Чтение 40–й страницы книги ~Завтра война~

- Н-нет, - сказала она, отсмеявшись. - Я имею в виду клонов! Вот уже двадцать минут, как мы под водой, а я еще не засекла головоногих! Ни дварвов, ни капюшонов, никого... Ни одного сигнала! И усилитель вроде бы в порядке...

- При чем же здесь клоны?

- Да при том, что чужеродные вибрации их проклятого космодрома заставили головоногих покинуть свои исконные территории! И это, между прочим, очень грустно! Каждый день пребывания войск Конкордии на Фелиции наносит экосфере планеты непоправимый урон!

- Ну... если честно, даже если бы все дварвы в одночасье взяли и исчезли с Фелиции, у меня язык не повернулся бы назвать это "непоправимым уроном", - сказал Эстерсон.

- Роло, ты неисправимый расист! - всплеснула руками Полина. - Ты делишь головоногих на угодные тебе расы и неугодные! Если бы ты знал, к чему такая позиция может привести здесь и к чему она уже неоднократно приводила на других планетах!

Полина набрала в легкие побольше воздуха и приготовилась к поучительной лекции. Эстерсон успел к ним привыкнуть и даже научился получать удовольствие. Однако на этот раз лекция не состоялась: в двадцати метрах от них на желто-сером, лишь слегка оволошенном бурыми водорослями дне, они увидели истребитель "Дюрандаль".

Да, это его засекли клонские вертолеты, когда сканировали металлоискателями океанские бездны. Его, а не подводный модуль или мифическую разведстанцию чоругов. Эстерсон догадывался об этом со дня беседы с капитаном Мир-Мирое.

- Технический лючок Р-3, через который можно доступиться к распределителю фризера, находится на кокпите...

- А что такое кокпит?

- Это во-он тот выступ, за бронеколпаком кабины...

- А где бронеколпак?

- Бронеколпака нет. Он отстрелился, когда я катапультировался...

- Хороши бы мы были, если б флуггер лежал не на брюхе, а, так сказать, на спине, - резюмировала Полина, влипая в переднее стекло скафа. Эстерсон уже давно заметил: говорить об истребителе ей было трудно, просто не хватало нужных слов. - Ведь всей положительной плавучести скафа ни за что не хватило бы на то, чтобы поднять это корыто. И напряжение аккумуляторов падает...

- Увы, - согласился Эстерсон. - Но на то, чтобы вернуться, нам должно хватить!

- При условии, что возня с твоим блоком не займет больше десяти минут, - грустно сказала Полина, косясь на приборы. - Иначе придется нам добираться до берега вплавь...

Подобная перспектива Эстерсону не улыбалась. Даже думать о купании в стылой воде ему было противно. Поэтому он поспешил сменить тему.

- Как ты думаешь, длины манипулятора хватит, чтобы дотянуться до внутренностей истребителя?

- Ну... Если подойти вплотную... Если как следует притереться... - неуверенно сказала Полина.

Эстерсону потребовались все его пилотские таланты для того, чтобы совершить необходимый маневр сближения с истребителем. За те минуты, что длились его старания, он взмок от пота - тот лил с него буквально ручьями. Но все же скаф удалось "притереть" с минимальной погрешностью.

Теперь наступила партия Полина - как ни крути, а с манипулятором скафа она за годы "полевой" работы научилась обращаться в совершенстве.

Эстерсону требовалось следующее.

Отворить лючок Р-3, под которым находилось много чего полезного, но в частности и блок обеспечения фризера.

Вынуть этот самый блок целиком, положить его в карман скафа и вернуться на берег. А уже там, на суше, извлечь из блока вожделенный раздатчик фризера. А затем установить добытую таким экзотическим образом запчасть на истребитель. Теоретически после этого двигатель перестанет перегреваться и "Дюрандаль" сможет взлететь!

Пятерня манипулятора на телескопической штанге протянулась к дверце лючка Р-3.

На экранчике перед носом Полины появилось изображение с камеры, установленной на "запястье" манипулятора.

Пальцы Полины поползли по сенсорам управления. Из ладони манипулятора выдвинулась крохотная циркулярная пила - попытки открыть лючок иными способами, по мнению Эстерсона, заняли бы слишком много времени.

"В-ж-ж-ж-ж-ж", - взревела пила, врезаясь в спину "Дюрандаля" - бурую от осевшего на нее ила. Впрочем, этого звука ни Эстерсон, ни Полина не слышали.

Прошла еще минута и вода хлынула в открывшуюся полость. Изображение на экранчике стало мутным - из-за поднятого ила.

Когда картинка наконец просветлилась, Эстерсон смог разглядеть то, ради чего они затеяли это во всех отношениях рискованное путешествие. Блок обеспечения фризера. Он был совсем невелик и мог бы поместиться в ладонях.

