Чтение 39–й страницы книги ~Мой отец

сообщил, что у него на борту боевой пакет (не знаю лишь, вскрывали его
тогда или нет), который он вскроет после начала боевых действий.
Рассказал, что определен квадрат, куда он должен выйти в первые часы
войны, и противник - корабли Военно-морского Флота СССР, которые он будет
торпедировать при встрече.

Он же доложил отцу, что за день или за два до начала войны все
немецкие суда уйдут из советских портов, а советские будут задержаны в
портах Германии. Когда отец сообщил об этом Сталину, тот приказал никаких
упреждающих мер не принимать...

На следующий день мы отправились в Москву, и я до сих пор не знаю,
что за всем этим стоит. Адмирал Кузнецов о заходе на нашу базу немецкой
подводной лодки в своих мемуарах не обмолвился ни словом. Ничего
впоследствии не доводилось мне слышать и о судьбе командира корабля, его
экипажа. Такая странная история.

А вот как встретил войну флот, известно. Командовал им, как я уже
говорил, адмирал Николай Герасимович Кузнецов.

Из официальных источников:

Адмирал флота Советского Союза, Герой Советского Союза Николай
Кузнецов. Родился в 1904 году. На флоте с 1919 года. В 20-30-е годы -
вахтенный командир крейсера "Червона Украина" Морских Сил Черного моря,
слушатель Военно-морской академии, старший помощник командира крейсера
"Красный Кавказ". В 1936-1937 гг. - военно-морской атташе и главный
военно-морской советник в Испании. В предвоенные годы - заместитель
командующего, командующий Тихоокеанским флотом, заместитель наркома,
нарком ВМФ.

В 1947-1948 гг. - начальник военно-морских учебных заведений, до
февраля 1950 г. - заместитель главкома войск Дальнего Востока по
военно-морским силам.

В 1950-1951 гг. - командующий Тихоокеанским флотом, в 1951-1955 гг. -
военно-морской министр, первый заместитель министра обороны СССР - главком
ВМС. С февраля 1956 г. - в отставке. Скончался в 1974 году.

Это был товарищ моего отца. Очень обаятельный человек, невероятно мне
импонировал. Часто бывал у нас дома.

Начинал краснофлотцем на Северо-Двинской флотилии. В 35 лет возглавил
Наркомат Военно-морского Флота. Чрезвычайно одаренный человек, настоящий
флотоводец. Помню их разговоры с моим отцом о будущем флота. Оба отлично
понимали, что построить авианосный флот нам не под силу, но настоящий
боеспособный флот, знали, необходим. После войны вместе разрабатывали
программу строительства советских военно-морских сил. Многое удалось
осуществить. Отец до этого не дожил, а Кузнецову удалось стать свидетелем
того, как потом резали боевые корабли на металлолом по распоряжению
Хрущева и его окружения...

Очень откровенный был человек. Если уж не любил кого - никогда не
скрывал. Ворошилова, скажем, ни в грош не ставил как военного
руководителя.

Кремлевская верхушка жила совершенно по другим правилам. Там нельзя
было, как говорят, высовываться, идти напролом. Следовало выждать,
подготовить сторонников и т. п. А Кузнецов был человек прямой,
увлекающийся, зачастую опережал события. Все его взлеты и падения не
случайны, видимо.

Сталину он нравился. Волевой, талантливый человек. Мне моряки,
помнившие его по Испании, много о нем рассказывали. В самой сложной
обстановке, говорили, не терялся. Так он и войну начал. Всюду были потери,
а флот все корабли сохранил.

Как это нередко бывало, судьба обошлась с этим человеком круто. Вот
как это произошло. Была у нас спарка, скорострельная корабельная пушка.
Здесь наши конструкторы обошли союзников, по меньшей мере, лет на десять.
Как-то при встрече с англичанами и американцами Кузнецов возьми да и
подари эту пушку гостям. Они нам целые корабли дарят, а тут пушка.

Отец к тому времени никакого отношения к органам государственной
безопасности не имел, иначе ход бумаге на Кузнецова конечно бы не дал. А
"доброжелатели" постарались, преподнесли эту историю Сталину
соответствующим образом. Понизили адмирала в звании, сняли с должности.

Второй раз его уже Хрущев убрал. Не мог Николай Герасимович смириться
с тем, что флот гибнет - дело всей его жизни. До ЦК доходило все, что о
высоком начальстве боевой адмирал думал. Так в очередной раз Кузнецова и
"ушли".

А судьба адмирала Галлера, командующего Балтийским флотом, сложилась
еще более трагически. В 1948 году состряпали на него "дело", обвинили в
передаче секретных сведений за границу. В 1950 году в тюрьме в Казани он и
скончался.

Такие люди стояли во главе флота. Еще за несколько дней до войны
адмирал Кузнецов приказал перевести все флоты и флотилии на оперативную
готовность N 2. 21 июня был отдан приказ о переводе всех Военно-Морских
Сил на оперативную готовность N 1. Первые же налеты противника на корабли
и военно-морские базы были успешно отражены. Ни одна боевая единица не
была выведена из строя.

