прислушаться к окружавшим его звукам. Рев ветра теперь, казалось, стих. Римо
улыбнулся - он больше не несся к земле, словно камень. Но тем не менее, он
все-таки падал. Вытянув руку, он кончиками пальцев ощутил потоки теплого
воздуха, поднимавшегося с раскаленной поверхности пустыни. Римо
почувствовал, что составляет с ними единое целое. Они перестали
противоборствовать, и он сможет воспользоваться этими потоками, чтобы мягко
приземлиться на сверкавший далеко внизу песок.
песок. Улыбка, озарившая его лицо, испарилась, и он закричал во весь рот.
Однако крика не было слышно, потому что в следующую секунду Римо захлебнулся
песком, и шея его с сухим хрустом откинулась назад.
жестокий рот исказился от ярости.
участвовать во Второй Мировой. К тому времени, когда началась война во
Вьетнаме, у него уже успело появиться брюшко, хотя за свою долгую армейскую
службу Джиму приходилось бывать и в Плейку, и в Да Нанге. Однако для Кореи
Джим оказался самого подходящего возраста. Именно там Конкэннон, бывший
тогда еще рядовым, научился, как нужно выживать и, став свидетелем страшных
событий, не терять при этом воли и рассудка.
Бронзини, глядя, как пятьсот молодых парашютистов несутся навстречу
собственной гибели, в первые в жизни застыл, совершенно парализованный
происходящим.
наконец, о землю, старший сержант в отставке Джим Конкэннон, не веря своим
глазам, отбросил бинокль в сторону и повернулся к четвертому помощнику
режиссера Нинтендо Тошибе.
японца. От мощного удара кулака тот рухнул, и Джим, схватив Тошибу за горло,
принялся его душить. В этот момент сзади подкрался один из рядовых в
камуфляже и прикладом Калашникова уложил его на землю.
бесцеремонно забросили внутрь. У него страшно болели ребра. Когда машина
тронулась, он внезапно понял, почему - его бросили на груду ящиков.
пахло зеленью. Все ясно, в нем раньше перевозили с полей салат. Стараясь не
привлекать внимания, он просунул руку в щель между досками и нащупал что-то
гладкое и неметаллическое. Вытянув непонятный предмет наружу, Джим Конкэннон
слегка приоткрыл глаза.
Конкэннон едва смог скрыть радостную улыбку. В Корее, когда его отправляли
на дежурство, Джим всегда носил с собой коробку с гранатами. Это стало
предметом постоянных шуток - ведь весила она немало. Но однажды, неподалеку
от Инчона, его взвод подкараулил отряд красных китайцев. Увидев, что его
товарищи падают на землю один за другим, Конкэннон раскрыл коробку и начал
выдергивать чеки и разбрасывать гранаты во все стороны. Он не задумывался
над тем, что делает - Джим просто действовал.
и огляделся. Со всех сторон его окружали тела солдат в китайской форме -
почти такой же, как носили люди, сидевшие сейчас на скамейках вдоль стен
бронетранспортера, через сорок лет и в другом полушарии.
выпрыгнул сегодня из самолета, уже не удастся, но, по крайней мере, он
сможет за них отомстить. Одну за другой он осторожно доставал из ящика
гранаты. Когда их набралось пять, Конкэннон выдернул чеки и приготовился.
Резко перекатившись, он швырнул гранаты вперед.
конечно, пытались что-то предпринять. Увидев подкатившиеся гранаты, они
вскочили на ноги и, стучась головами о крышу машины, спотыкаясь друг о
друга, попытались вылезти наружу.
и, хотя из пяти гранат взорвались лишь три - что для гранат модели 67 было
неплохим результатом - этого хватило, чтобы превратить экипаж
бронетранспортера в кровавое месиво.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ему казалось, что придут русские, иногда - кубинцы, черные, азиаты или даже
мексиканцы. В голове у Зиффеля образ злейшего врага Свободного Мира все
время менялся. Однако его смелость было не изменить ничем, как он
неоднократно заявлял. Именно поэтому он держал в гараже трехмесячный запас
еды и всегда держал наготове заряженную винтовку АР-15. Он не собирается
сдаваться без боя. Квинтэссенцией философии Арнольда Зифеля была наклейка на
стекле его пикапа: "Мою жену - да. Мою собаку - может быть. Но ружье -
никогда!"
Расти, получила пинок сапогом и была выброшена во двор. Винтовку Арнольда,
лежавшую в багажнике пикапа, солдаты заперли.
поднимаясь из-за стола, когда трое солдат, подталкивая штыками, ввели на
кухню миссис Зиффель.
он тащил Арнольда в соседнюю каморку, тот успел разглядеть, что на вошедших
была форма Народно-Освободительной армии Китая - Арнольд регулярно выписывал
журнал "Наемник". Тем не менее, эти люди вовсе не были похожи на китайцев.
кадке в углу. Елка была со вкусом украшена красно-серебряной мишурой.
выцветшие волосы и то, что ходила она все время в выцветшем халате, он
понял, что Хелен для него дороже даже любимой винтовки АР-15. Он уже
собирался сказать ей об этом, когда командир солдат выкрикнул что-то на
незнакомом языке, и в комнатку вошли остальные, таща съемочное оборудование
и софиты, которые, включив, расставили по углам. Арнольд прищурился от
слепящего света. Затем установили камеру, и миссис Зиффель сказала вещь, от
которой по всему телу ее мужа пробежала волна облегчения.
съемках у нас в Юме?
оператором. Они что-то измеряли ручным прибором, выглядевшим в точности, как
экспонометр на фотоаппарате "Нишитцу", имевшемся у Арнольда.
сниматься в одном фильме с Бронзини.
удовольствия, а второй - чтобы подсчитать количество технических
неточностей.
женой.
лампочками, Арнольд. Вот что он имел в виду, говоря "фонари".
Зиффель. Он не хотел, чтобы тридцать миллионов кинозрителей видели, как он
ссорится с женой.
Господи, это же очень важный фильм. Послушай меня, хоть раз в жизни.
Хелен взяла серебряную, а Арнольду досталась красная.
взорвалась, брызнув осколками в лицо изумленному Арнольду. Его жена
взвизгнула. Елка беспорядочно затряслась, хрустели ломающиеся ветки и
сыпалось разбитое стекло.
месиво, и ощутил, как его трясущееся тело пронизывают автоматные очереди.
Через секунду он уже лежал на полу рядом с женой. Новая люстра, завернутая в
праздничную упаковку, сплющилась под тяжестью его стокилограммового тела.
Рука, которую не задел выстрел, упала на щеку жены, и, хотя он ничего не
почувствовал, Арнольд знал, что она мертва.