Чтение 39–й страницы книги ~Восходящее солнце~

"Сеул, Корея. Подумайте об этом, когда мы ворвемся в двадцать первый
век."

Теперь мы шли по другому коридору. Потом на короткое время оказались
снаружи на солнечном свете, прошли по асфальтовой дорожке и вошли в другое
здание. Сандерс поглядел через плечо, словно боялся потерять меня. Но
говорить не переставал.

"А если иностранные студенты уедут домой, у нас не будет достаточно
инженеров для американских исследований, чтобы творить новую американскую
технологию. Тут простой баланс. Нет в нужном количестве тренированных людей.
Даже большие компании вроде ИБМ начинают помаленьку испытывать трудности.
Обученных людей попросту не существует. Осторожно, дверь."

Дверь крутнулась в мою сторону. Я вошел внутрь и сказал: "Но если здесь
имеются все возможности для работы с высокой технологией, разве это не
привлекает студентов?"

"Привлекает, но не так, как инвестиционные банки или юриспруденция."
Сандерс засмеялся: "Америке может недоставать инженеров и ученых, однако мы
первые в мире по производству адвокатов. Половина адвокатов всего мира
находится в Америке. Только представить." Он покачал головой.

"У нас четыре процента мирового населения и восемнадцать процентов
мировой экономики. И у нас же пятьдесят процентов адвокатов. И каждый год из
юридических школ выплывают еще тридцать пять тысяч. Вот куда направлена наша
продуктивность, вот где наш национальный центр интереса. Половина наших
TV-шоу толкует об адвокатах. Америка превращается в Страну Адвокатов. Все
выдвигают друг другу иски. Все друг друга оспаривают. Все в судах. Ведь,
кроме всего, трем четвертям миллиона американских адвокатов надо же хоть
чем-то заниматься. Они обязаны как-то заколачивать свои триста тысяч в год.
Другие страны думают, что мы спятили."

Он открыл дверь ключом. Я увидел надпись от руки: "Лаборатория
продвинутой обработки образов" и стрелку. Сандерс повел меня по длинному
коридору.

"Даже наши самые яркие ребята плохо обучены. Самые лучшие американские
дети сегодня на двенадцатом месте в мире после промышленных стран Азии и
Европы. А ведь это наши лучшие студенты. На дне гораздо хуже. Треть
выпускников школ не может прочесть расписание автобусов. Они неграмотные."

Мы дошли до конца коридора и повернули направо. "Ребята, которых я
вижу, ленивы. Никто не хочет работать. Я учу физике. Чтобы стать мастером
нужны годы. Но все дети хотят одеваться как Чарли Шин и сделать миллион
долларов еще до того, как стукнет двадцать восемь. Единственный способ
сделать такие деньги - это юриспруденция, инвестиционные банки, Уолл-Стрит.
То есть, места, где идет игра бумажными доходами, что-то за ничего. Именно
этого в наши дни хотят дети."

"Может, только в УЮК?"

"Всюду, поверьте мне. Они все смотрят телевизор."

Он распахнул еще одну дверь. Еще один коридор. В нем было сыро и
затхло.

"Знаю, знаю, я старомоден", сказал Сандерс. "Я все еще верю, что каждое
человеческое существо для чего-то предназначено. Вы для чего-то
предназначены. Я предназначен для чего-то. Просто живя на этой планете, нося
одежду, которую мы носим, делая работу, которую мы делаем, мы все
предназначены для чего-то. И в этом маленьком уголке мира", сказал он, "мы
предназначены возиться с телепакостью. Мы анализируем теленовости и видим,
где они побывали со своей лентой. Мы анализируем TV-клипы..."

Сандерс вдруг остановился.

"В чем дело?"

"С вами был еще кто-нибудь? Вы пришли один?"

"Да, только я."

"О, хорошо." Сандерс помчался дальше в том же головокружительном темпе.
"Я всегда боюсь потерять здесь кого-нибудь. Окей, мы пришли. Вот и
лаборатория. Хорошо. Дверь именно там, где я ее оставил."

Широким жестов он распахнул дверь. Я остолбенело уставился в комнату.

"Я понимаю, что вид подкачал", сказал Сандерс.

Серьезное преуменьшение, подумал я.

Я смотрел в подвальное помещение с ржавыми трубами и свисающей с
потолка крепежной арматурой. Зеленый линолеум на полу в нескольких местах
свернулся, обнажая бетон. По всей комнате расставлены обшарпанные деревянные
столы с кучами оборудования и свисающими по бокам проводами. За каждым
столом напротив монитора сидело по студенту. В нескольких местах в ведра на
полу с потолка капала вода. Сандерс сказал: "Единственное место, которое нам
удалось получить, оказалось здесь в подвале, а у нас нет денег на небольшие
удобства, вроде потолка. Ничего, не обращайте внимания. Просто берегите
голову."

Он прошел в комнату. Во мне почти сто восемьдесят сантиметров, чуть
меньше шести футов, и чтобы войти в комнату мне пришлось скрючиться.
Откуда-то с потолка донеслось резкое скрежещущее шипение.

