самое ближайшее время. Давайте встретимся лучше на пристани. Покатаемся на
речном трамвайчике. Часов в десять вас устроит?
понравились мне ни кислый тон Полевичека, ни его зловещий намек.
Полевичек намерен надеть на меня наручники, помощь мне не помешает. Правда,
я сильно сомневалась в способности Генриха с Лешей оказать достойное
сопротивление милиции, но на моральную поддержку с их стороны можно было
рассчитывать твердо.
пристани. Несмотря на рабочий день и утренний час, там уже собралась
приличная толпа: мамаши и бабушки с детьми, несколько семейств в более
полном составе, три или четыре молодые парочки и шумная стайка подростков,
по виду, выпускников.
потому, что был один, сколько из-за угрюмой сосредоточенности, которая плохо
вязалась с обликом человека, предвкушающего прелести речной прогулки.
стоявший у причала. Мы с Михаилом Ильичем устроились на корме, а Леша с
Генрихом деликатно сели поодаль, но так, чтобы не выпускать нас из виду.
Урчание мотора и радостный детский гомон создавали достаточно мощный
звуковой фон, поэтому мы могли разговаривать, не опасаясь чужих ушей.
мне похвальную грамоту и денежный приз вкупе с памятным подарком. Но,
промучившись полночи бессонницей, я все же убедила себя, что его дурные
вести не имеют отношения к Веронике, иначе он не стал бы откладывать
разговор до утра. Скорее уж речь пойдет о моем поражении в правах. Следующая
фраза Полевичека лишний раз подтвердила мою проницательность.
Точнее, не позднее двенадцати часов дня, восемнадцатого июня. В противном
случае прокурор подпишет постановление о вашем аресте.
в Черногорию. Очень символично.
восьми часов. За это время я успею добежать до китайской границы.
пристально посмотрел мне в глаза. Поскольку лицо его было непроницаемым,
определить значение этого взгляда я не сумела.
мы молчали. Потом Полевичек выбросил в воду окурок, потер ладонями колени и
расщедрился на следующее признание:
следователь городской прокуратуры прислушиваться к мнению какого-то старшего
лейтенанта из округа! Особенно если этот следователь - Петровский, который
получил, наконец, вожделенные факты, позволяющие требовать моего
немедленного ареста. Или Михаил Ильич по-рыцарски скрыл от Петровского мое
присутствие на месте второго преступления? Может быть, его мрачность
объясняется чувством вины, сознанием того, что он нарушил служебный долг?
Ой, сомневаюсь! Что бы там ни воображал себе Прошка, горячей любви ко мне
Полевичек не выказывал. На мой взгляд, чувства, которые я у него вызываю,
правильнее было бы назвать смешанными и противоречивыми. На служебный
проступок они не толкнут.
Явись Селезнев к Петровскому с просьбой повременить с моим арестом, его
самого, пожалуй, посадили бы под домашний арест. А других доброжелателей в
милицейско-прокурорской среде у меня не имеется.
Ильич на мою вопросительно поднятую бровь никак не отреагировал. Он упорно
смотрел прямо перед собой и всем своим видом показывал, что на его
дальнейшую откровенность я могу не рассчитывать. Наивный! Неужели он думал
таким способом остановить женщину, жаждущую информации?
этот счет имеется своя точка зрения. Нет такой хитрости, на которую не пошла
бы наша сестра, чтобы утолить свое любопытство. Не буду описывать бесчестные
уловки, к коим пришлось прибегнуть, чтобы вытянуть из Полевичека крохи
информации, позволяющие в общих чертах восстановить драматические события
минувшего дня. Победителей, как известно, не судят.
Полевичек честно попытался связаться с Петровским, чтобы сообщить ему о моем
ночном визите и заявлении, сделанном по поводу убийства Цыганкова.
Петровского на месте не оказалось. Тогда Михаил Ильич поделился своими
сведениями с Тусеповым - тем самым оперативником с Петровки, к которому его
прикомандировали по делу об убийстве Людмилы Прокофьевой. Тусепов, не долго
думая, доложил своему начальству. То, что случилось потом, с точки зрения
Полевичека, не лезло ни в какие ворота. Петровский вызвал его к себе и,
визжа и топая ногами, объяснил, куда он может запихнуть мои показания.
