замотал головой, принося уверения - всем ясно липовые - в дальнейшем
некурении, - не-а...
наклепает, болтать начнет: бахвалиться по пьяни?
- Ему бутылкой перед носом посимафорят, он подтвердит, что рельсы третьего
дня собственными зубами перегрыз, а металлическую труху заглотнул.
Ты да Стручок не в счет. Мозги у вас уже в растворе, взвесь, суспензия
вроде, оба в отвал, а если кто другой видел?
Стручок елозил у постамента, срывал голову да в мешок пихал...
передался Мордасову, приемщик почтительно примолк, решимость Туза найти
выход не вызывала сомнения и стержень человеческий казалось утраченный -
все же блеснул во взоре затравленных глаз под вороными кудрями.
в три прыжка оказался рядом. У ограждения монумента, почти касаясь
передним колесом чахлых цветочков, синел милицейский мотоцикл.
Милиционеры, молча взирали на Гришу, как на образец исполнения долга -
головы нет, а рука с горном не дрогнула, трубит страдалец, не взирая на
жестокости судьбы.
как всегда кратко.
докажут! Прав Туз. Может она, голова то есть, сама от вчерашнего удара
грузовика свалилась с плеч бронзового пионера? А куда исчезла? Бог весть,
разве за всем уследишь. Мордасов повеселел, хотел приказать Тузу тащить
Стручка сей момент для допроса первой степени с пристрастием, но
догадался, что лучше отправиться дворами к Стручку и прознать, куда тот
определил чертову голову, надежно ли заныкал.
правоохранителями, вместе с торговками, вместе с Рыжухой и Боржомчиком,
мышью просунувшим мордочку в дверь ресторана, взирал на бывшего Гришу -
без головы, каждый бывший, хоть живой, хоть... - и на лице Мордасова, как
и на других физиономиях, читалось осуждение, непонимание, возмущение: есть
же прохиндеи, носит же земля-мать придурков...
порог, предварительно расспросив, как добраться до хибары Стручка, чтоб
быстро и незаметно. Маршрут отыскался подходящий и скрытный, через семь
минут, тщательно проверяя, не сечет ли кто за ним, Мордасов ввалился в
избенку Стручка, наполовину вросшую в землю, изжеванную временем до
неправдоподобной ветхости.
подумал? - нацепив очки, читал газету.
только прикнопленный шелковый портрет Сталина украшал жилище Стручка.
Мордасов перевел взгляд на газету, поразился ее желтизне - вспомнил лик
умершей, ему о похоронах хлопотать, а не бегать в помойные норы; в очках
Колодец видел дай бог. Стручок мусолил газету сорок седьмого года, кроме
стола в комнате ничего, по углам свалены кипы газет, ими же подоткнуты
щелястые окна, они же, сложенные в одном из углов слой на слой, служили и
ложем и библиотекой Стручка.
Стручок отложил газету, оживился, содрал очки, сунул в нагрудный карман
рубахи.
залейся, цены вниз всяк март скок да скок. У меня брат в охране лагерной
служил, мужик - кремень, прынципиал, божился - только враги народу сидели
и более никого. Вот чешут языки: в каждой семье, в каждой семье... У меня
в семье никто не сидел. Брат видывал разное, как враги юлили, выгораживали
себя, клялись в верности... Много повидал человек. Жаль, спился брательник
вчистую, смену времен не пережил что ль?..
присел на край стола.
сознаваться добровольно или как...
будто из ведра плеснули в лицо.
шмыгнул носом.
полезном деле.
по-ребячьи хрюкнул:
тот охранник, наплел всячины, дурак, а отмазку от лихого дела не забывает
блюсти, еще и за медалью полезет, начнет трясти перед носом. Сколько ж
таких по городам да весям?
кулаком. - У нас зря не содют, сам уверял и брательник твой, сукин сын,
спившийся, тож свидетель вполне достойный.
из-под думки замасленный кепарь, натянул низко, почти скрыв глаза,
приободрился, кепарь ему заменял кащееву иглу, будто вся сила Стручка да и
жизнь в кепаре таилась.
обезумевшим петухом:
соскочил со стола и принялся душить Стручка, удивляясь собственной ярости.
изжелта ломких, приложил палец к губам.
юркнул в темноту, мгновенно появился перед Мордасовым с ведром квашеной
капусты, поверх перевернутой ведерной крышки в качестве гнета возлежала
голова пионера Гриши.
деле! Уже сок дала. Я, между прочим, только квашеной и питаюсь цельную
зиму. По осени натаскаю качанов с полей, бери - не хочу, шинкую по мере
надобности и ведрами заквашиваю - и еда, и закусь - такого гнета в жисть
не имел. Сок жмет лучше любого каменюги, опять же красиво. - Стручок
огладил чубчик Гришиной головы, зацепил щепотью капусту, протянул
Мордасову.
клюковки, прочих ягод и разных добавок.
пожалел впервые, что не верует, а то б перекрестился. Сволочуга! Надо же,
удумал. Головой пионера Гриши из капусты сок жать. Если заявятся искать,
сразу же налетят и тогда... Да что тогда? Осадил себя Мордасов, не вылез
бы на свет божий промысел процентщика, а так, гори все синим пламешком.
Сталина дрогнули.
нормальный мужик обходился шагами тремя, Стручок умудрялся распорядиться
шестью-семью, бегал, по-гусиному выдвинув голову вперед и заложив руки за
спину, как повелось во времена серого человека с серыми шелковыми губами.
Стручок возникал в рассохшемся дверном проеме, как черт из табакерки: то
просунет козырь кепаря в то, что осталось от горницы, то исчезнет, будто
дымок, будто отродясь его, Стручка на земле не водилось. При исчезновениях
Стручок подавал признаки жизни грохотом железяк и наконец явился с кайлом,
покрытым ржавчиной с деревянной ручкой из сучковатого дерева.
может и заменит лопату, может и нет...
голове, как ловчее расколоть, - в мелкую труху порубим и копать нет нужды,
сыпанем ровным слоем по-за грядками, может чуть землицей прикидаем поверх
и вся недолга.
приподнял голову с ведра капусты, уготовив ей место на газетной куче в
углу.
оглядел не подозревающую о расправе голову гипсового пионера. С другой
стороны, чтоб скрыть следы похоже и неплох замысел: не все пропил под
кепарем Стручок, верней, человеческое-то все растратил, а страх животный,
страх попасться засел глубоко - реками водки не вымоешь. Мордасов глянул в