- Вот он!

- Тот, с закруглением сверху, на котором маркировка на непонятном языке? - переспросила Полина.

- Это испанский.

- Извини, с языками у меня с самого детства проблемы.

- Теперь видишь вон те оранжевые выступы?

- Да.

- Это крепежные ушки. Ты должна сделать два распила. Один по левому ушку, а второй - по правому. После этого блок можно будет просто вынуть.

- А как же... ну, провода всякие? - с улыбкой абсолютного профана спросила Полина, осторожно подводя пилу к указанной Эстерсоном области.

- Там нет никаких проводов. Только шины. Если быть точным, их две штуки.

- Ну хорошо, а как же эти твои шины? Они что, такие тонкие, что сразу оторвутся?

- "Оторвутся", - насмешливо повторил Эстерсон. - Шины рвутся только на автомобилях в старинных романах. На профессиональном жаргоне шиной называется вид разъема. Правда, на шинах там есть защелки...

- Хватит морочить мне голову. Говори сразу: что с этими твоими шинами делать?

- Вероятно, придется калечить. Других вариантов я не вижу. Надеюсь, мощности движка манипулятора хватит, - вздохнул Эстерсон.

- Так бы и говорил, что блок мы вырвем с мясом, - проворчала в ответ Полина. - А то скажешь еще - "вынуть", "аккуратненько извлечь"...

Пила вновь принялась за работу. Если бы дело происходило на суше, из-под ее сверкающего колеса наверняка полетели бы разноцветные искры - оба крепежных ушка были изготовлены из твердого сплава.

- Левое готово! - радостно отрапортовала Полина, когда блок обеспечения фризера чуть-чуть покачнулся.

- Правое гото... - но на этот раз Полина слишком поспешно сказала "гоп". Потому что за три миллиметра до нижней кромки ушка пила снизила обороты и замерла. А через секунду пропало изображение на экранчике.

- Ч-черт! - вскричал Эстерсон. Он так сильно хватил кулаком о подлокотник своего кресла, что, казалось, затрясся весь скаф.

- Так я и думала, - пессимистично подытожила Полина. - Нужно было его открыть перед тем, как отплывать... Дать ему проветриться... Но, понимаю, понимаю, не до того было...

- А что, если манипулятор проветривать, он лучше работает? - вкрадчиво спросил Эстерсон.

- Именно! - в сердцах воскликнула Полина. - Я уже давно заметила: манипулятор скафа - вещь с характером. И живет она собственной жизнью!

- То есть он может еще заработать, по-твоему?

- В принципе. Но это не значит, что именно сейчас. Может, у него пропало настроение... Перетрудился...

- Значит, подождем?

- Подождать-то мы можем, - тоскливым голосом сказала Полина. - Да только у нас в распоряжении всего шесть-семь минут... Я не шучу.

- Давай хоть минуту подождем!

- Ну...

- Слушай, а что нужно, чтобы манипулятор заработал? Ты же вроде лучше знакома с его... с его характером? Что делать-то?

- По-моему, только молиться.

Эстерсон плотно сжал свои тонкие, бескровные губы и замолчал. Ну почему все так скверно! Когда манипулятор нужен только для того, чтобы срезать актинии редких расцветок для домашней коллекции или подсовывать лакомства капюшонам, он работает безотказно. А когда представляется шанс помочь пилоту, спасти флуггер, внести свой вклад в дело победы Объединенных Наций над клонами...

- Как ты думаешь, Полина, Бог есть? - совершенно серьезно спросил Эстерсон, пристально глядя в ореховые глаза своей подруги.

- Я думаю... Я думаю, да.

- Как ты думаешь, Он... Он справедлив?

- Думаю, когда как, - уклончиво отвечала Полина. - Иногда кажется, что вроде бы справедлив. А иногда кажется, что нет, несправедлив... Библию можно очень по-разному понимать...

- Знаешь, у меня есть идея, - с чумным блеском в глазах заявил Эстерсон. - Сейчас мы узнаем это доподлинно. Давай зададимся вопросом: Он скорее справедлив или скорее все-таки несправедлив? Давай решим: если пила сейчас заведется, значит, Бог скорее справедлив. А если нет - мы с тобой будем знать, что любить его следует несправедливым.

- Хорошо сказано, Роло.

- Тогда включай манипулятор. - Эстерсон кивнул в сторону панели управления и добавил: - Хочу знать правду!

Щелчок. Панель ожила.

- Попробуй еще раз правое ушко, - дрожащим голосом сказал Эстерсон.

Пальцы Полины быстро отстукали на клавиатуре управляющую последовательность.

Манипулятор конвульсивно дернулся. Потом еще раз.

- Ну же! Ну! Мы хотим знать правду! - азартно вскричал Эстерсон, поднимая очи горе - не к небу, нет, а всего лишь к потолку кабины. Впрочем, праотцы народа Израилева во времена первого Завета наверняка поступили бы так же.

В этот миг пила манипулятора сделала один медленный, полусонный оборот. Еще секунда - и она бешено завертелась, алчно вгрызаясь в твердую ткань "Дюрандаля".

Эстерсон и Полина со значением переглянулись.

Они знали, что будет дальше: сейчас манипулятор, снова превратившись в пятерню, выдернет блок обеспечения фризера. Затем скаф двинется к берегу, где уже, наверное, их заждался славный пилот Николай.

Но в том-то и дело, что теперь все это представлялось обоим совершенно неважным, а точнее, важным, но не очень существенным.

И на лице Эстерсона, и на лице Полины можно было заметить печать сопричастности Великой Тайне.

Оба они чувствовали: только что они приобщились к одному из тех сокровенных секретов Вселенной, каковые Он иногда доверяет смертным через посредство капризного исследовательского оборудования...

- Признайтесь честно, вы наверняка подумали, что мы просто удрали, - со смешком сказала Полина Николаю, когда они с Эстерсоном, мокрые и измотанные, наконец дотащились до "Дюрандаля".

- Нет. Не подумал, - задумчиво сказал летчик. - Тут другое... Когда вы скрылись из виду, мне вдруг очень отчетливо показалось, что... Что вас никогда и не было. Что все это мне просто...

- Приснилось? - подсказала Полина.

- Ну... да. Что это была галлюцинация. От нервных перегрузок такое бывает, - смущенно улыбнулся Николай.

- Мы - галлюцинация? - удивленно переспросил Эстерсон.

- Именно. Знаете, все это немного странно.

- Да, это действительно немного странно, - согласилась Полина.

- Когда я учился в Академии, я много читал про посмертный опыт... в свободное время, конечно, - попытался объяснить Николай. - Когда люди умирают, бывает, что в последние секунды перед смертью им много чего кажется. Мозг работает в критическом режиме и время начинает тянутся очень медленно, непропорционально медленно, так что кажется, будто прошли годы... Многим, например, представляется, что продолжается жизнь, что с ними по-прежнему происходят какие-то интересные события. Как во сне. Так вот у меня даже возникла такая мысль: а может, я погиб при посадке и вы мне просто привиделись? Но, смею вас уверить, если это и галлюцинация, то очень и очень любопытная, - подытожил Николай, дружелюбно глядя на Эстерсона и Полину.

Николай казался спокойным и даже умиротворенным - словно бы и не думал он о том, что в любой момент его может накрыть клонский патруль. И только опустевшая пачка сигарет, которую Эстерсон из милосердия оставил пилоту перед тем, как направиться в грот за скафом (тогда пачка была почти полной), свидетельствовала о том, что в глубине души Николая бурлят страсти.

- Я вообще-то почти не курю, - извиняющимся тоном сказал Николай и скомкал пачку.

- Я вижу, - криво усмехнулся Эстерсон, стаскивая с плеча рюкзачок, из которого на песок исправно капала вода. - Но... Хоть вы и сомневаетесь в том, что мы с Полиной абсолютно, так сказать, реальны... А совершить реальный подвиг нам это не помешало.

- Реальный подвиг?

- Абсолютно реальный. И теперь в нашем распоряжении еще одна галлюцинация. Хорошая галлюцинация. И называется она... блоком обеспечения фризера! - жестом опытного конферансье Эстерсон раскрыл рюкзачок.

- Ну... даже и не знаю, что сказать... - промямлил летчик.

- А в этом блоке у нас что? - продолжал Эстерсон, скроив интригующую мину.

Николай лишь обескураженно пожал плечами.

- А в блоке у нас распредели... разлив... Ну, в общем, та самая деталь, которая вам, Николай, нужна, - пояснила Полина. - А теперь - аплодисменты!

Но вместо того чтобы зааплодировать, летчик посмотрел на обоих как на буйнопомешанных.

- Не верите? И правильно делаете. Верить таким проходимцам, как мы, можно, только пощупав раздатчик собственными руками!

С этими словами Эстерсон извлек блок, поставил его бочком на ближайший голыш и что было сил огрел камнем побольше. На песок посыпалась всякая техническая мелочь.

- Только бы он не заржавел, а то ведь всякое бывает, - закусив губу, сказала Полина.

- Позор, госпожа Пушкина! - с прежней театральностью провозвестил Эстерсон, бодро расковыривая неразъединимый на первый взгляд конгломерат из железа и пластика. - Любой стоящий астробиолог должен знать, что детали современных истребителей никогда не ржавеют!

