ответ вылетела маленькая розовая карточка с изображением девичьей головки
с длинными волосами и надписью "Верная любовь". Она предназначалась "Моей
дорогой и любимой, в гнездышко влюбленных, с нежностью Купидона". Тут же
была картинка, изображающая молодого человека в вечернем костюме,
опустившегося на колени перед девушкой, закутанной в меха, и целующего ей
руку. Наверху в уголке два сердца, пронзенные стрелой, как раз над
регистрационным номером 745812. Кьюбит подумал: здорово запущено. И дешево
- всего пенни. Он бросил быстрый взгляд через плечо - ни души, - затем
торопливо перевернул карточку и принялся читать. Письмо было от Крыльев
Купидона из Переулка Любви. "Моя дорогая крошка. Итак, ты сменила меня на
помещичьего сынка. Ты не представляешь себе, что разбила мою жизнь и
уничтожила всякую надежду, растоптала душу мою, словно бабочку, попавшую
под колесо. Но даже теперь я желаю тебе только счастья".
бывает, когда имеешь дело не со шлюхами, и сам-то становишься благороднее.
Слова вроде "великое самоотречение", "трагедия", "красота" проносились в
сознании. Когда имеешь дело со шлюхами, то уж непременно возьмешься за
бритву, порежешь ей физиономию, а вот любовь, о которой здесь написано, -
высший класс. Он принялся читать дальше, это было совсем как в книжках,
вот так он хотел бы писать сам. "Когда я думаю о твоей дивной,
пленительной красоте и о твоем уме, то понимаю, каким глупцом я был,
воображая, что ты меня когда-нибудь по-настоящему полюбишь". Как ей не
стыдно! Глаза его увлажнились от избытка чувств, все перед ним
затуманилось, его пробирала дрожь от холода и от преклонения перед
красотой. "Но запомни навсегда, дорогая, что я люблю тебя, и если тебе
когда-нибудь понадобится друг, пришли мне только тот знак любви, который я
дал тебе, я стану твоим слугой и рабом. Твой Джон - разбитое сердце". Его
тоже звали Джон - это было как знамение.
безлюдного мола... Любимый и покинутый... Печаль и скорбь горели в его
мозгу под рыжими волосами. Что тут делать человеку, как не пьянствовать?
Он выпил еще одну стопку виски напротив входа на мол и направился к
"Космополитену"; ноги его ступали подчеркнуто твердо - топ, топ, топ по
тротуару, как будто к башмакам его были привязаны железные гири; так
двигалась бы Статуя, состоящая наполовину из плоти, наполовину из камня.
смущенно ожидал у конторки, пока мальчик-рассыльный искал Коллеони в барах
и гостиных. Клерк полистал страницы огромной книги приезжих, затем стал
просматривать справочник. В это время вернулся рассыльный, а за ним по
пушистому ковру следовал Крэб; он скользил бесшумно и самодовольно, от его
черных волос шел запах помады.
клерку, но тот не обратил на него никакого внимания и, послюнив палец,
продолжал перелистывать справочник.
работа. - Он оглянулся с деловым видом, как будто был чем-то озабочен, и
спросил клерка: - Кто это там, лорд Фивершем?
ноготь на левой руке. Он величественно взглянул на Кьюбита. - Следуй за
мной, дружище. Здесь неудобно говорить. - И, прежде чем Кьюбит смог
ответить, он заскользил прочь, ловко лавируя между позолоченными стульями.
продолжал путь, заметив неожиданно доверительным тоном: "Шикарная
женщина". Он весь задергался, как в старинном кинематографе. Слоняясь из
Лондона в Донкастер и обратно, он нахватался самых разнообразных манер.
Путешествуя в первом классе после успешно обделанного дельца, он слышал,
как лорд Фивершем обращается к носильщику, видел, как старый Дигби
оглядывал женщин.
