Чтение 40–й страницы книги ~Механика вечности~

- Только я не понял, про экономический бум - это откуда?

- Прожекты Тихона. Он мечтатель. Сядем вечерком, как начнет
расписывать... И вот, гляди ж ты, угадал.

- Действительно угадал. Особенно курс американского доллара.

- Неужели? - поразился Лиманский.

- С точностью до копейки.

Впереди лежал разрушенный мост. Автобус свернул в сторону и, спустившись
по откосу, медленно преодолел тухлое болотце, оставшееся от реки. Узкая
дорога, уходившая в лес, была сплошь засыпана гниющим хворостом и напоминала
старый тракт, самостийно прорубленный где-то в Сибири.

Природа выглядела почти здоровой: повсюду пестрела зелень, цветы, с веток
верещало множество бодрых, успевших позабыть о человеке, голосов. Я даже
заметил за ближними стволами чей-то пушистый хвост. Куцапов выхватил
пистолет, но Мама заслонил ствол ладонью и сдвинул брови - этого было
достаточно, чтобы Колян раздумал.

Справа лес оборвался не то полем, не то лугом, и Конь, съехав с дороги,
направил машину прямо через него. На поразительно ровных угодьях буйно
разрослась какая-то лебеда, заглушившая все остальное. Мощные растения с
фиолетовыми зонтиками на верхушках стояли так плотно, что их можно было
принять за новую культуру, высаженную здесь специально.

Конь прибавил скорости, и мы понеслись по полю, приминая огромными
колесами снопы сорняка. Толстые стебли не ломались, они тут же вставали и,
расчесанные ветром, вливались в бунтующее зелено-фиолетовое море.

- Как он не заблудится? - спросил я.

- Видишь старую сосну? Под ней - два сарая.

Сараи при ближайшем рассмотрении оказались обыкновенными строительными
бытовками на салазках. Оба вагончика давно сгорели, их дырявые крыши
провалились вовнутрь, а из окон беспардонно высовывались кусты все того же
бурьяна.

Я тронул косую обугленную дверь, и она упала, развалившись на ворох
черных досок.

- Не сюда. - Куцапов приобнял меня за плечи и подвел ко второй бытовке,
пострадавшей от огня еще сильнее. - На всякий случай запомни: вон та, у
дерева, - жилая, а это - паром. Заходи.

Внутри было сыро и душно, под ногами скрипели осколки мутного стекла и
хрупкие хлопья ржавчины. Сверху нависала рваная кровля, не позволявшая
солнечному свету достичь хлюпающей мерзости на полу. Сквозь трухлявую
древесину проросла чахлая трава.

- Побыстрее там, - беззаботно бросил Конь. - Топливо не забудьте. - Он
поскреб ногтями заросшее горло и улегся на сиденьях.

Мы встали в центре бытовки, и Куцапов включил свой синхронизатор.

Окна застеклились, крыша выгнулась, приняв прежнюю форму, а доски на полу
перестали шататься и покрылись паласом - горелый сарай преобразился в
скромный, но приличный летний домик. Мама толкнул дверь, и мы вышли на
ухоженную лужайку под шикарной столетней сосной.

- Две тысячи восемнадцатый, - сказал мне Лиманский.

- Хозяин! - позвал Куцапов. - Пузырь, ты где? Из соседней постройки
выглянул толстомордый мужик с необъятным животом.

- Зачастили вы, ребята, - сказал Пузырь.

- Тихон был?

- Аж два раза.

- Как это - два?

- А кто мне докладывается? Сначала через паром куда-то мотался. Вылез
вот, сувенирчик поднес, - он показал бутылку. - Потом сел в машину и поехал
в город.

- Черт, как неудачно! А другой у тебя нет?

- У меня что, таксопарк?

- Коля, не бесись, - сказал я. - Нам нужно встретиться с Тихоном? Прыгнем
назад, он сам к нам придет.

- Промахнемся.

- С моим дыроколом - нет. Появимся на полчаса раньше него и подождем.

- Рискни. Только смотри не ошибись. Баба твоя у нас осталась. - И уже к
Пузырю:

- Давно он здесь был?

- С утра. Часов в восемь, - ответил тот.

- Заводи на семь, - распорядился Куцапов и пошел к парому.

- Эй, а на свежем воздухе нельзя?

- Там дачи, домов триста, - проинформировал Пузырь, вытянув руку в
сторону жидкого леса за полем. - Грибы, ягоды. В кустах - бесконечное
спаривание. Зря, думаешь, сюда эти коробки волокли?

Я послушно спрятался в сарае и, убедившись, что все на месте, утопил
ребристую кнопку.

- Пузырь, выходи! - крикнул Куцапов, высунув голову наружу.

- Привет, - зевнул заспанный паромщик. Желтая майка на бретельках и
семейные трусы в горошек делали его похожим на клоуна. - Машины нет.
Погодите, он обещал скоро вернуться.