Следователь обвинял Михаила Ильича в юридической безграмотности, в
потворстве подозреваемой, но более всего в том, что Михаил Ильич действовал
через его, Петровского, голову, вместо того чтобы связаться с ним напрямую.
Сбитый с толку и рассерженный беспардонностью следователя, Полевичек с
вызовом поинтересовался, какая, собственно, разница, с кем он соотнесся,
если всю нужную информацию Петровский получил. Из гневной, практически
бессвязной тирады, которой разразился в ответ следователь, Михаил Ильич
логическим путем вывел, что начальство Тусепова созвонилось с прокурором,
изложило мою версию событий и намекнуло на предвзятость Петровского по
отношению к свидетельнице Клюевой. В результате, когда посыльный, призванный
немедленно доставить меня на допрос в прокуратуру, явился ни с чем, и
Петровский отправился к прокурору за санкцией на мой арест, ему было
отказано в довольно резкой форме.
руководстве МУРа, - неприязненно заметил Михаил Ильич.
представила себе, что могло произойти. Начальник Селезнева, Петр Сергеевич
Кузьмин (он же ПЈсич), наверняка не пришел в восторг, когда следователь
прокуратуры обвинил его подчиненного в пособничестве возможной преступнице.
Узнав от Тусепова о моей причастности еще к одному убийству, ПЈсич быстро
сообразил, что теперь Петровский не применет потребовать моего ареста. А это
почти автоматически означает служебное расследование в отношении Селезнева и
прочие неприятности во вверенном Кузьмину отделе. Вот Петр Сергеевич и нанес
упреждающий удар - намекнул начальству Петровского на возможную
пристрастность следователя.
Подумаешь - двухдневная отсрочка! Вот если бы мои защитники добились
отстранения Петровского от дела...
мой взгляд, то, что кому-то удалось добиться этой отсрочки, - настоящее
чудо. Видели бы вы, как бушевал вчера Петровский! Кричал, ругал меня, словно
нашкодившего мальчишку, а ведь я не нарушил ни единого пункта
уголовно-процессуального кодекса. Да если его отстранят от дела, он меня
просто растерзает! В общем, у вас теперь один выход: до пятницы найти
настоящего преступника. С моей помощью, разумеется.
я. - А по виду не скажешь, глядит волком... Как же, интересно, он держится с
теми, чью вину считает очевидной?"
поспешил объяснить свою позицию:
психологических несообразностей в версии, приписывающей убийства вам, но не
принимать во внимание свидетельства криминалистов - это уже явная
предвзятость.
ростом, чем сама убитая. А это сразу выводит из круга подозреваемых вас и
Шеповалову. Если, конечно, вы не воспользовались какой-то подставкой, что,
на мой взгляд, смешно - хотя бы из соображений устойчивости. Душитель не мог
допустить, чтобы сопротивляющаяся жертва в самую ответственную минуту его
опрокинула. Тот, кто заколол Цыганкова, нанес удар снизу вверх, но, если
принять во внимание угол, под которым нож вошел в тело, убийца, по крайней
мере, среднего роста, а скорее - выше среднего. Я специально обратил на это
внимание Петровского. Реакция - нулевая. Складывается впечатление, будто он
намеренно не замечает фактов, свидетельствующих в вашу пользу. Я рассказал
ему о сломанных тормозах "Запорожца", специально подчеркнул, что лично
проверил вашу информацию. И что, вы думаете, он ответил? "Странно, что она
не додумалась устроить на себя публичное покушение. Испортить тормоза
собственной машины - как-то для нее слабовато". После этого я уже не стал
говорить о том, как вас пытались столкнуть с лестницы. И тем более о том,
что вы подозреваете убитого Цыганкова. С Петровского станется отбросить
версию только потому, что она исходит от вас. А между прочим, многое
указывает на то, что вы были правы.
указания на сообщника? - набросилась я на Полевичека.