Чтение 39–й страницы книги ~Кингсблад, потомок королей~

Она - небрежно:

- Нет, зачем же. Вы-то, конечно, что с вас взять, но миссис Кингсблад
молодец. Она - с перцем. От белого мужчины, вроде вас, особенный прыти и
ждать нечего, но она - она такая умница, что негритянке впору. Ну, рада
была вас повидать, мистер.

- Гм... Белфрида, мне очень жаль, что мы не поладили. Возможно, тут во
многом я виновен.

- Еще бы! Вы всегда вели себя так, как будто знали наверняка, что я
нахалка, ну я и стала нахалкой. Господи боже! Я ведь не в гостиной росла!
Я росла среди сапожных щеток и с тринадцати лет привыкла, что каждый
встречный белый пристает ко мне. Когда я поступила к вам, мне сперва
понравилось жить в отдельной комнатке, но вы с вашей Вестл повадились
лазить туда и смеяться над моими вещами и что у меня не убрано. А между
прочим, мистер, когда вечно приходится убирать чужие постели, то делается
так тошно, что уж на свою смотреть не хочешь и думаешь: хоть у себя-то
можно себе позволить быть неряхой, если тебе охота. Но вы и туда совались.
И вечно шушукались про меня - шу-шу-шу да шу-шу-шу!

- Белфрида, мне очень жаль, честное слово.

- Ладно, что уж там. Ну, рада была повидать вас.

Наш мистер Кингсблад довольно ясно почувствовал, что аудиенция
окончена, и, проглотив это, покорно поплелся к своему столику за
безмолвной Софи, улыбающимся Филом Уиндеком и ироническим Райаном. Но
прежде чем готовый вопрос успел сорваться с чьих-нибудь губ, он
воскликнул:

- Она просто великолепна!

Мисс Софи Конкорд не стала дразнить его тем, что он получил щелчок от
своей бывшей кухарки. Напротив. Она поддела его супружески шутливо:

- А в каких отношениях вы состояли с мисс Белфридой, мой милый друг? А?
Вот что мне хотелось бы знать!

В укромном уголке стоял столик, за которым собирались обычно старейшины
цветной колонии: Дрексель Гриншо, Уош, чистильщик обуви и Мак, проводник
"Борапа", - когда он заезжал в город навестить сестру. Сегодня с ними был
еще четвертый - механик Шугар Гауз. Фил Уиндек как будущий зять относился
терпимо к величавому старому Рыцарю Камчатных Скатертей и потащил Нийла на
поклон к дядитомовскому столику.

Там не слишком обрадовались, когда один из тех, от кого они привыкли
получать на чай, помешал их частной джентльменской беседе.

- Мистер Гриншо, капитан Кингсблад хочет стать настоящим другом нашей
расы, и его интересует один вопрос: вот вам, Маку, Уошу приходится близко
наблюдать белых в самой их, так сказать, красе; так считаете ли вы
серьезно, что все белые - дураки?

Дрексель недоверчиво покосился на Нийла и промямлил:

- Нет, Фил, нет. Просто очень уж они смотрят на все со своей
колокольни.

Проводник Мак поглядел на Нийла почти как на человека и начал:

- Надеюсь, капитан Кингсблад не обидится, если я скажу, что он - один
из немногих умных людей, которым по средствам разъезжать в "Борапе"; а
насчет вашего вопроса, то по мне белые люди - очень славные люди, но
только все они точно дети малые и за ними нужен глаз да глаз. Они ни в чем
не разбираются по существу, как вот мы, цветные, начинаем разбираться,
когда еще под стол пешком ходим. Они точно те негры с низовьев Миссисипи,
которых каждый из нас хорошо знает, - верят всему, что говорится в
проповедях и в законах. Но разве ж они в этом виноваты, бедняжки?

Дрексель возразил:

- Я о белых лучшего мнения, чем ты, Мак. Взять хотя бы такого человека,
как мистер Хайрем Спаррок. Видал ты когда-нибудь негра, который бы нажил
столько миллионов? А ведь для этого тоже смекалка требуется... И потом он
мне как-то пять долларов на чай отвалил!

"Они уже совсем забыли о том, что я белый. Но ведь я и не белый!
Неужели они видят эту черную каплю в моей крови?"

Мак презрительно отозвался:

- Мистер Спаррок? Да он самый младенец и есть. Пичкает, пичкает себя
всякими пилюлями, а в них ничего нет, кроме чистого сахару, - мне доктор
говорил, который его лечит, доктор Дровер, и разрешил мне давать ему,
сколько он пожелает:

Шугар Гауз сказал:

- Вы уж, джентльмены, извините, что я, простой рабочий, вмешиваюсь, но
сколько мне пришлось наблюдать белых господ, так они всегда себе на уме.
Вот мой мастер: подойдет ко мне и спросит, могу ли я наладить такой-то
станок, а когда я налажу, так он засунет за щеку табачную жвачку,
надуется, как индюк, и давай форсить перед инженером: "Вот, мол, я каков
специалист!" Но если им помогаешь, так они с тобой ничего, меньше
издеваются и наговаривают меньше. Я уж теперь подход к ним знаю, к сукиным
детям, - ох, простите, капитан.

Они сидели напротив Нийла, как важные черные филины, слетевшиеся в
круг; они попробовали было перевести разговор на политику; но вскоре
Дрексель, завороженный вечной темой, снова сбился на прежнее. Он прошел
основательную школу раболепства перед белыми людьми, но он слишком часто
видел, как они пьянствуют и распутничают в ресторане, чтобы остаться
верным культу белого господина, и если нашелся такой белый, который хочет
знать правду, пусть получает!

- Подход, говоришь? Есть только один подход к белому человеку - подход
дяди Тома. Унижайся и раболепствуй, почаще восхищайся его умом, чеши ему
спину - и обчищай карман... То есть это не я так считаю, капитан, а
некоторые другие негры!

Мак замотал головой:

- Не люблю я эту дядитомовщину. Суметь-то и я сумел бы, думаю...

Старик Уош хихикнул:

- Ты думаешь, а я делаю! Они младенцы, им конфетку надо. Только очень
уж у них ружья большие и веревки крепкие. Поэтому я и говорю: "Дядя Том?
Пожалуйста, вот я дядя Том", - а они, дурни, развесят уши и верят... К вам
это, конечно, не относится, мистер!

- Да уж, смеяться и смиряться - на этом мы, черномазые, собаку съели! -
сказал капитан Филип Уиндек. Но своей улыбкой он как бы просил у Нийла
прощения.

Он проводил Софи до ее дома, в двух кварталах от Майо-стрит. Он сказал:

- Каких красочных впечатлений я набрался сегодня! Я все больше и больше
чувствую себя настоящим сыном своего народа. Они такие... столько
стоицизма в том, как они сами смеются над собой.

- Мой благожелательный, но незрелый друг, человеческие существа не
бывают "они", только "мы"!

Стоя у ее дверей, он не знал, поцеловать ее или нет. Она знала. Но он
так и не догадался. Ковыляя к автобусной остановке, он думал не столько о
Софи, сколько об Уинтропе Брустере, которого он сравнивал со счастливым
наследником Роднея Олдвика. На чьей же стороне он сам, на чью сторону
призывает его солдатская присяга? С твердым, хотя и неосознанным
намерением он вдруг повернул назад и направился к пасторскому домику Ивена
Брустера. В окно видна была его могучая спина, сгорбившаяся над столом.

Доктор Брустер вышел на стук в домашнем халате, похожий на Поля Робсона
в роли Отелло. Очутившись в гостиной, Нийл сказал просто - такому человеку
не плетут небылиц, как бансерам:

- Я хочу сказать вам одну вещь, доктор Брустер. Мне нужно сделать это
поскорее, иначе осторожность возьмет верх. Я узнал, что во мне есть
негритянская кровь, от одного далекого предка. Я рассказал об этом Ашу,
Софи, Вулкейпам, но не рассказывал никому из белых. Как вы думаете, должен
я открыться и заявить об этом всему миру?

Он надеялся, что Ивен воскликнет: "Конечно!" - и тогда можно будет
рассердиться и защищать себя, но Ивен шептал: "Не знаю... я не знаю".
Глядя на Нийла широко раскрытыми глазами, куда больше похожий на
доблестного мавра, чем на тихого доктора философии, в этой крохотной
обители знаний и почтмейстерского труда, он слушал историю Ксавье Пика,
которую Нийл оборвал коротким:

- Как же мне теперь быть, по-вашему?

- Просто не знаю, что вам сказать. - Большие руки Ивена шевелились,
словно хотели благословить кого-то. - Но мне кажется, совершенно незачем
вам признаваться в том, чего на самом деле не существует, что есть лишь
нелепый американский предрассудок, - в вашей мнимой принадлежности к моему
народу.

- О-о! - Нийл испытывал разочарование оттого, что никто не хотел его
жертвы, разочарование и в то же время явное облегчение.

- Но, Нийл, когда я думаю о травле моих братьев, в которой все более
усердствуют скоты вроде Джета Снуда, когда я вспоминаю людей, крестом
господним разжигающих наши мученические костры, тогда мне хочется сказать:
"Да, да, отрекитесь от жены, отца, покоя и доброго имени и идите к нам!"
Но я не знаю! Дайте же мне подумать, прежде чем я вмешаюсь в вашу жизнь!
Приходите через несколько дней, а пока - пока попробуйте молиться, Нийл, -
если можете!

Нийл постарался сделать вид, что готов следовать этому благочестивому
совету, но ему казалось, что он слышит смех Райана Вулкейпа.

Дома, в Сильван-парке, где феномены святости, подобные Ивену Брустеру,
казались столь же немыслимыми, как гады вроде Джета Снуда, Нийл попробовал
поиздеваться над собой:

- Да уж, глупее и выдумать нельзя: солидный, положительный человек
отправляется к чернокожему фанатику и начинает скулить перед ним:
"Скажите, сэр, можно мне бросить жену, дочь и дом, чтобы выпивать с
Белфридой в "Буги-Вуги"?