позолотой дверь за столиком буль виднелись дощечки, указывающие путь по
целой серии проходов. Это были изящные, как китайские безделушки,
указательные дощечки - они пришлись бы к месту и в Тюильри: "Дамский
туалет", "Мужской туалет", "Дамская парикмахерская", "Мужская
парикмахерская".
шел запах виски, распространявшийся над мебелью маркетри, он был смущен и
обескуражен. Ему с трудом удалось удержаться от искушения добавить "сэр".
Крэб сильно возвысился со времени своей работы у Кайта, он стал почти
недосягаемым. Теперь он был участником большого рэкета - вместе с лордом
Фивершемом и этой шикарной женщиной; он здорово вознесся.
Крэб, - он человек занятой. - Вытащив из кармана одну из сигар Коллеони,
он сунул ее в рот, но Кьюбиту сигары не предложил. Кьюбит неуверенно
протянул ему спички. - Не трудись, не трудись, - проговорил Крэб, шаря в
карманах своего двубортного жилета. Разыскав золотую зажигалку, он,
чиркнув, поднес ее к сигаре. - Что тебе нужно, Кьюбит? - спросил он.
среди позолоченных стульев. - Ты ведь знаешь, как обстоят дела, - сказал
он, с отчаянием оглядываясь вокруг. - Как насчет того, чтобы выпить?
позолоченные стулья. Оживившийся Кьюбит присел. Стулья были маленькие и
жесткие. Он заметил, что официант наблюдает за ними, и покраснел.
голову. Украдкой он осматривался вокруг. Так вот куда Пинки приходил
повидаться с Коллеони... У него-то выдержки хоть отбавляй!
признает все только самое шикарное. - Он взял свою рюмку, глядя, как
Кьюбит расплачивается. - Он любит жить широко. Ну, да ведь он и стоит не
меньше, чем пятьдесят тысяч бумажек. Хочешь знать мое мнение? - продолжал
Крэб, развалившись в кресле, попыхивая сигарой и наблюдая за Кьюбитом
своими черными широко поставленными, наглыми глазами. - Он когда-нибудь
займется политикой. Консерваторы очень высокого мнения о нем... у него
есть связи.
пока еще не поздно. Никаких перспектив... - Он искоса посмотрел поверх
головы Кьюбита и заметил: - Видишь вон того человека, что идет в мужской
туалет? Это Мейс. Пивовар, стоит сто тысяч бумажек.
Коллеони...
польза мистеру Коллеони?
ковер и продолжал: - Послушай моего совета. Развяжись с ними. Мистер
Коллеони собирается расчистить себе здесь место. Он ведь любит, чтобы все
делалось как надо. Без насилия. Полиция очень доверяет мистеру Коллеони. -
Он взглянул на свои часы. - Ох, мне пора. У меня деловое свидание на
ипподроме. - Он покровительственно потрепал Кьюбита по плечу. - Вот что, -
добавил он, - я замолвлю за тебя словечко... По старой дружбе. Толку-то
никакого не будет, но я все-таки поговорю. Поклон от меня Пинки и ребятам.
отвесив в дверях легкий поклон даме и старику с моноклем на черной ленте.
чувством беспредельной подавленности; сознание незаслуженной обиды
пробивалось сквозь винные пары - всегда кому-то приходится расплачиваться.
Все, что он видел вокруг, разжигало пламя гнева в его груди. Он вышел в
вестибюль... Вид мальчика-рассыльного с подносом привел его в ярость. Все
тут следят за ним, ждут, когда он уберется, но ведь он имеет такое же
право, как и Крэб, быть здесь. Он оглянулся и увидел женщину, с которой
был знаком Крэб, - она в одиночестве сидела за столиком за стаканом
портвейна.
твой ум..." Гнев его сменился сознанием беспредельной несправедливости. Он
хотел поделиться с кем-нибудь, излить душу... Он рыгнул... "Я буду твоим
слугой и рабом..." Его огромная фигура повернулась, как створка двери,
тяжелые ступни изменили направление и побрели к столу, за которым сидела
Айда Арнольд.