ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В ней рассказывается о многих важных вещах, о
Стоя с непокрытой головой, Набатников крепко сжимал кепку в руках и
всматривался в черное небо. Сейчас должен приземлиться самолет, откуда
Медоваров сообщил по радио, чтобы приготовили санитарную машину.
Миронович жаловался по телефону на Пояркова. Пренебрегая не только
медициной, но и вообще здравым смыслом, он, по словам врача, "жжет свечу с
обоих концов". Курит чрезмерно и часто, работая по ночам, подбадривает
себя крепким кофе и разными тонизирующими таблетками. Никаких советов не
слушается, злится и говорит, что иначе не успеет довести дело до конца,
что отдыхать и нежиться на пляже он не имеет права. Попробовал однажды и
через неделю улетел в Москву.
практике мог твердо сказать, что именно тут медицина бессильна.
Единственная надежда была на скорейшее окончание испытаний "Униона".
Набатников делал все возможное, чтобы не оттягивать этого срока. К
соображениям чисто научного порядка здесь примешивались и другие, не менее
серьезные: сохранить здоровье талантливого конструктора и редкостного
человека.
конструктор универсальной летающей лаборатории, у которой потолок гораздо
ниже орбиты любого из спутников.
до этого было сделано в освоении межпланетных пространств. Разве можно
сравнивать "Унион" со звездами, рожденными человечеством, или с
искусственной планетой?
необычайных делах, Поярков относился к людям, которые проектировали и
строили эту необычайную технику.
различных специальностей причастны к этому делу. Многих Набатников знал
лично, работал вместе с ними, а потом, познакомившись с Поярковым,
убедился, что этот молодой конструктор является учеником по меньшей мере
десяти талантливейших ученых - создателей спутников и ракет.
драгоценный опыт, накопленный всей его жизнью, отданной на благо
человечества. Однако только достойнейшим можно его передать, если речь
идет о работах особого значения. Ведь ракета способна нести не только
мирный спутник, но и смертоносный груз, который враги хотели бы
использовать против твоего народа.
чем не сравнимое волнение при запуске нового небесного тела, не каждому
позволено ласково похлопать по корпусу гигантской ракеты, перед тем как
она вынесет в космос еще одну звезду, рожденную на советской земле.
холодел от восторга, когда ослепительный язык пламени, как бы упираясь в
землю, выталкивал ракету в неизведанные просторы.
конструкторского бюро, где занимались и спутниками и ракетами, с
предложением возглавить отдел, то Поярков перепугался всерьез. Он считал
себя неспособным к решению таких ответственных задач, а кроме того, это
означало, что надо поступиться техническими принципами, заложенными в
"Унионе", потому что конструкторское бюро работало в ином направлении.
попробует довести свою конструкцию до конца. А там, если сочтут, что
Поярков принесет больше пользы на новой работе, он охотно ею займется.
птичьим щебетом и лаем мохнатой собачонки, хозяйничает древняя старушка -
дальняя родственница. К деньгам он абсолютно равнодушен: принесет
зарплату, сунет в ящик письменного стола - и забудет.
их "на черный день", считали Пояркова либо блаженненьким, либо глупцом,
которого природа наделила талантом, а он не знает, как им распорядиться.
жизненную неустроенность, но как нельзя лучше понимал, в чем тут дело. И
сколько бы ни говорили, что времена аскетов и бессребреников прошли, что
советский ученый или изобретатель, конструктор, человек высокого
творческого накала, должен пользоваться всеми жизненными благами,
предоставленными ему народом и государством, - далеко не всегда так
получается. И часто стремятся к этим благам люди бесталанные, но хитрые,
умеющие незаметно подползти и урвать себе довольно приличный кусочек от
общего пирога.
физического напряжения, когда Поярков глаз не мог сомкнуть, за него
особенно тревожился Марк Миронович. Якобы для испытаний новых медицинских
приборов, он затаскивал конструктора к себе в кабинет, с шуточками и
смешком проверял пульс, кровяное давление и другие показатели,
интересующие обеспокоенного врача.
взлетной дорожки, смотрел на часы и думал: почему Медоваров так лаконично
передал насчет санитарной машины? Видимо, не хотел, чтобы раньше времени
здесь узнали о болезни Пояркова. Пойдут всякие толки, предположения. "Кто
еще там в самолете?" - припоминал Афанасий Гаврилович. За Медоварова
беспокоиться нечего. Это здоровяк, каких мало. Лаборантка Мингалева?
никогда не жаловался.
цементной дороги, через весь ракетодром. Послышался отдаленный рокот, и в
небе замерцали бортовые огни. Потом включились фары, похожие на две
ослепительные шаровые молнии, и поплыли над землей.
вычерчивали в воздухе блестящие полосы, а Набатников был уже рядом. Он
смотрел на тонкий, еле заметный контур самолетной дверцы и тревожно ждал,
когда она откроется. Боясь, что в самолете притаилась беда, Набатников
сравнил его с Троянским конем, в котором оказался маленький "десант"
потом из нее выползла тонкая лесенка. По лесенке спустилась худенькая
девушка в клетчатом плаще, потом - другая, полная, в спортивных брюках. Ее
поддерживал паренек в щегольской куртке, исчерченной "молниями". Куртка
ему была широка, а потому при каждом его движении застежки извивались, что
производило странное впечатление, словно по груди ползали блестящие
гусеницы.
как в групповом парашютном прыжке, неизвестные молодцы. Оживленно о чем-то
споря, они выкрикивали:
кепочке, чуть ли не задевая его плечами и продолжая спорить, неизвестные
остановились поодаль.
простыней неподвижное тело. За ними спустился Марк Миронович.
крикнул:
- Принимай гостей, Афанасий Гаврилович! Прибыли в целости и сохранности.
простыню.
показался Поярков. Плащ, перекинутый через руку, свисал почти до самой
земли, галстук перекошен. Да и взгляд какой-то отсутствующий. Все это
обеспокоило Набатникова, и после дружеских приветствий он спросил
осторожно:
- Что с тобой, Серафим? Укачало?
Маккэфри Энн
Орловский Гай Юлий
Мичурин Артем
Посняков Андрей
Сертаков Виталий