бесполезной утвари. Отец все заставил бы книгами, завалил бы
черепками, утюгами, работающими на угле, подшивками старых
газет, журналами. Сколько раз я брала с него обещание, что
он не станет больше покупать книги. Все бесполезно. Обещает,
а домой вновь и вновь приносит их - охапками. И самое
интересное, Андрей, он их приносит и прячет от меня на
полках, словно я не увижу, словно не определю, была эта
книга у нас или нет.
читают и мало смотрят телевизор.
предпочитаете?
двустворчатой белой дверью, и уже через пять минут на столе
появилось печенье в стеклянной вазе, фрукты в плетеной
корзинке, чашки, чайник, кофейник с молочником, несколько
видов варенья и вазочка с медом. Андрей чувствовал себя так,
словно попал к старым друзьям, в дом, где уже не раз бывал.
Lногие книги ему были знакомы, такие же имелись и в его
библиотеке.
девятьсот седьмом году. Гравюра выполнена на совесть. А вот
снимок девятьсот пятнадцатого года. Взгляните, сколько было
церквей, а теперь что осталось? Все проклятые большевики
разрушили, - произнеся эту фразу, хозяин дома покосился на
Холмогорова - так смотрят на лакмусовую бумажку, окунув ее в
жидкость: покраснеет или позеленеет?
что именно большевики, именно проклятые разрушили церкви.
же уточнил бывший учитель, подойдя к панорамной фотографии,
- уничтожили не большевики, ее уничтожила бомба. Не повезло.
Рядом стояла электростанция, и немецкий летчик, наверное,
промахнулся. Электростанция стоит и сегодня, а от церкви и
следа не осталось. Мини-базарчик, торгуют шмотками. И,
кажется, очень этим довольны. Жизнь полна парадоксов.
исключением из борисовских правил. Как и в других домах, все
разговоры, с чего бы они ни начинались, в конце концов
сводились к гибели отца Михаила. Как понял Холмогоров, в
городе священника любили, у него не было явных врагов.
Может, кому-то священник не нравился, но это еще не повод
для зверского убийства.
на Холмогорова, - за что убили вашего друга?
замысловатые версии. Правда всегда проста и понятна. Нужно
исходить из фактов. Кому-нибудь он мешал? - спросил
Холмогоров и у Регины, и у Казимира Петровича Могилина.
сказанное - правда, - усмехнулся Андрей. - У него были
большие деньги? - спросил Холмогоров.
городке? Здесь даже торговка на рынке считается
состоятельной. Отец же Михаил ничем, кроме службы в церкви,
не занимался.
Холмогоров. - Женщина? - спросил он.
Петрович замахал руками. - У него с матушкой идеальные
отношения, образцовая пара. Они даже повода никогда не
давали подумать о таком.
том, что пропала одна-единственная ценная вещь.
музейщик-любитель, он тут же почувствовал родное.
этому поводу не могу, лишь слыхал, что он серебряный,
значит, большой ценности в денежном измерении не
представлял.
несколько снимков, вот один из них.
письменном столе, - не отрывая глаз от фотографии, шептал
Казимир Петрович. Он выглядел немного сумасшедшим, как
всякий одержимый человек.
латунной оправе с деревянной ручкой. На удивление, стекло
нигде не было поцарапано, как это обычно случается со
старыми вещами. Могилин буквально навис над фотографией и
минут пять тщательно ее рассматривал, так цыганка-гадалка
рассматривает линии на ладони легковерного прохожего. На его
губах то появлялась улыбка, то исчезала, он морщил лоб,
моргал, причмокивал. Затем для чего-то перевернул фотографию
и посмотрел на просвет, словно на ней могли быть водяные
знаки.
нему не зашел. Он не пригласил, а я постеснялся напроситься
в гости.
прищурившись.
студентки, получившей на руки экзаменационный билет с
вопросом, спросил Казимир Петрович.
специалист в византийском ювелирном искусстве, но думаю, это
тринадцатый век или очень умелая подделка. Могу сказать, что
это Одигитрия.
поглядывая на дочку.
говорить, да и слушатели у него этим вечером были достойные,
люди просвещенные, знающие, умеющие ценить чужие знания,
чужую эрудицию. - Для подделки слишком большие повреждения.
Видите, вот здесь угол замят? Думаю, оклад чем-то придавили,
может, он под чем-то лежал, зажатый с двух сторон. Чистил
его человек неумелый, чистил нагло. Камни из оклада вытащили
не сейчас: видите, какие лунки темные? У человека, который
чистил, не было специального инструмента, и он боялся
продавить серебро насквозь.
Холмогоров. - Женщина вычистила бы тщательнее. Вы согласны
со мной, Регина?
- точно на лунку.
не подумал. Женский палец достал бы до дна лунки, а грубый
мужской - нет. Да и человек, чистивший оклад, абсолютно
незнаком с этим делом. Была бы в его доме серебряная посуда,
он так не усердствовал бы.
по фотографии.
произнес Могилин. - А ведь мимо дома каждый день проходил,
свет в окнах видел. Почему не зашел? Так всегда бывает,
когда человека уже нет. Кажется, самое главное не сделал, не
сказал. А дай еще день, месяц жизни... Все равно главного
человек никогда не успевает ни сказать, ни сделать. Поэтому
и надо жить так, чтобы каждый день казался последним, - по-
провинциальному нравоучительно произнес Казимир Петрович
Могилин.
вы-то, собственно, чем занимаетесь, Андрей Алексеевич? У
меня есть такое подозрение, что вас специально из патриархии
прислали расследовать это дело. Наверное, и в церкви есть
секретная служба типа КГБ?