Чтение 39–й страницы книги ~Семнадцать мгновений весны~

Борман не забывает услуг. Борман не забывает зла. Он записывает все, так
или иначе связанное с Гитлером, - даже на носовых платках. Но он ничего не
записывает, когда дело касается его самого: он это запоминает навечно.
Поэтому партию со Штирлицем, который звонил к Борману и виделся с ним, шеф
гестапо разыгрывал самостоятельно. Все было бы просто и уже неинтересно со
Штирлицем, не существуй его звонка к Борману и их встречи. Треугольник
замкнулся: Штирлиц - шифр в Берне - русская радистка. И этот треугольник
покоился на мощном фундаменте Бормана. Поэтому шеф гестапо и его ближайшие
сотрудники не спали всю ночь и вымотались до последнего предела,
расставляя капканы, готовясь к решительному поединку.

- Я не стану говорить больше, - сказала Кэт. - Я буду молчать до тех
пор, ока вы не позволите мне покормить мальчика.

Логика матери противна логике палача. Если бы Кэт молчала о ребенке,
ей бы пришлось самой испить горькую чашу пытки. Но она, движимая своим
естеством, подталкивала Рольфа к тому решению, которого у него не было,
когда он ехал сюда. Он знал о твердости русских разведчиков, он знал, что
они предпочитают смерть предательству.

Сейчас вдруг Рольфа осенило.

- Вот что, - сказал он, - не будем попусту тратить время. Мы скоро
устроим вам очную ставку с вашим резидентом: почувствовав провал, он решил
бежать за границу, но у него это не вышло. Он рассчитывал на свою машину,
- Рольф резанул взглядом побелевшее лицо Кэт, - у него хорошая машина, не
так ли? Но он ошибся - наши машины не хуже, а лучше, чем его. Вы нас во
всей этой кутерьме не интересуете. Нас интересует он. И вы нам скажете о
нем все. Все, - повторил он. - До конца.

- Мне нечего говорить.

Тогда Рольф поднялся, отошел к окну и, распахнув его, поежился.

- Снова мороз, - сказал он. - Когда же весна придет? Мы все так
устали без весны.

Он закрыл окно, подошел к Кэт и попросил ее:

- Руки, пожалуйста.

Кэт вытянула руки, и на ее запястьях захлопнулись наручники.

- И ноги, пожалуйста, - сказал Рольф.

- Что вы хотите делать? - спросила Кэт. - Что вы задумали?

Он щелкнул замки кандалов у нее на лодыжках и крикнул:

- Гельмут! Барбара!

Никто ему не ответил. Он распахнул дверь и крикнул:

- Барбара! Гельмут!

Те вбежали в комнату, потому что они успели привыкнуть к спокойному
голосу Рольфа, а сейчас он был истеричным, высоким, срывающимся. У Рольфа
были все основания кричать так: Мюллер поручил ему сегодня, именно сегодня
заставить русскую говорить - когда Штирлиц попадется, главный козырь
должен быть в кармане Мюллера.

- Принесите младенца, - сказал Рольф.

Гельмут пошел за мальчиком, а Рольф подвинул к окну маленький стол,
на котором стояла ваза с искусственными цветами. Потом он распахнул окно и
сказал:

- Я не зря напомнил вам о морозе. Достаточно подержать ваше дитя три
или пять минут вот на этом столе - голенького, без пеленок, - и он умрет.
Или - или. Решайте.

- Вы не сделаете этого! - закричала Кэт и забилась на стуле. - Вы не
сделаете этого! Убейте меня! Убейте! Убейте меня! Вы не можете этого
сделать!

- Да, мне это будет очень страшно делать! - ответил Рольф. - Но
именем всех матерей рейха я сделаю это! Именем детей рейха, которые гибнут
под бомбами, я сделаю это!

Кэт упала со стула, покатилась по полу, умоляя:

- В вас ведь есть сердце?! Что вы делаете?! Я не верю вам!

- Где ребенок?! - закричал Рольф. - Несите его сюда, черт возьми!

- Вы же мать! - сказала Барбара. - Будьте благоразумны...

Она говорила, и ее била мелкая дрожь, потому что такого ей видеть не
приходилось.

Гельмут вошел с ребенком на руках. Рольф взял у него мальчика,
положил на стол и начал распеленывать. Кэт закричала - страшно,
по-звериному.

- Ну! - заорал Рольф. - Вы не мать! Вы тупая убийца! Ну!

Мальчик плакал, и ротик у него был квадратным от обиды.

- Ну! - продолжал кричать Рольф. - Я не буду считать до трех. Я
просто отворю окно и сниму с твоего ребенка одеяло. Ясно? Ты выполняешь
долг перед своим народом, я - перед своим!

