космонавт в невесомости, и кричал что есть мочи:
"Бездна! Бездна!". Илья Ильич тогда не выдержал и тоже крикнул:
беспринципной чехарде утопленника, а потом, когда-таки отыскал, вдруг
улыбнулся и загадочно сказал:
заметил на горизонте событий черную точку. Она, кажется, двигалась
параллельным с коренастым человечком курсом. Илья Ильич достал подзорную
трубу - детище средневековой мысли - и с ее помощью установил: да, там
вдали плывет черный прямоугольный ящик. Эта маленькая победа
предсказательной человеческой мысли над хаосом событий возродила у старого
мечтателя надежду о неминуемом торжестве принципа причинности. Но потом
надежда померкла. Снова поползли бессвязные космические явления. И только
совсем недавно промелькнуло нечто знакомое - дня три назад появилась
огромная стая ворон. Ну, ее-то он сразу узнал. И после долго и грустно
вздыхал по дому. Вспоминал Соню, вспоминал свою среднюю школу, вспоминал
бескрайнюю сирую степь, обступившую со всех сторон Северную Заставу. Илья
Ильич опять тяжело вздохнул. Пора было готовить ужин.
банки тушенки и большое желание выбраться из запредельного состояния и
стать наконец частью чего-нибудь. Кстати, в первое время Илья Ильич все не
хотел поверить, что они находятся в полнейшей пустоте, то есть в
абсолютном, стерилизованном от времени и пространства положении. В
доказательство он приводил знаменитый принцип одного метафизика. Как будто
правдоподобные рассуждения могут заменить фундаментальные расчеты.
видишь, я чувствую, как она сопротивляется моим усилиям, смотри, у нее
осталась инерция. А господа метафизики утверждали, что ежели все предметы
поубирать из вселенной, то пропадет и инерция предметов.
предметы, проверяя, не уменьшилась ли, хотя бы немного, их масса. Но
бестолку. Единственно, у чего самым явным образом исчезала масса, так это
у съестных припасов. И теперь, когда оставалось три пачки вермишели, пачка
рафинада и две банки тушенки, он подошел к ниспровергателю буржуазных
метафизических концепций и спросил:
учителя. - В результате внезапного перехода количества в качество
приступаем к исследованию новых неизведанных пространств.
промежутков открывает большие возможности для разумной деятельности. С тех
пор, как они вынырнули вблизи желтого карлика - старой, медленно
вращающейся звезды - настроение у Ильи Ильича пошло на поправку. Эта новая
вселенная внушала оптимизм. Сходу астронавты заметили голубой серпик и
приспособили свою траекторию к выходу на круговую орбиту. На подходе,
правда, их несколько раз тряхнуло. Варфоломеев тут же начал перепроверять
расчеты, не вкралась ли случаем досадная ошибка или предательская
опечатка. Нет, не вкралась. Тем обиднее и больнее саднила шишка,
полученная в результате очередной коррекции траектории.
мировых констант.
на этот счет.
немного, раз, два, и обчелся.
перед высадкой. Мало ли что там может быть. Он-то знал, к чему приводит
вольное обращение с фундаментальными законами.
Пригожина.
конструктора Сергеева. - У него были здравые мысли о покорении
безвоздушных пространств.
дело, там, кажется, псевдоним или даже хуже...
Обычное дело, Илья Ильич, историю делают имяреки.
принялся готовить посадочный модуль к работе. Пригожин бегал вокруг и то и
дело всплескивал руками, глядя, как из-под брюха отрицательного
скомкователя лживого вакуума медленно выплывает посадочный бот в форме
старого угольного утюга. Потом они, захватив остатки продовольствия,
перешли на бот и отчалили в голубое марево приглянувшейся им планеты. И то
сказать, планета была подходящая. Период обращения двадцать три часа
пятьдесят шесть минут - чудо, какой хороший период! Экваториальный радиус
шесть тысяч триста семьдесят восемь километров - чудо, какой
экваториальный радиус, и наконец, чудо, какой эксцентриситет - ноль
семнадцать тысячных!
люди. Мы же должны придерживаться реальности, сколь бы сложной и
непривычной она нам не показалась. А реальность состоит в том, что в
результате комбинации вращения неизвестной планеты вкупе с непредвиденными
вариациями фундаментальных констант посадочный бот опустился на ночную
сторону неиспробованного небесного тела. Кажется, уже тысячи раз они там,
в далекой родной Вселенной совершали отчаянные посещения планетных
чужеродных миров. Но везде одно - унылое многоцветье неживой материи или,
в крайнем случае, слабое подобие разумной жизни. Ну скажите, разве можно
назвать контактом встречу с папуасами? Нет, папуасы Илью Ильича мало
волновали, его волновали идеальные существа, существа с новым, продвинутым
устройством жизни. Но в их существовании Илья Ильич, кажется, окончательно
разуверился. И теперь, когда они остановились на твердой поверхности и
ожидали, пока остынет разогретый трением посадочный бот, Илья Ильич больше
думал над тем разговором о Кондратюке. Зачем Сергей заговорил теперь о
нем? Как будто раньше они садились другим способом. Нет, он мог и раньше
напомнить о бедном инженере, но почему-то напомнил сейчас. Хотел уязвить
меня? Хотел показать, что не я один умел мечтать? Но Кондратюк технарь,
материалист, он не имел понятия о сверхзадаче, впрочем, я его уважаю и
ценю, такие люди нужны для общего дела...
вначале даже перехватило дыхание. Он покачнулся и оперся на влажную от
росы поверхность посадочного бота - их космический агрегат приземлился на
задах серого, в три этажа, здания в тенистом, заросшем старыми тополями
дворике. Было такое раннее время, когда ветерок еще не начал передвигать
свежие объемы воздуха, и легкие волокнистые пушинки медленно блуждали
между темными и светлыми слоями пространства. Чудом им удалось сесть, не
порушив заведенного здесь порядка вещей. Илья Ильич взглянул на наружный
термометр, приставленный к иллюминатору - плюс двадцать градусов. Все
вместе, и приятная температура, и вновь обретенное чувство пространства, и
восстановление нужных телу монотонных процессов, привело его в отрешенное,
забытое с детства блаженное состояние. Чудо, какая планета, чудо, какой
город, если через несколько часов ты уже чувствуешь себя его частью,
малой, ничего не значащей частью большого, неизведанного целого. Вот так
же было в его далеком, забытом, а сейчас восстановленном инопланетным
видением детстве. Илья Ильич родился в небольшом провинциальном городишке
в четырех часах езды по железной дороге из столицы в южном направлении. У
них был большой двухэтажный дореволюционный дом и в нем гигантская
деревянная лестница на второй этаж в кабинет к отцу - простому школьному
учителю.
отполированную до блеска отцовскими руками, а далекий затерянный угол их
сада под двумя старыми березами. Там он устроил себе космический корабль -
пузатую высохшую бочку. Снаружи бочка была заделана тряпьем и ветками, а в
оставшиеся щели и просветы он вставил разноцветные бутылочные стекла -
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Прозоров Александр