нашего Юхани?..
когда он с таким отчаянием прозвучал из уст мужа, чаша ее материнских
страхов вдруг переполнилась.
потемневшие до черноты глаза, - и после этого Юхани всегда и везде будет с
нами - в путешествиях, сражениях, любой беде и опасности. Принц трех планет
не должен расти под моей юбкой!
другом не говорит, кроме того, как будет с ним нянчиться. Сейчас они с
Флейжем пух собирают для гнезда.
Что-то утомили меня его шуточки. Остроумие, уместное в конюшне, но не возле
колыбели нашего сына.
поежилась. - У него будет возможность попутешествовать по незнакомым землям.
Ты недоволен?
это - несметное богатство. А сейчас займемся гнездом.
нежной, чуть тепловатой скорлупы все явственнее проступали голубые оттенки -
то ли отсветы летнего моря, притихшего у подножия скалистого островка, то ли
память о пронзительной, унаследованной от отца синеве глаз маленькой Фирюзы.
Пыметсу, бессменно обосновавшийся под каменным козырьком, то и дело
подсовывал под него невесомую пену гагачьего пуха, доставляемую с птичьего
базара неугомонным Флейжем. Так же неотлучно находились возле яйца еще два
стража: Гуен и Кукушонок. Все трое ревниво поглядывали друг на друга, словно
каждый из них чувствовал себя единоличным родителем будущего птенца. В
неистовой преданности Пы принцесса не видела ничего удивительного: младший
дружинник, туповатый и неповоротливый всюду, кроме поля боя, вызывал легкие,
хотя и не всегда безобидные насмешки собратьев по оружию, и вот теперь ему -
именно ему! - было поручено дело первостепенной важности: выведать название
той звезды, возле которой находилась родина Шоео.
к сыну верховного судьи, чудилось иное - безотчетная радость при одной мысли
о том, что с ним снова будет его собственный крэг...
гнездовья. Мона Сэниа и Юрг, появившиеся здесь сразу же, как до них долетел
восторженный зов Пыметсу, с естественным восторгом разглядывали крошечное
пернатое чудо. Новорожденный птенец, не крупнее голубя, тем не менее был
точной копией взрослого крэга, ничем не напоминая мокрых беспомощных
малышей, появляющихся в гнездах обыкновенных птиц. Белый на первый взгляд,
он сохранил на своем оперенье тот голубоватый перламутровый отлив, который
был присущ скорлупе яйца; клюв, коготки и изящный хохолок были
темно-голубыми.
лазоревые крылья, легко порхнул навстречу родителю.
обидеть недолго.
собой мужа. - Подрастай побыстрее, Фируз, ты - наша единственная надежда!
верен?
Не их беда, что венценосный синклит заставляет их творить зло...
вытирать!
королевской дочери!). Всем нашим джасперианским крэгам я свернула бы шеи,
последовательно, поодиночке и с наслаждением. Но Кукушонок и его сын -
исключение. Значит, могут быть исключением и другие. Кстати, что ты сделал с
золотым яйцом, которое предназначалось нашему Ю-ю?
обстоятельства, может быть, у них бы сейчас было на одного члена семьи
больше.
что наша кроха окажется акселератом и будет расти так быстро, как
предсказывал его папаша.
что в нее заложено? Но промолчал, потому что ответить на этот вопрос Сэнни
не смогла бы. Вот разве что Алэл...
величиной с фазана, через две - с глухаря, через месяц он уже укутывал плечи
Пыметсу легким перовым покрывалом, и принцессе пришлось пожертвовать своим
единственным зеркалом, привезенным с Барсучьего острова, чтобы ее младший
дружинник, точно красна девица, мог постоянно любоваться шелковистыми
павлиньими переливами, которые ласково попыхивали на молочно-бирюзовой
поверхности его живого убора. Юрг ворчал что-то про "нарциссов комплекс", но
все меры перевоспитания самовлюбленного молодца решил отложить до того
времени, когда он выполнит свою задачу. Темные, как египетская ляпис-лазурь,
коготки еще не дотягивались до запястий, и, чтобы удержаться на плечах
молодого хозяина, Фируз вцеплялся в тонкий обруч офита, так что крылья,
обвиваясь вокруг головы, превращались в затейливую чалму, увенчанную
горделивым хохолком. Залюбуешься. И чтобы это любование не перешло все
мыслимые границы, Юрг придумал для Пыметсу нелишнюю тренировку: по его
просьбе Сорк нарисовал по памяти все магические карты, бывшие в игре с эрлом
Асмуром; перед дружинником складывали колоду, из которой попеременно изымали
какую-нибудь пару карт, и он должен был за одну-две секунды установить,
каких картонных картинок не хватает.
верхушке Левопередней, сказала: "Пора!" - Пы побледнел и хватанул воздух
ртом. И что он волновался - ведь в прошлый раз отправился в отцовский замок
с легким сердцем, хотя и с той же задачей? У принцессы удивленно дрогнули
брови, но нечаянная мысль - а не девицу ли какую вспомнил дружинник, что так
взволновался - остановила чуть не сорвавшийся с губ вопрос. Впрочем,
ответить на него Пыметсу все равно не смог бы: его томило неясное
предчувствие, угнездившееся непонятно где - так перед медленно вызревающей
грозой каждая жилка в теле наливается тягомотной стынью... А ведь мечтал,
что полетит в отцовские хоромы, как молвь-стрела легкокрылая, несущая
солнечную весть.
сапогом гулкий камень отцовского двора. Он размашисто шагал по серым плитам,
неся на сгибе локтя, точно кречета, диковинную голубовато-перламутровую
птицу, какой не видывал еще никто на Джаспере, и все многочисленное
семейство верховного судьи, высыпавшее из хоромины, позамирало, разинув рты.
Пы с изумлением отметил, что все они как один были в новеньких обручах с
черными глазками, но тут же следом выметнулись сервы, да не какие-нибудь
кухонные, а парадные, изукрашенные резьбой и воронеными накладками с цветным
стеклом вместо самоцветов - раньше таких брали на приемы да балы, чтобы
несли за хозяином плащ, а если вдруг подвернется благодатная оказия, то и
все остальное, вплоть до исподнего.
изукрашенные, и на верхушке такого сооружения лениво ниспадал всем своим
оперением сонный крэг. Теперь вот так, значит. Пы знал отца - если что
заводилось при королевском дворе, то он, как верховный судья, первым
перенимал новшество, чтобы в случае чего иметь право попенять тому, кто к
монаршим нововведениям недостаточно внимателен.
остолбенело следили за его триумфальным шествием; когда же он приблизился к
кованой двери, даже днем угрюмо затворенной от солнечных лучей (скуп был
батюшка-судья, ковры берег старинные, чтобы на солнце не повыгорали), обе
створки вдруг широко распахнулись, и на двор, распрямляя квадратные плечи,
вывалился глава семейства собственной персоной. Видно, углядел сына в узкое,
как бойница, оконце и не выдержал, не стал дожидаться, как в прошлый раз, в
гостевой зале, точно встречал чужого. Пыметсу открыл было рот, чтобы
проговорить все то, что было хорошо заучено и десятки раз отрепетировано
(чтобы не брякнуть лишнего), но, поперхнувшись, замер: на глазах никогда не
знавшего жалости рубаки подрагивали две крошечные мутные слезинки.
кроваво-красным недремлющим крэгом, и остальные птицы вдруг разом
встрепенулись, словно по команде, и уставились на юного сородича ледяными
Шилова Юлия
Майер Стефани
Браун Дэн
Лукин Евгений
Лукин Евгений
Рыбаков Вячеслав