...Прошло уже много лет, но я, как и все люди моего поколения, хорошо
помню то лето сорок первого. Война не обошла и нашу семью. До войны я
мечтал поступить на физмат Московского университета, серьезно готовился к
учебе, но выпускникам сорок первого было уже не до этого. Никому ничего не
сказав, отправился с друзьями в райком комсомола. "Хотим на фронт!"
Встретили нас хорошо, но когда зашла речь о моей фамилии, вышла заминка...

Когда возвратился домой, отец уже обо всем знал. - Правильно решил! -
это была его первая фраза. Мама тоже одобрила. Так я попал в подмосковную
разведшколу. Немецкий я знал хорошо, имел квалификацию радиста первого
класса. Так что особых проблем не было. Ребятам, не знавшим радиодела,
приходилось труднее.

Готовили нас по ускоренной программе. Стрельба, хождение по азимуту,
физическая подготовка, прыжки с парашютом, шифровальное дело...

О том, что 7 ноября состоится, как обычно, военный парад на Красной
площади, никто из нас и предположить не мог. В шесть утра подняли все
разведшколы и - в Москву. Я попал в оцепление за Мавзолеем. Зрелище для
курсантов было потрясающее. Немец под Москвой, а тут военный парад.

В конце ноября мы шли уже на бреющем над Балтикой. Наша группа должна
была десантироваться на территории Германии, в районе Пенемюнде. Именно
там, как теперь известно, находился ракетный центр фон Брауна. Легенды у
моих спутников-немцев, кстати, были отработаны до мелочей. Мне предстояло,
как радисту, передавать в Центр информацию об испытаниях нового оружия.

Мы уже готовились к выброске, когда экипаж предупредил:
"Возвращаемся: сильный туман".

Неудачей закончилась и вторая попытка. Самолет вышел в заданный
район, но сигнала с земли не получил. Сели почему-то в Казани, причем
неудачно, повредили шасси. На двух других самолетах нашу группу отправили
в Москву.

Вскоре узнали, что нас в полном составе перебрасывают на юг. Куда?
Зачем? Ответа не последовало. Вообще такие вещи не обсуждались.

Понимали, конечно, что не на отдых летим, но вопросов хватало. Нас
ведь всех готовили для работы в Северной Германии. Но у начальства,
видимо, были какието свои соображения. Во всяком случае, о том, что в
глубокий тыл врага можно попасть через Иран, мы не догадывались.

А Москва готовилась к обороне. В зоопарке появились крупнокалиберные
100-миллиметровые зенитные орудия. Осколками от разорвавшихся снарядов
были усеяны и площадь Восстания, и Садовое кольцо, и двор нашего дома по
Малоникитской. Когда начинался налет, родители, если не находились в те
часы на службе, заходили в дом. Как и большинство москвичей, ни отец, ни
мать бомбоубежищем не пользовались. Его просто не было поблизости.

Прощаясь с близкими, я покидал, по сути, прифронтовой город.
Эвакуировались в Куйбышев Наркомат иностранных дел, иностранные
посольства, некоторые ведомства. Сталин приказал убрать из Москвы всех
лишних, как он выразился, людей. Вместе с тем не был эвакуирован ни один
завод, работающий на оборону. Продолжали работать все необходимые службы,
включая Наркомат внутренних дел. Часть людей, правда, все же уехала. Как
уже наверняка догадался читатель, это были сотрудники НКВД,
"обслуживающие" иностранных дипломатов...

О возможном отступлении никто и не помышлял. Сталин, вопреки бытующей
версии, сразу же сказал военным:

- Ни при каких условиях Москву мы не сдадим! Правда, в самом
сталинском окружении нашлись люди, которые "по доброте душевной"
предложили Сталину покинуть на время столицу.

- Вам надо непременно уехать, - советовал, в частности, Щербаков,
первый секретарь Московского комитета партии и секретарь ЦК. Позднее он
стал начальником Главного политуправления Красной Армии. Вреда, к слову,
принес едва ли не меньше печально известного в среде военных Льва Мехлиса.
Хотя, скрывать не буду, как человек был симпатичен.

Сталин отреагировал так. Внимательно посмотрел на эту компанию и
сказал: "Я вас рассматриваю как идиотов или сволочей. Но лучше буду
рассматривать все же как просто дураков и оставлю на тех местах, где
находитесь..."

Всерьез того же Щербакова он не воспринимал. Всем знал цену.

Уже возвратившись в Москву, я узнал от мамы, что как-то в те дни
Сталин заехал к нам домой. Как раз бомбили город. Попросил, чтобы его
напоили чаем, посидел и, не дожидаясь отбоя воздушной тревоги, уехал.
Насколько знаю, в подобных случаях ни в какие бомбоубежища не уходил.

Своеобразный был человек. Он считал, что если есть его приказ не
допускать самолеты противника к Москве, значит, так и должно быть.

До 1953 года и о самой войне, и о ее результатах писали не так много,
как это было потом. Но кое-что все же в печати появлялось. Скажем,
промелькнули материалы об участии в обороне Москвы восьми дивизий НКВД.
Эти соединения, брошенные в прорыв, остановили немецкое наступление на