осторожен, берегись Лагуса и Биата!"
сновали муравьи. Как он чертовски устал! Что ждет их завтра или этой же
ночью? И, кажется, впервые не ведавшее страха сердце Железного Капитана
сжалось.
безобразной внешностью может скрываться добрая душа. Вот уже десять лет,
как я в полной мере чувствую на себе то, что называется презрением. И
поверьте, сеньор Руи, это во сто крат хуже самой свирепой ненависти!
Десять лет! Подумайте, сеньор Руи, десять лет! Все эти годы я встречал
только презрение, отвращение и, в лучшем случае, жалость. Мне плевали в
лицо, от меня отворачивались самые безобразные старухи. Не слишком ли это
много для одного человека, сеньор Руи? - вполголоса говорил Фесталь
Фалькони.
времени сплевывая густую коричневую слюну. Железный Капитан из палатки еще
не выходил, хотя уже наступило время назначать на ночь охрану.
скажите, вы это сделали из жалости или так же, как выловили бы попавшего к
вам в чашку кофе таракана? Впрочем, не говорите! Я знаю, у вас доброе
сердце. Да, знаю! И я не всегда был таким, сеньор Руи. Когда-то я жил в
небольшом селении возле Сантарена со старушкой-матерью. Как водится в
жизни каждого парня, у меня была любимая девушка...
неужели можно любить такого урода?
или наоборот. И такие истории будут всегда, пока не исчезнет человеческий
род, - продолжал Фесталь, задумчиво покачивая головой. - Я был бедным
гаучо на фазенде префекта муниципалитета. Она - дочь хозяина и звали ее
Симина. Мы любили друг друга, дали клятву стать мужем и женой. Я хотел ее
украсть, как это делают благородные кабальеро по ту сторону Алпау, но
подумал, что, похищая девушку, я тем самым обрекаю ее на нищету. Этого я
не хотел. Я пришел к ее отцу - алькальду, главе муниципалитета, и заявил,
что хочу жениться на его дочери, но поскольку сейчас у меня нет ничего,
кроме коня и долгов, - пусть он повременит с замужеством Симины. Скоро я
разбогатею и все уладится. Отец Симины натравил на меня собак. Я отбился
от них плетью и ускакал. Я был молод, кровь бурлила в моих жилах, к тому
же меня любила самая красивая девушка на свете. Целый год я искал золото в
песках Минас-Жераиса, алмазы на берегах Курупунга, а нашел только
лихорадку...
дрались за каучук, точно голодные крысы? Помните? Тогда очень многие
уходили в сельву и во снах видели себя миллионерами. Я нанялся у
вербовщика и попал на серингаль некоего Ксавье де Кони. Этот Ксавье
оказался сущим дьяволом. Людей он ценил не дороже ореховой скорлупы. О,
если бы деревья в сельве могли говорить! Как много рассказали бы они о
людях, которые в горячке пили жидкий каучук, чтобы утолить жажду, о тех,
кого бросали на съедение муравьям за то, что они не смогли собрать
проклятые пять кинталей гевеи! Сколько этих несчастных осталось в сельве!
Этого никто никогда не узнает!
поменьше...
пять тысяч крузейро. В одну из темных ночей я бежал. Проплутав по сельве
несколько дней, голодный и одичавший, я попался в руки охраны.
собирать гевею.
через месяц я снова убежал. На этот раз я проблуждал по лесу целых
двенадцать дней, пока меня подобрала охрана, так как я больше не мог
двигаться...
Ксавье узнал, что у меня есть невеста, ради которой я и собирался
разбогатеть. Когда меня привезли на серингаль, он засмеялся и объявил, что
займется моим лечением, избавит от дурной привычки бегать к невестам.
островок в нижнем течении реки.
следующую ночь я проплыл по воде четверть лиги и добрался до берега.
Наконец-то я был свободен! Я хотел сразу же повидать Симину, чтобы
приободрить ее, но раздумал. Я добрался до Манауса, пришел к врачу и
честно заявил, что несколько часов находился среди прокаженных. Меня
отправили в лепрозорий.
лечить людей от побегов...
кажется, был единственный случай выздоровления за последние двадцать лет.
Я опять оказался на свободе. Но в каком виде! Вы можете теперь судить
сами, сеньор Руи.
что с таким лицом я не мог показаться к невесте. Знакомый аптекарь
рассказал мне, что в Рио живет какой-то профессор, который умеет делать
сложнейшие операции на лице. Если хотите, может пришить новый нос, губы,
заштопать любую дырку на щеке так, что не останется никаких следов. Только
операция стоила больших денег. Вы теперь понимаете, сеньор Руи, почему мне
нужны деньги из могилы индейского вождя? Десять лет немалый срок, а если к
нему прибавить и три года, проведенных в сельве и лепрозории, то и совсем
многовато. А бедная Симина ждет меня, я знаю, ждет. В Манаусе у меня уже
кое-что лежит в банке, но этого слишком мало, чтобы заплатить профессору
за операцию. Очень мало.
возможность счастья мог говорить либо одержимый, либо сильно любящий
человек.
довольно продолжительного молчания.
спешке, видимо, забыв оставить своим серингейро маниок и одежду, и сам
уехал на барже с добытым каучуком в Манаус. Там он его выгодно сбыл
какой-то компании и, говорят, завел в Рио свое дело.
допытывался Руи.
убийство.
укладывалось такое сочетание сильной страсти и ненависти с
непротивленчеством.
сельве и увидите, что из вас получится. Люди в сельвасах дичают, как
лошади в пампе.
о том, что они люди. Возьмите хотя бы меня. На фазенде в Сантарене я был
добрым и честным парнем, а сейчас... Я знавал еще одного парня-вербовщика,
который был куда похлеще Ксавье. Он хватал людей, как баранов, будь то
женщина или ребенок, и отправлял их на плантацию. Обычно из партии в
двести человек на серингаль приходило, в лучшем случае, половина. Вот это
была работка!
де Кони?
впрочем... я никогда об этом не задумывался. Вы мне не верите? Ну хорошо,
не буду вас томить.
Правильно сделал, если разделался.
вкрадчиво. - Есть и такие, что касаются вас.
его на тропе, доставил до города и постарался, чтоб он оказался в клинике.
Хотя ваш шеф взбесился бы, если б узнал, что это сделали вы...
- продолжал Фесталь.
только по блеску глаз и можно было отгадать, что скрывается в душе их
владельца.
сказал ты, почище Ксавье хватал людей без разбора и отправлял на
серингаль, - проговорил Руи.
сторону, - спокойно отпарировал Фесталь, показывая глазами на палатку