- Кто?

- Тихон.

- Он здесь был?

- Только что уехал.

- Ты же говорил - в восемь! Сколько сейчас?

- Семь, - недовольно произнес Пузырь, посмотрев на часы. - А говорить я
тебе ничего не мог. Мы с тобой уж месяца два как не виделись.

- Тихон давно отчалил?

- Полчаса примерно, - паромщик наконец проснулся и с ненавистью зыркнул
на солнце.

- Как же это? - растерялся Куцапов.

- Что-то похожее я и сам вытворял, - объяснил я. - Есть только одно
объяснение: Тихон знает, что его ищут, и не хочет попадаться нам на глаза.

- Давай сразу на несколько дней. Скажем Пузырю, чтоб его задержал. Тоже
мне, кошки-мышки!

Я снова включил машинку, и мы перебрались в прошлую неделю. На крышу
неожиданно упал дробный шум ливня. Через запотевшее окно нельзя было
разглядеть даже сосну, стоявшую в пяти метрах...

- Тихона? Конечно, видел, - ответствовал, пошатываясь, Пузырь. - Я здесь
для того и дежурю. Где он сейчас? В Москве. Вам бы минут на двадцать
пораньше.

- Опять! - обозлился Куцапов. - Тихон один приходил, или с Кришной?

- Сначала с Кришной. Слетали куда-то вдвоем, Кришна там остался. А Тихон
вернулся, презентовал мне бутылку и поехал. Что, нельзя?

Колян выгнал Пузыря из бытовки и присел на корточки.

- Не нравится мне это. Видать, он и правда что-то замыслил. Шевели
мозгами, Петрович, ты ж у нас наука.

- Так мы его не отловим. Он знает даты наших перебросов и будет постоянно
опережать. Но одно уже ясно. Синхронизатор у Тихона не хуже, чем у Михаила.
В Сопротивлении такого нет. Миша, ты говорил, что вдоволь напутешествовался.
Как ты считаешь, удастся нам с ним пересечься?

- Если б я хоть что-то понимал в ваших маневрах. Я же у вас пассажир!

Так Ксения называла Мефодия и, кажется, меня. Из всех слов это было самое
подходящее.

- Какой-то паром, какой-то Пузырь. Специально, что ли, путаете?

- Петрович, твой недочет, - хмуро пробурчал Колян.

- Очень важно, чтобы не было свидетелей. - Лиманский приоткрыл дверь,
проверяя, нет ли поблизости Пузыря. - Свидетели все равно появятся, но если
перемещаться скрытно, их будет меньше. С девяносто восьмого года существует
перевалочный пункт. Паром. - Петрович погладил обитую фанерой стену. - По
эту сторону дежурит человек из Сопротивления, по ту - кто-то из ФСБ.

- С девяносто восьмого? Дырокол нашли только в две тысячи первом.

- У Фирсова полно таких штучек. Как он умудрился зарезервировать в
прошлом место для перебросов - его трудности. Но он говорил, что в ФСБ
синхронизатором так и не воспользовались, кишка у них оказалась тонка. А
Сопротивление дальше восемнадцатого года не проникало.

- Тихон, получается, первопроходец.

- Он и еще Кришна.

- Бабу его так звали, - пояснил Колян. - Оттого и наколку сделал. В
молодости, конечно. А ты думал, у нас тут кто-то верует?

Лиманский вздохнул и с неприязнью отвернулся от Куцапова.

- А в девяносто восьмом - где вы там их искать собираетесь?

- Там, где они будут. - Петрович позвенел связкой из трех ключей. -
Фирсов дал им адрес служебной квартиры, которая с пятнадцатого по двадцать
пятое июля была свободна.

- И он это помнит?!

- Наш Иван Иванович - человек непростой, - гордо заявил Колян.

- Ну что ж, если мы знаем, где и когда, зачем терять время?

Я открыл дыру, и мы ушли от дождика и от Пузыря с его заветной бутылкой.
Сосна за окном посвежела и обзавелась небольшим муравейником.

В тысяча девятьсот девяносто восьмом вахту нес молодой парень, почти
юноша, с полными губами и томным взглядом налима. Он дремал в низком
шезлонге, но, как только мы появились, тут же вскочил и нервно задвигался.
Четверо незнакомцев, вываливших из пустой будки, могли повергнуть в шок кого
угодно.

- Все в порядке? - спросил Куцапов, привычно забирая инициативу в свои
руки.

- Так точно.

- Какой сейчас курс доллара? - неожиданно поинтересовался Лиманский.

- Сорок девять, - доложил часовой.

- Что "сорок девять"?

- Копеек, - ответил тот, удивленно вращая глазами-блюдцами.

- Не может быть! Миша, ты слышал? Николай! - Лиманский чуть не пустился в
пляс. - Сорок девять копеек! Копеек! - выкрикнул он в светлое небо.