хотели его старший брат и сестра Венцеслава.
последнему отпрыску их рода, вследствие меланхоличности и полнейшей
замкнутости характера, не суждено покрыть их имя новой славой. Молодой
граф не проявлял ни малейшего желания блистать на каком-либо поприще:
его не тянуло ни к военной карьере, ни к гражданской, ни к дипломатии.
На все предложения он отвечал с покорным видом, что готов подчиниться
воле родительской, но что ему самому не нужно ни роскоши" ни славы. В
сущности, апатичный характер Альберта был повторением, но в более
сильной степени, характера его отца, у которого терпение граничит с без-
различием, а скромность является чем-то вроде самоотречения. Что выстав-
ляет моего дядю в несколько ином свете и чего нет у его сына, так это
его горячее, притом лишенное всякой напыщенности и тщеславия, отношение
к общественному долгу. Альберт, казалось, признавал теперь семейные обя-
занности, но к общественным обязанностям, как мы их понимаем, относился,
по-видимому, не менее равнодушно, чем в детские годы. Наши отцы, его и
мой, сражались при Монтекукули против Тюренна. В войну они вносили фана-
тизм, подогретый сознанием имперского величия. В то время считалось дол-
гом слепо повиноваться и слепо верить своим властелинам. Наше более
просвещенное время срывает ореол с монархов, и современная молодежь ос-
меливается не верить ни императорской короне, ни папской тиаре. Когда
дядя пытался пробудить в сыне древний рыцарский пыл, он прекрасно видел,
что все его речи ровно ничего не говорят этому скептически настроенному
человеку, ко всему относящемуся с презрением.
будем вредить этому и без того печальному выздоровлению, в результате
которого вместо возбужденного человека нам вернули человека угасшего.
Пусть живет себе спокойно, как ему хочется. Пусть будет усидчивым уче-
ным-философом, как некоторые из его предков, или же страстным охотником,
подобно нашему брату Фридриху, или справедливым, творящим добро помещи-
ком, каким старается быть его отец. Пусть он ведет отныне спокойную, бе-
зобидную жизнь старика; он будет первым из Рудольштадтов, не знавшим мо-
лодости. Но так как нельзя допустить, чтобы с ним угас и наш род, надо
поскорее женить его, дабы наследники нашего имени восполнили этот пробел
на блестящих страницах нашей истории. Кто знает, быть может, по воле
провидения рыцарская кровь его предков, как бы отдыхая в нем, забурлит с
новой силой и отвагой в жилах его потомков?"
относится с таким же равнодушием, как ко всему прочему, стали говорить с
ним более серьезно и настойчиво. Он возражал, ссылаясь на свою застенчи-
вость, на неумение вести себя в женском обществе.
щиной, такой угрюмый претендент, как наш Альберт, внушил бы мне больше
страха, чем желания выйти за него замуж, и я бы даже горб свой не проме-
няла на его речи".
женить его на Амелии. Он знал ее ребенком, смотрит на нее как на сестру,
поэтому будет с нею менее застенчив. А так как она характера веселого и
решительного, то своей жизнерадостностью может вывести нашего Альберта
из этой меланхолии, которой он все больше и больше поддается".
только согласился увидеться со мной и ближе познакомиться. Решено было
ни о чем меня не предупреждать, дабы избавить от обиды отказа, всегда
возможного с его стороны. Написали об этом моему отцу и, получив его
согласие, начали сейчас же хлопотать перед папой о разрешении на наш
брак, необходимом ввиду близкого родства. Тем временем отец взял меня из
монастыря, и в одно прекрасное утро мы подъехали к замку Исполинов. Нас-
лаждаясь деревенским воздухом, я с нетерпением ждала минуты, когда увижу
своего жениха. Добрый мой отец, полный надежд, воображал, будто я ничего
не знаю о брачном проекте, а сам в дороге, не замечая этого, все мне вы-
болтал.
осанка. Признаюсь вам, дорогая Нина, что мое сердечко сильно забилось,
когда он поцеловал мне руку, и в течение нескольких дней каждый его
взгляд, каждое слово приводили меня в восторг. Его серьезность нисколько
не отталкивала меня, а он, казалось, не чувствовал в моем присутствии ни
малейшего стеснения. Как в дни детства, он говорил мне "ты", и когда, из
опасения нарушить светские приличия, старался поправиться, родные разре-
шали ему это и даже просили сохранить свою прежнюю фамильярность в обра-
щении со мной. Моя веселость порой вызывала у него непринужденную улыб-
ку, и наша добрая тетушка, вне себя от восторга, приписывала мне всю
честь этого исцеления, которое уже считала окончательным. Словом, он от-
носился ко мне кротко и ласково, как к ребенку, и пока что я довольство-
валась этим, уверенная, что в недалеком будущем он обратит более серьез-
ное внимание на мою задорную рожицу и на мои красивые туалеты, на кото-
рые я не скупилась, чтобы ему понравиться.
