общественные интересы.
характера. У Пеньковского в последнее время родилась уверенность в своей
непогрешимости, и это увело егр в сторону от общественных интересов.
период Великой Отечественной войны, который не раз смотрел смерти в глаза
и дрался с врагами своего народа, в результате мелкой, непринципиальной
обиды на действия своих непосредственных руководителей, которые, по его
мнению, препятствовали дальнейшему развитию его служебной карьеры - а
карьера для него была всем, - он, забыв об интересах Родины, которые были
главными для него в годы Великой Отечественной войны, стал предателем.
людей - друзей, близких и знакомых, которые за внешней эрудицией и
инициативой, добросовестностью и общительностью, галантностью и
почтительностью, блеском ресторанных обедов и тихих бесед в домашней
обстановке не сумели заметить червоточину обывателя.
форме заявил, что Пеньковский заражен обывательщиной, что он ради своей
личной карьеры и благополучия готов на низкие, недостойные советского
человека дела, что с ним трудно из-за этого работать, то этот голос
потонул в восторженных характеристиках и трелях телефонных звонков о
добродетелях подсудимого.
не верили ему, а истинными мотивами сделанного заявления никто так и не
поинтересовался.
подсудимого решению этого вопроса способствовало и то, что и сам заявитель
не во всем был прав.
что произойдет спустя пять лет, но, если бы к его заявлению отнеслись
более внимательно, если бы было меньше заступников, уверен, что сегодня мы
бы не занимались рассмотрением настоящего уголовного дела.
происходит что-то неладное, это жена, которая, будучи допрошенной на
предварительном следствии, показала:
характеру Пеньковский был тщеславен, самолюбив и склонен к авантюрам. Эти
черты его характера складывались на протяжении всей его жизни. Этому
способствовало восхваление его достоинств среди родственников, товарищей и
друзей. Служба у него протекала довольно легко. В жизни он больших
трудностей не испытывал".
отцу ее детей, к его боевому прошлому исключили для нее возможность
каких-либо подозрений...
нормами нашей морали, игнорирование этих норм, карьеризм, перешедший в
авантюру, - все перечисленное и привело Пеньковского на эту скамью.
подсудимых сидит человек, глубоко осознавший всю неприглядную картину
своего падения, понявший неправильность сделанного им шага и глубоко
раскаивающийся в совершенных им деяниях.
рассказал обо всем, что он совершил? Защита считает, что у нее есть
основания говорить о его чистосердечном и полном раскаянии, так как это не
только слова, но и дела, свидетельствующие о желании Пеньковского
рассказывать только правду...
ботинки чиненые, галстук старомодный, повязан неумело) походил по своему
небольшому кабинету (форточка открыта настежь, зимой - холодрыга, а ему
нипочем, крестьянская закалка), остановился у окна, пожал плечами и
наконец ответил:
руку - не верю... Я ведь с ним работал с самой первой минуты после
задержания, вел дело все те месяцы, что он сидел у нас... Между
следователем и тем, кто сидит напротив него в течение многих часов, день
за днем, неделя за неделей, складываются совершенно особые отношения... Ты
этого, видимо, не знаешь.
все, что помнишь, до самой последней мелочи...
Васильев. - Впрочем, ладно, давай попробуем реанимировать прошлое... Ты,
кстати, знаешь, как взяли Пеньковского?
трудно - весьма подготовленный... Особенно после того, как перестал ездить
за границу...
больше...
в процессе следствия, сам понимаешь. Приняли решение его брать... Но в это
время в Венгрию должен был приехать Гревилл Винн, его там решили задержать.
живая душа не узнала об аресте... Привезли его на площадь Дзержинского и
повели прямехонько в кабинет начальника контрразведки... Генерал стоит
возле камина - кабинет-то помнишь, - и я в своей форме, подполковник
средних лет, но вполне уже седой, импозантно, правда?
долгой паузы сказал: "Олег Владимирович Пеньковский, вы задержаны по
подозрению в преступлении, именуемом Уголовным кодексом РСФСР как шпионаж
в пользу иностранного государства". Пеньковский, мертвенно-бледный, в
считанные, знаешь ли, минуты покрывшийся щетиной, переодетый в рубашку и
костюм, заранее для него приготовленный, спокойно, очень сдержанно
ответил: "Вы же понимаете, что все это - чушь и ерунда, товарищ генерал.
Обычная клевета врагов - я был, есть и буду солдатом и патриотом России!"
- "Вы прекраснейшим образом понимаете, что времена теперь не те и, не имея
улик, мы бы никогда вас не задержали". - "Нет, этого не может быть, я
заявляю протест!" Руки у него не тряслись уже, как в первые минуты после
задержания, успел собою овладеть, крепкий был человек, ничего не
скажешь... "Повторяю, я ни в чем не виноват, произошла какая-то страшная
ошибка!" - "Олег Владимирович, не надо... Вы отдаете себе отчет в
случившемся.
какой-то, пепельный, вытянул руки по швам и четко, чуть не по слогам,
отрапортовал: "Даю слово офицера: если вы пошлете меня в Англию или
Америку, я сделаю такое, что принесет советской разведке гигантскую победу
над нашим идейным противником!" - "Почему вы убеждены в этом?" - "Потому
что я действительно работаю на ЦРУ и британскую секретную службу". -
"Когда вы начали на них работать?" - "Я начал работать на них двадцать
шестого июля тысяча девятьсот шестьдесят первого года".
мог оценить по-своему, а нам стало ясно, что полковник начал лгать с
самого начала.
разведку двенадцатого апреля шестьдесят первого года: вышел с Винном из
ресторана "Метрополь" и в некоем укромном, сокрытом от чужих глаз месте
показал ему свое служебное удостоверение, где он был сфотографирован в
военной форме... А через сорок минут после этого эпизода по радио объявили
о полете Юрия Гагарина в космос, всеобщее ликование, национальный
праздник, вот ведь штука-то какая...
да-алеко не просто, чрезвычайно сложно, точнее сказать, а он гнет свое: "Я
обязан действовать вместе с вами рука об руку, мы должны провести такую
операцию, которая сокрушит как СИС [Секретная разведывательная служба
Англии], так и ЦРУ!"
реальных-то улик о том, что он начал шпионить именно двенадцатого апреля,
у нас нет, поди выведи его на процесс без улик - срам и позор!
у него на квартире, он сразу же дал объяснение каждой шифрованной записи:
"Это форма экстренной связи с моим руководителем по линии ЦРУ, это столб
на Кутузовском проспекте, где я должен был оставлять знак для предстоящей
встречи, это шифротаблицы, которыми я не пользовался, это паспорт,
переданный мне ЦРУ для перехода на нелегальное положение, это "Минске", а
здесь пленки для него..." Вел он себя как артист, играл роль достойно,
искренне, прямо-таки выпускник Щепкинского училища, а не шпион...
двадцать две, именно так, мне их передал Винн во время последней встречи.
Я ведь ни разу ни одного документа за границу не отправил, ни одной
пленки, слово офицера!"
известно, всего запомнить нельзя, такова уж наша природа; вот он и
запамятовал, что в тайнике у него было не двадцать две пленки, а
шестнадцать. Куда ж шесть делись? Шесть пленок, сто восемьдесят кадров
секретны документов, это тебе не фунт изюма...
двадцать две пленки и ни одной ни разу за кордон не отправлял... Таким
образом, я, как следователь, получил е д и н с т в е н н у ю зацепку. От
того, как я это обыграю, зависело, скажет он правду о том, когда начал
работать на противника и что ему передал, или же замолчит - раз и
навсегда. А Пеньковский гнет свое: