Чтение 39–й страницы книги ~Опер против святых отцов~

православие и все еще идеалиста, когда даже о бандитах с оружием в руках
можно подумать хорошее.

- Ты-то про ресторан откуда знаешь? - уточнил спецбригадовец.

- На Чистяках шпана красиво это описывает.

- Ну а те-то каким боком к этому "Техасу"?

- Под обстрел в ресторане хозяева магазина "Покров" - два кавказца -
попали. Одного, правда, стрелки в руку зацепили. Но эта единственная рана у
ресторанных была. А кавказцы свой "Покров" - то наконец открыли. Стол
воздвигли для всех желающих обмыть это дело, туда местная шантрапа и
набилась, всяких баек от кавказских этих людей наслушалась.

- Кто ж так ласково "Техас" обстрелял?

Никифор хитро посмотрел на него.

- Да вроде тебя. Четверо, плечи стеной, матом не ругаются.

- Постой, постой, - Ракита привстал с тюфяка на полу, где лежал, - ты не
случайно, что ли, мне это рассказываешь?

- Я, ежкин дрын, случайно ничего не говорю. Люди те были с той команды,
какая когда-то бой у "Покрова" вела. Кавказцы это указывали.

- Спасибо, Никифор.

Ракита поднялся и стал выволакивать замаскированную тряпьем сумку, где
хранился его арсенал. Из сообщения Никифора ему стало ясно, что спецбригада
ожила, генерал Белокрылов снова взял в проворные грабки боевую инициативу.
То, что четверка спецбригадовцев никого не убила в "Техасе", иллюзий у
Ракиты не создало. Слишком хорошо он знал непререкаемые законы генеральского
подразделения.

- Засобирался, - неодобрительно констатировал Никифор суету Ракиты.

- Да я ж из-за этих своих бывших коллег в Москве и остался, и на пулю
напоролся.

Никифор печально произнес:

- Из-за коллег... Из-за себя ты страдаешь. Не можешь без мести, а?

- Но это ж справедливая месть!

Сидел Никифор за покосившимся столом, руки, натруженные утренним
подметанием улиц, держал на нем, отдыхая. А тут всплеснул ими, взволнованно
заговорил:

- Да кто ты такой, чтоб мстить? Все мы - ничто! Без тебя Бог не управит,
а? Ты чего на себя взял, раб Божий Евгений? - назвал он Ракиту по имени.

Ракита усмехнулся.

- Какой я раб Божий?

- А кто ж ты? Ты великое сумел сделать: руку занес, а смог человека не
убить.

- Это благодаря только тебе, Никифор. А в тот день, когда рану получил,
пришлось мне одного охотника и другого крутого хлопнуть.

- Это не в счет, Евгений. Ты теперь другим человеком стал.

- Да с чего ты решил? - спросил Ракита, подняв глаза от сумки.

Никифор смотрел на него так же светло, как во дворе, когда тот шел с
ножом на Черча. Подытожил:

- Увидишь еще. А если не буду я жив, то мои сегодняшние слова тогда
вспомнишь.

- О-о, вряд ли ты раньше меня на тот свет уйдешь!

Молчал Никифор, грустно улыбался. Ракита, немного помявшись, сказал:

- Слушай, неужели же Бог все-все может простить?

- Обязательно.

- Не верю в это. Я по уши в крови.

- Если истинно, Евгений, уверуешь и раскаешься, то простит.

- Истинно? Это как?

Никифор посмотрел на иконы, перекрестился на образ Спасителя. Попытался
объяснить:

- Разбойник вместе с Христом был распят. Тот бандит в последний момент
уверовал в Царствие Божие: Христос его и простил.

- А истинность-то все же в чем? Как она проверяется?

- Человеком не проверяется. Бог проверит, а прощением уверит.

- Не могу я, Никифор, у тебя почти ничего понять.

- Значит, пока тебе этого и не требуется. Пойду я по делам.

Никифор встал. Как всегда, перекрестил перед собой направление, куда
собирался двинуться. Немного подумал, обернулся к Раките и осенил его
крестным знамением. Вышел во двор.

Ракита начал готовиться к своему новому выходу в город. Теперь, когда за
ним должна была охотиться милиция хотя бы за убийство Пинюхина,
востряковские - за Сверчка, а спецбригадовцы - за Оникса, заслуженному
разведчику-диверсанту Ракицкому требовалось действовать под другой,
совершенно неузнаваемой личиной. Для этого он извлек из сумки парик,
наклейки усов, бороды, очки, грим, все, что нужно для внешнего
перевоплощения.

Поработал спецбригадовец, пристально смотрясь в имеющееся для таких
надобностей переносное зеркало, и через час выглядел гораздо более старшим,
интеллигентным человеком. Особенно потрудился Ракита над главной своей
приметой - сросшимися бровями, которые пришлось пробрить, придать им другую
форму и отделать кожу в этом месте гримом.