очень мало интересуется моей наружностью, а туалетов просто не замечает.
Как-то раз тетушка обратила его внимание на прелестное лазоревоголубое
платье, чудесно обрисовывавшее мою фигуру. А он стал уверять, что платье
ярко-красное. Тут аббат, его гувернер, большой любитель комплиментов,
желая преподать ему урок учтивости, вмешался, говоря, что он отлично по-
нимает, почему граф Альберт не разглядел цвета моего платья. Казалось
бы, моему кузену представлялся удобный случай сказать мне какую-нибудь
любезность по поводу роз на моих щеках и золота моих волос. Но он лишь
сухо возразил аббату, что отличать цвета умеет не хуже его и что платье
мое красно, как кровь.
мне дрожь. Я взглянула на Альберта, и мне вдруг стало страшно от выраже-
ния его глаз. С этого дня я стала больше бояться его, чем любить. Скоро
я совсем его разлюбила, а теперь и не боюсь и не люблю. Я просто жалею
его - и только. Вы сами мало-помалу увидите, почему это так, и поймете
меня.
ближайший город. Я очень радовалась этой прогулке. Альберт должен был
верхом сопровождать меня. Я была готова и ждала, что он подсадит меня в
седло. Экипажи были поданы и стояли у подъезда, а Альберт все не появ-
лялся. Его слуга доложил, что в назначенный час постучал к нему в дверь.
Камердинера снова послали справиться, готов ли молодой граф. Надо ска-
зать, что у Альберта была мания всегда одеваться самому, без помощи слу-
ги; только выйдя из своей комнаты, он разрешал камердинеру войти в нее.
Напрасно стучали к нему, - он не отвечал. Встревоженный этим молчанием,
старый граф сам отправился к комнате сына, но ему не удалось ни открыть
дверь, запертую изнутри, ни добиться от Альберта хотя бы одного слова.
Все начали уже беспокоиться, но аббат объявил спокойным голосом, что у
графа Альберта бывают иногда припадки непробудного сна, вроде какогото
оцепенения, и если его внезапно разбудить, то он приходит в очень воз-
бужденное состояние, после чего в течение нескольких дней плохо себя
чувствует.
что-либо жаловался. Доктора, которых я приглашал во время подобного сна,
не находили у графа никакой болезни, а это состояние объясняли переутом-
лением, физическим или умственным. Они настаивали, что нельзя нарушать
этой потребности в полном покое и забвении".
ветил аббат, - и так как я никогда не тревожил его, то это проходило без
всяких неприятных последствий".
садованная.
долго длилась бессонница, предшествовавшая этой потере сил или вызвавшая
ее. Но знать это невозможно, так как граф сам не помнит причины или не
хочет о ней говорить. Он очень много работает и скрывает это с редкой
скромностью".
ными глазками, - это милости неба, не внушающие ни гордости, ни волнения
тем, кто ими наделен".
больше разозлилась. Решили отложить прогулку до пробуждения моего кузе-
на. Но когда по прошествии двух часов он так и не появился, я скинула
свою великолепную амазонку и села вышивать за пяльцы. Не скрою, при этом
я много изорвала шелка и пропустила крестиков. Я была возмущена дер-
зостью Альберта. Как он смел, сидя над своими книгами, забыть о предсто-
ящей прогулке со мной и теперь спать непробудным сном, в то время как я
его жду?! Время шло, и поневоле пришлось отказаться от поездки в город.
Мой отец, вполне удовлетворившись объяснениями аббата, взял свое ружье и
преспокойно отправился стрелять зайцев. Тетушка, менее спокойная, раз
двадцать поднималась к комнате племянника, чтобы послушать у его дверей.
Но там царила мертвая тишина, не слышно было даже его дыхания. Бедная
старушка была в отчаянии, видя, до чего я недовольна. А дядя Христиан,
чтобы забыться, взял книжку духовного содержания, уселся в уголке гости-
ной и стал читать с таким смирением, что я готова была выпрыгнуть в окно
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Мацумото Сэйте
Жюль Верн
Корнев Павел
Витковский Евгений