"Конькобежцы", объяснил Сандерс.

"Извините?"

"Мы находимся под ледяным катком. Ничего, вы привыкните. На самом-то
деле сейчас не так уж и плохо. Вот когда днем у них тренировка по хоккею,
тогда шумновато."

Мы шли глубже в комнату. Я чувствовал себя как в подводной лодке. Я
поглядел на студентов за рабочими станциями. Они все были погружены в
работу: когда мы проходили мимо, никто не поднимал глаз. Сандерс спросил:
"Какие ленты вы хотите скопировать?"

"Японские восьмимиллиметровые. Ленты службы безопасности. Это может
оказаться трудным."

"Трудным? Сильно в этом сомневаюсь", сказал Сандерс. "Знаете, в
молодости я написал большинство ранних алгоритмов обработки
видеоизображений. Подавление снега, инверсия, прослеживание границ - всякое
такое. Алгоритмами Сандерса пользуются все. Тогда я был
студентом-выпускником в Калтехе. В свободное время работал на JPL. Нет, нет,
это мы сделать сможем."

Я передал ему одну из лент. Он взглянул на нее: "Хитрый жучок."

Я спросил: "И что же случилось со всеми вашими алгоритмами?"

"Для них не нашлось коммерческого применения", сказал он. "Тогда в
восьмидесятых американские компании, вроде RCA и GE, полностью ушли из
коммерческой электроники. Мои программы расширенной обработки образов в
Америке оказались не нужны." Он пожал плечами: "Тогда я попытался продать их
фирме Сони в Японию."

"И что?"

"Японцы запатентовали эти продукты. В Японии."

"Хотите сказать, что у них уже были эти алгоритмы?"

"Нет, просто у них были патенты. Патентирование в Японии - это
разновидность войны. Японцы патентуют, как сумасшедшие. И у них странная
система. Получение патента в Японии занимает семь лет, однако ваша заявка
становится доступной публике через восемнадцать месяцев, после этого срока
все авторские гонорары могут оспариваться. И, конечно, у Японии нет
взаимного лицензионного соглашения с Америкой. Это один из их способов
держаться нос к носу.

В общем, когда я приехал в Японию, то обнаружил, что Сони и Хитачи
имеют несколько близких к моим патентов, и они сделали то, что называют
"затоплением патентами", то есть перекрывают все возможные применения. У них
не было прав пользоваться моими патентами, но я обнаружил, что и у меня тоже
вообще нет прав. Потому что они запатентовали использование моего
изобретения." Он пожал плечами. "Вот так. Однако, это уже древняя история. К
нынешнему времени японцы изобрели гораздо более сложный видео-софтвер,
далеко превосходящий все, что есть у нас. Теперь они впереди нас на целые
годы. Однако, в этой лаборатории мы боремся. А, именно он-то нам и нужен!
Дэн, ты занят?"

Из-за консоли компьютера выглянула молодая женщина. Громадные глаза,
очки в роговой оправе, темные волосы. Ее лицо частично перекрывали
потолочные трубы.

"Это не Дэн", немного удивленно сказал Сандерс. "Тереза, а где Дэн?"

"Готовится к зачету", сказала Тереза. "Я просто кое-что прогоняю в
реальном времени. Сейчас закончу." У меня создалось впечатление, что она
старше других студентов. Но трудно было сказать, в чем именно дело. Конечно
не в ее одежде: на ней была яркая цветная лента на голове, и U2- майка под
джинсовой курткой. Однако в ней было некое спокойствие, от которого она
казалась старше.

"Ты можешь переключится на другое?", спросил Сандерс, обходя стол и
глядя на монитор. "Потому что у нас здесь спешная работа. Надо помочь
полиции." Я следовал за Сандерсом, ныряя под трубы.

"Конечно", сказала женщина. И начала выключать устройства на столе. Она
повернулась ко мне спиной, а потом я в конце концов рассмотрел ее. Смуглая,
экзотичная, почти евразийка. И красивая, отпадно красивая. Она выглядела как
высокая, скуластая модель из журнала. На секунду я смутился, потому что эта
женщина была слишком красивой, чтобы работать в какой-то подвальной
лаборатории электроники. В этом не было смысла.

"Поздоровайтесь с Терезой Асакума", сказал он. "Единственная японская
студентка- выпускница, работающая здесь."

"Хай", сказал я. И покраснел. Я чувствовал себя дураком. Я чувствовал,
что информация приходит ко мне чересчур быстро. И принимая все во внимание,
я предпочел бы, чтобы не японец управлялся с этими лентами. Но ее имя не
было японским, и она не выглядела японкой, она казалась евразийкой и лишь
частично японской, такой экзотической, может быть она даже была ...

"Доброе утро, лейтенант", сказала она. И протянула для пожатия левую
руку. Я подумал, что правая рука поранена.

Мы обменялись рукопожатием: "Хелло, мисс Асакума."

"Тереза."

"Окей."

"Разве не красавица?", сказал Сандерс, говоря словно это его заслуга.