Кэт вдруг почувствовала какую-то легкость, все кругом наполнилось
звоном, и она потеряла сознание.

Рольф присел на краешек стола и сказал:

- Гельмут, возьми мальчика.

Солдат взял ребенка и хотел уйти, но Рольф остановил его:

- Не уходи. Она сейчас очнется, и я буду продолжать... Барбара,
пожалуйста, принесите воды. Ей и мне. И сердечные капли.

- Сколько ей надо капать?

- Не ей, а мне.

- Хорошо. Сколько?

- Откуда я знаю?! Десять. Или тридцать...

Он опустился на корточки перед Кэт и пошлепал ее по щекам.

- Долго это у них продолжается? - спросил Рольф Гельмута.

- Сколько бы времени это продолжалось с вашей матерью?

- Да... С моей матерью... Эти сволочи хотят быть чистенькими, а мне
поручают гнусность... Дайте спичку, пожалуйста.

- Я не курю.

- Барбара! - крикнул Рольф. - Захватите спички!

Барбара принесла два стакана воды. Рольф выпил тот стакан, где вода
была мутная, чуть голубоватая. Он поморщился и сказал:

- Фу, какая гадость.

Закурив, он опустился на корточки перед Кэт и приподнял ей веко. На
него глянул широко раскрытый зрачок.

- А она не умерла? - спросил он. - Ну-ка, Барбара, посмотрите...

Барбара повернула голову Кэт.

- Нет. Она дышит.

- Сделайте с ней что-нибудь. Времени мало. Там ждут.

Барбара начала бить Кэт по щекам - осторожно, массируя, не делая
больно. Сделав большой глоток из стакана, она плеснула в лицо Кэт холодной
водой. Кэт глубоко вздохнула, и лицо ее несколько раз свела судорога.
Мальчик по-прежнему надрывно кричал.

- Да сделайте вы с ним что-нибудь! - попросил Рольф. - Невозможно
слушать.

- Он хочет есть.

- Что вы заладили, как попугай?! Думаете, у вас одного есть сердце!

Мальчик кричал, заходясь, - крик его был пронзителен. Личико
сделалось синим, веки набухли, и губы обметало белым.

- Уйдите! - махнул рукой Рольф, и Гельмут вышел.

Кэт очнулась, когда Гельмут унес мальчика. Мальчик кричал где-то
неподалеку, но в комнате было тепло - значит, Рольф еще не открывал окно.

"Лучше бы мне умереть, - жалобно подумала Кэт. - Это было бы
спасением. Для всех. Для маленького, для Юстаса и для меня. Это самый
прекрасный, самый добрый выход для меня..."

Рольф сказал:

- По-моему, она пришла в себя.

Барбара снова опустилась на колени перед Кэт и открыла двумя пальцами
ее глаза. Кэт смотрела на Барбару, и веко ее дергалось.

- Да, - сказала Барбара.

Кэт попробовала играть продолжение беспамятства, но лицо выдавало ее:
оно снова ожило, неподвластное ее воле, потому что в соседней комнате
кричал мальчик.

- Хватит, хватит, - сказал Рольф. - Где была правда - там была
правда, а сейчас вы начинаете бабьи игры. Не выйдет. Вы сунулись в мужское
дело, и фокусы тут не проходят. Барбара, помогите ей сесть. Ну! Откройте
глаза!

Кэт не двигалась и глаз не открывала.

- Ладно, - сказал Рольф. - Оставьте ее, Барбара. Я ведь вижу - она
слышит меня. Сейчас я позову Гельмута и открою окно, и тогда она откроет
глаза, но будет поздно.

Кэт заплакала.

- Ну? - спросил Рольф. - Надумали?

Он сам поднял ее и посадил на стул.

- Будете говорить?

- Я должна подумать.

- Я помогу вам, - сказал Рольф. - Чтобы вы не чувствовали себя
отступницей.

Он достал из кармана фотографию Штирлица и показал ее Кэт так, чтобы
лицо штандартенфюрера не было видно Барбаре.

- Ну? Ясно? Какой смысл вам молчать? Будем говорить?

Кэт молчала.

- Будешь говорить?! - вдруг страшно, пронзительно закричал Рольф и
стукнул кулаком по краю стола так, что подпрыгнула ваза с искусственными
цветами. - Или будешь молчать?! Гельмут!

Вошел Гельмут с мальчиком, и Кэт потянулась к нему, но Рольф выхватил
ребенка у Гельмута и открыл окно. Кэт хотела броситься на Рольфа, но
упала, она страшно кричала, и Рольф тоже кричал что-то, и вдруг сухо
прозвучали два выстрела.