покоя, а ноги легко и непринужденно взвивались и становились, как
полагается, на всю подошву - и все же казалось, что они опираются о воздух,
а не о твердый асфальт, и на лице майора было написано вдохновение. Это был
талант, майор был строевиком божьей милостью, и не находилось ни одного, кто
усомнился бы в этом. Если бы собрать коробку из таких строевиков, они могли
бы выступать у нас и за рубежом, и им аплодировали бы не меньше, чем
ансамблю Моисеева.
исходные, шагали еще и еще, от завтрака до обеда, и еще два часа после
обеда, и чем ближе подходил день парада, тем больше было волнения и тем
ладнее проходили шеренги перед командиром дивизии, тем громче и согласнее
звучали ответ на приветствие и "ура" с перекатами.
получить ее, подогнать и обносить, пуговицы на плотных, жестковатых мундирах
с вечера были начищены асидолом до полного ослепления, уступая в блеске
разве что бляхе поясного ремня. Сапоги излучали черный африканский свет, но
в кармане у каждого солдата была суконка, чтобы обмахнуть их уже там, на
месте, потому что в дороге они неизбежно запылятся. Утренний смотр: старшина
ходит вдоль строя, на лице его выражение ученого, который вот-вот откроет
новый фундаментальный закон науки, но даже при глубочайшем анализе
придраться старшине не к чему. Завтракаем мы серьезно и сосредоточенно. На
плацу уже выстроились машины; они доставят нас в город. Еще очень рано, но
солнце работает ужа с полной отдачей, и мы рады; на небе ни облачка, значит,
непогода не испортит парад. После завтрака мы разбираем оружие, с которым
ходили все последние дни. Не то, с которым мы несем службу, - в те времена
оружие, которое тогда еще считалось (и было) новым, не полагалось выставлять
на всеобщее обозрение, и за каждую гильзу, потерянную на стрельбище, грозило
строгое взыскание. Для подготовки к парадам нам выдавали специально
хранившееся на складах артснаб-жения старое, прошедшее войну оружие:
трехлинейки, СВТ, автоматы ППШ и пулеметы Дегтярева с магазином-тарелкой.
руки придерживают его, локтем чувствуешь неподвижный локоть соседа. Свое
неудобство заключалось в том, что с автоматом невозможны были никакие
эффекты и никакие хитрости. Ручной "Дегтярев" основательно оттягивал руки, и
с ним было тяжело идти в первой шеренге, так что в нее подбирали молодцов
поплечистее. Зато в остальных шеренгах пламегаситель клали на плечо впереди
идущего; это помогало сохранять дистанцию, а с нею и равнение. Но самый
большой эффект был, когда проходили с трехлинейкой образца восемьсот
девяносто первого дробь тридцатого года. Мы слегка вывинчивали шомпол,
который у этого бессмертного оружия крепился в цевье ложи; из положения "на
плечо" коробка разом бросала винтовки "на руку", шомполы издавали
металлический звук, и когда эти маленькие звуки сливались в один большой,
свидетельствуя о том, что вся коробка выполнила команду в одну и ту же долю
секунды, эффект получался внушительным. Иногда ослабляли и винты, которыми
крепились металлические затыльники прикладов; в этом случае такой же звук
получался, когда, держа винтовки "к ноге" и делая поворот направо перед
началом марша, мы, как полагается, чуть приподняв винтовки, потом столь же
одновременно опускали приклады на асфальт. Кроме того, винтовки тоже
помогали сохранить заданный интервал между шеренгами.
сверх того.
центра, мы добираемся самым естественным для пехоты способом. Припекает, и
разрешено расстегнуть крючки жестких стоячих воротничков парадного мундира.
Фуражки полагается носить прямо, но какой солдат удержится, не сдвинет ее
чуть набекрень? Из окон женских общежитии, неизбежных там, где есть
текстильная промышленность, смотрят на нас молодые, пригожие, улыбающиеся
лица, заставляя кровь бежать быстрее, чем требует того темп движения. Под
ногами булыжник, команды на строевой шаг, понятно, не подавалось, но мы все
же стараемся поднимать ногу повыше и ставить четче.