Под конец он водрузил на нос очки с прозрачными бутафорскими стеклами,
повязал на линялую ковбойку старомодный галстук, надел древнего фасона
пиджак с широкими лацканами, а поверх - габардиновый серый плащ, какой еще
при Сталине был в моде. Весь этот гардероб у Ракиты назывался: "под
спившегося интеллигента".

Поразмышлять пришлось об оружии. У Ракиты был пистолет "Беретта" вроде
талисмана. Эту пушку завещал Раките единственный его друг, Максим, какого
удалось Ракицкому завести в служебной кровавой канители.

Нашли мертвым Максима в номере бейрутского отеля с этой "Береттой" в руке
без патронов. Он отстреливался до последнего, посчитав - лучше чужую пулю
принять, чем шлепнуться своею. Так Макс и хотел по-офицерски погибнуть,
оружия не опозорить. Как-то пили они вдвоем после крутой переделки, и Макс
сказал:

- Если первого меня убьют, ты, Жень, пушку, с которой помру, возьми себе
на память, если удастся.

Поэтому-то и не выбросил эту "Беретту" Ракита после того, как застрелил
из нее Пинюхина. Поэтому и влип под баллистический расчет Кострецова, снова
использовав ее против Сверчка. Почему поступал так бездарно? И на это, как
на многие странные вопросы в последнее время, не мог ответить Ракита.

Ракита сейчас держал в руке непобедимую "Беретту" с полной обоймой,
прикидывая: начни у него она стрелять в третий раз, и что-то обязательно
может случиться. Он задумался:

"А что? И именно - третий раз? Максова пушка меня только выручает. Из нее
я должен расстрелять Белокрылова!"

Как святое оружие, заряженное серебряными пулями, Ракита обернул
"Беретту" в мягкий шарф и положил снова в сумку. Сунул под пиджачок
завзятого совка-интеллигента обычный "ТТ", десантный нож да запасную обойму.
Надвинул шляпу, поправил строгие очки, огладил бороденку и легкой походкой
несытно кушающего человека направился на осточертевшие ему Чистые пруды.

***

На Чистяках Ракита заглянул в самое доступное там "справочное бюро" -
пивную на Банковском переулке. В углу увидел давно знакомого ему Векшу,
который курил над пустым столом вместе с Валей Пустяком.

Ракита приблизился к печальной от безденежья паре, приподнял двумя
пальцами свою фетровую шляпу и обратился к Векше:

- Товарищ Векша, если не ошибаюсь?

- Не ошибся, - мрачно ответил тот. - А какой я тебе, папаша, товарищ?

- Как же вас правильно называть?

- Просто "Векша" тебя, стручок, не устраивает? - раздражаясь, возвысил
голос бомж.

Более сообразительный Пустяк, молниеносно прикидывая, как эту шляпу
реально расколоть хоть на стакан, перехватил инициативу:

- Отец, да вы с Векшей, видно, выпивали, раз его по кликухе знаете?

Ракита поправил очки и радостно подтвердил:

- А как же! Причем вот какая оказия получилась. Я, знаете ли, поссорился
со своей супругой. Пришел сюда с диким желанием выпить водки, но рассеянный,
знаете ли, подошел к стойке и выяснилось: денег из дому не взял.

- Ха-ха-ха! - заржал Пустяк, ярко себе представивший горе, если б сам
попал в такое же положение, как этот доходяга-очкарь.

- И вот представьте себе, - невозмутимо продолжил Ракита. - Ваш друг
Векша угостил меня водкой.

- Чего-о? - изумленно протянул Валя, никогда не видевший, чтобы Векша
кого-то настоящей водкой из настоящей бутылки угощал.

- А чего? - мрачно спросил Векша. - Я жлобом никогда не был. Только не
водкой, наверное, я вас угостил, папаша, а спиртиком. Спиртик-то с
яблочками, - уже смущенно пояснил он.

- А-ха-ха-ха! - снова загрохотал Валя. - Спиртиком тем - верю! И ты еще
жив, папаша? Векша, это тот твой спиртик, после которого Кеша Черч потом в
подвале отлеживался, а теперь уж его не видно, должно, околел?

Ракита протестующе замахал руками.

- Зря вы так на Векшу наговариваете. Я очень хорошо себя после того
напитка почувствовал. Правда, попал не домой, а в вытрезвитель, знаете ли,
первый раз в жизни, - валял дурака "под интеллигента" Ракита.

Бомжи уже вдвоем посмеялись. Ракита заключил:

- И вот за ту вашу выручку, Векша, я хотел бы теперь вас угостить. Вот
деньги. - Он протянул кредитки.

Первым к ним зачарованно потянулся Пустяк, но Векша, любящий
рассказывать, как на сто первом сибирском километре бил белку в глаз, резко
опередил его, зажал деньги в крепком кулаке со словами:

- Одна нога моя здесь, папаша, а другая уж там, - кивнул он на винный
магазин через дорогу и вылетел из пивной.