разглашение тайны падет на меня. Если падет вообще.
трепачей. Так уже было. Сначала Аврак, затем Орт.
На сегодня хватит. У меня голова кругом идет.
Улыбаясь, полистал их, зевнул и громко сказал:
выдал бы столь квалифицированную информацию? Как видишь, без Мильча ты
тоже... не очень.
15
неуловимые, но их проекция в будущее выглядела угрожающе. Она предвещала
взрывы и катаклизмы, которые доселе и не снились мирным обитателям гавани
Институт-де-вакуум.
Он сделал это после нескольких дней мучительных колебаний. Это была не его
работа, но ее приходилось выдавать за свою, иначе на свет извлекался тот
бесконечный хвост вопросов, на которые он не имел права отвечать. Конечно,
можно и не показывать работу Урманцеву. Можно вообще никому ее не
показывать. Но здесь уже срабатывали автоматические рефлексы научного
работника. Подольский не мог не обнародовать сделанную им запись. Ведь она
содержала новое. Новое, следующий шаг по пути к Истине.
движущих сил современного человеческого общества оно занимает выдающееся
место.
"знать", как, впрочем, и за все остальное, люди платят здоровьем,
временем, жизнью. Азарт научного поиска - это та награда, которую ученые
получают в качестве постоянной надбавки к зарплате. Древний инстинкт
первобытного охотника, оплодотворенный интеллектом, стал самым
привлекательным свойством научной работы. Он позволяет совершать прыжки
через логические бездны и достигать вершин практической пользы, минуя
опасные ущелья и трещины, созданные отсутствием информации.
и яростных спорах о том, какой радиус действия у водородной бомбы.
неотразима.
не будут метаться обезумевшие женщины, не будут умирать дети, и
человечество не будет вздрагивать от грохота новых страшных изобретений.
Яркий свет Истины. Ослепительный свет Истины. Ослепляющий свет.
Выжигающий, проникающий в душу свет Истины. Свет, который не оставляет
после себя руины чувств и бесплодную пустыню в сердце.
положил свои записи перед Урманцевым и, борясь с удушьем, сказал:
печатями, штампом и багряной резолюцией "отказать", подвинул стопку листов
и углубился в чтение. Его лицо приняло растерянное и доброе выражение,
которое появляется у людей, чем-то чрезвычайно увлеченных.
Гениальный ход!
в ящик стола, достал логарифмическую линейку, что-то прикинул,
неодобрительно повертел головой.
Алексеевич, чтобы устоять перед неотразимостью Истины. Сотрудники его
лаборатории знали, что красота удачного математического решения способна
вызвать у него слезы на глазах. Впрочем, сам Урманцев скрывал эту
слабость. Он считал, что шествие Истины должно совершаться в торжественном
молчании среди холодных мраморных плит вечности. Будучи очень
чувствительным, он считал эмоцию в науке чем-то в высшей степени
неприличным.
влюбленными глазами.
Есть одна ошибка. Использован очень старый метод расчета. Таковой
применяли еще до сорокового года, сейчас есть более короткий и верный
путь. Затем тут есть одна формула, я ее не знаю, откуда ты ее выцарапал?
разработанному плану.
взглядом Люцифера.
временно успокоиться. Опытный мимикрист, он ловко и безболезненно сменил
противогазную маску агрессора на голубые одежды общественного работника.
Он порхал по коридорам и вестибюлям с приветливой и все понимающей
улыбкой. Срочно приобретал авторитет в институтском масштабе. Поскольку
люди не очень-то балованы ангельским отношением, обязательность и
вежливость Пафнюкова многим нравились.
тихо шипела.
оскорбленным. Он готовился к драке. Его снедала древняя, как мир, страсть
- жажда власти.
подпольный миллионер. Появление Пафнюкова, правда, он приветствовал
нашептыванием частушки: "К нам выходит Пафнюков из породы..." - и дальше в
рифму.
внимание.
доступен. Никакой бюрократической спеси, никакой барской
снисходительности, Душа-человек.
хотел бы... мне нужна ваша консультация, поскольку вы специалист. Ефим
Николаевич так и сказал: "Обратись к Ивану Фомичу, он большой дока по этой
части..."
Роберт вдохновенно врал.
прибор какой-то. Особенный прибор, необыкновенный. Никто об этом приборе
ничего не знает. А он в нем разобраться не может и вот хотел...
Николаевич возьмется, он и сам решит эту задачу. Ты же в его лаборатории;
правильно я понял?
боится с кем-нибудь разговаривать. Ефим Николаевич тоже не знает. У них
был чисто теоретический разговор. А машина эта и правда необыкновенная, на
ней можно какую угодно новую формулу получить, даже такую, о которой
ведущие ученые института и мечтать не смеют...
институтская общественность, а здесь дело пахнет государственной тайной, -
неожиданно твердо закончил Роберт.
выражали веру, надежду и любовь. Пафнюков колебался. Конечно, неприятно
сесть в лужу, если тебя уличат в незнании чего-то. Впрочем, выкрутиться
всегда можно.
счет. Она живет в четвертом измерении.
покоробил развязный тон последней фразы. Но... он торжественно пожал руку
Роберту и удалился.