"Пехота, не пыли!" - окликают нас пахнущие горячим железом танкисты, мы
беззлобно огрызаемся. Расступилось, пропуская нас, оцепление. И наконец мы
занимаем свои места на площади - отсюда, когда прозвучит команда, мы
двинемся, открывая парад: стрелки, чернорабочие войны и ее решающая сила.
протираем оружие от пыли - не покидая строя, конечно, но стоя вольно. Перед
коробками переговариваются офицеры, более опытные задают коллегам помоложе,
недавним выпускникам нормальных училищ, каверзные вопросы, таящие мудрость
строевой науки, вроде такого: кто и когда в армии начинает движение с правой
ноги? Лейтенанты задумываются, ибо в Строевом уставе сказано ясно, что
движение всегда и везде начинается с левой. Им демонстрируют: командир стоит
перед колонной, лицом к ней, и подает команду "Шагом марш!". Колонна делает
первый шаг - левой, естественно, а командир в это время выполняет первую
часть поворота "кругом"; колонна делает свой второй шаг - правой ногой, и
одновременно делает свой первый шаг командир - тоже правой, конечно, чтобы
попасть в ногу. Вот так-то, товарищи лейтенанты!
легкий многоголосый гул. Сердце понемногу начинает частить. Все меньше
минут. Еще не было команды, но мы уже и сами бессознательно подравнялись в
шеренгах. Все на месте, оружие "к ноге" (кроме автоматчиков, само собой),
рука в последний раз скользит, проверяя заправку, по ремню, пуговицам,
поднимается к воротничку: не остались ли расстегнутыми крючки, потом к
козырьку: теперь-то фуражка должна сидеть на голове строго по уставу. Все в
порядке, и еще не начавшийся парад уже навис над нами, неотвратимый, как
судьба, главный и единственный в мире и в жизни. Наверное (мелькает в
голове), жизнь не завершится этим прохождением, что-то будет и после него,
ко сейчас мы не можем поверить в это. Да если что-нибудь еще и будет - это
неважно, во Вселенной есть в эти мгновения только одно серьезное дело - то,
что начнется сейчас, через три минуты (правительство, все руководители
республики уже на трибуне и тоже ждут), - через две - одну - ноль. - Парад,
смиррнаа! .
этой площади, где генерал, командующий парадом, и принимающий его
командующий войсками объезжают наши коробки.
они нужны, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.
дальше, влево.
площади. Мы не очень вслушиваемся. Для нас сейчас главное не слова - их мы
потом прочтем в газетах. Главное сейчас - заранее пережить, проиграть в
сознании все команды, которые вот-вот последуют.
Умолкаем. Наступает тишина. Безмолвие перед ураганом. Так тихо бывает,
наверное, в центре тайфуна. И вот снова оживают динамики и звучат голоса
командиров, дублирующих команды - каждый для своей коробки:
..")
"Побатальонно!" - там в коробке четыреста.)
сосредоточенные в одном месте; сейчас они быстро, почти бегом, маршируют,
рассредоточиваясь вдоль всей площади, и останавливаются на строго отмеренном
расстоянии друг от -друга. Такое расстояние и должны будут выдерживать между
собою наши коробки во время прохождения. Линейных мы сейчас видим хорошо,
потому что они вышагивают по противоположной стороне площади, напротив нас.
Достигнув своей точки, заранее отмеченной, каждый из них самостоятельно
останавливается, поворачивается лицом к нам, выполняет тщательно
отрепетированный артикул винтовкой и замирает, взяв ее "к ноге". А команды
тем временем не умолкают, и во Вселенной не существует более никаких звуков,
кроме этих команд. Загреми сейчас громы небесные - мы их не услышим.
Приклады отрываются от асфальта.
оборота, - и мгновенный звон: приклады впечатаны в площадь. Не зря мы
ослабили винты. Звон получился единым и выразительным. Армия должна бряцать
металлом - во всяком случае, на парадах.
над головами.
залп, и одуряюще, как стакан самогона - грохают барабаны.
на людские мысли и действия. Ясно только, что влияние это огромно. Не
мелодия ведет нас, а ритм. Мелодия дает настроение, ритм диктует действие.
Ритм - периодическое повторение одного и того же. Трам-пам-пам - это вальс,
Браун Дэн
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Березин Федор