Через минуту инженер уже поднес раздатчик фризера, который оказался непредставительным с виду устройством, по форме напоминающим шайбу с выходящими из нее двенадцатью ножками, к побелевшему от неожиданности носу Николая.

- Вуаля!

- Но откуда... Откуда? - только и смог произнести летчик.

- У меня есть два объяснения. Правда, думаю, ни одному из них вы не поверите. Первое: мы нашли этот блок в желудке у гигантского дварва, хищного и абсолютно тупоголового обитателя местных вод. В этот желудок блок попал после того, как над Фелицией потерпел крушение транспортник, доставлявший комплектующие на секретный завод концерна "Дитерхази и Родригес", производителя истребителя "Дюрандаль", а этот самый дварв позавтракал содержимым одного из затонувших ящиков...

- А второе объяснение?

- А второе объяснение еще более невероятное. И его я вам рассказывать не буду. Хотя оно является стопроцентной правдой, звучит оно еще более фантастично...

- И все-таки я хотел бы его слышать! - настойчиво сказал Николай.

- В другой раз. - Полина примирительно улыбнулась. - Ро... То есть я хотела сказать, Андрей расскажет вам его в другой раз. А теперь вам, по-моему, пора лететь... А то не нравится мне что-то эта тишина.

Эстерсон и Николай смолкли и прислушались. Действительно, стало как-то умопомрачительно, противоестественно тихо. Был полный штиль. Ни далекой канонады, ни гула космодрома. К чему бы это?

- Не беспокойтесь, Николай. Пара минут - и ваш "Дюрандаль" будет готов к полету. - Инженер опрометью бросился к машине.

* * *

- Это невероятно! Это... Просто нет слов! - прочувствованно воскликнул Николай, удобно устроившись в пилотском кресле. - Вы спасли меня! Вы просто спасли меня и истребитель! Подумать только! Теперь я знаю, все будет хорошо!

- Все будет отлично! Все будет вот так! - Эстерсон выставил вверх большой палец в знак одобрения - этому "русскому" жесту его научила Полина и конструктору показалось, что представился идеальный случай его опробовать.

- Желаю удачи! - Полина послала летчику старомодный воздушный поцелуй. В ее глазах стояли совершенно неподдельные слезы радости.

Крышка кабины уже начала свое плавное падение, когда Николай вдруг раздумал взлетать. И крышка поднялась вновь.

- Эй, постойте, - крикнул пилот. - Я же совсем забыл спросить ваши фамилии! Вас обоих наверняка представят к высокой награде!

- К черту фамилии! К черту награды! Скорее взлетайте! - заревел Эстерсон, указывая на северо-восточную оконечность залива. А про себя подумал: "Совсем ты одурел, братец. Ведь мы, как вежливые люди, сразу представились: и имена назвали, и фамилии..."

Совсем низко над вершинами деревьев шли два клонских вертолета.

Полина и Эстерсон бросились к спасительной кромке леса. А Николай, вняв голосу разума, пошел на экстренный взлет.

Из зарослей дубков Эстерсон и Полина следили за тем, как изящная крылатая машина набирает скорость, как отрывается она от земли и, высоко задрав свой острый нос, взмывает в небо.

Они так залюбовались, что не сразу заметили вспышку. Потом еще одну.

Очень скоро их ушей достигли раскаты взрывов - это Николай сбил оба вертолета своих несостоявшихся преследователей...

- Накось выкуси! - заорала Полина, подпрыгивая на месте. - Не на того напали!

- И кстати, о дровишках нам теперь беспокоиться не придется, - хозяйственно заметил Эстерсон, указывая в сторону гигантской кучи, что громоздилась на окраине лавового плато, исчерченного следами колес.

ГЛАВА 21

ПА ДЕ ТРУА В БАШНЕ ОХРЯНОГО ЯСЕНЯ

Январь, 2622 г.

Крейсерская яхта "Яуза"

Траверз Фелиции, система Львиного Зева

- Ступайте вон в тот угол, военнопленный Пушкин, - сказал мне мой конвоир, двухметроворостый мичман с лицом продажного боксера. - Присаживайтесь. Сохраняйте спокойствие. Имейте в виду, что в случае совершения вами недопустимых действий, наша охрана будет стрелять на поражение.

- Это каких? Я имею в виду, каких "недопустимых действий"?

- Под недопустимыми действиями понимается: несанкционированное перемещение по залу, попытка вступить в разговор с людьми, не являющимися вашими ближайшими соседями, громкая речь, провокационные призывы... - заученными словами отрапортовал "боксер".

- А как я узнаю, кто, по-вашему, является моим "ближайшим соседом", а кто не является?

Мой конвоир враз посуровел и заявил:

- Имейте в виду, военнопленный Пушкин, что попытки отвлечь конвоира, то есть меня, от исполнения служебных обязанностей при посредстве бессмысленных вопросов также могут быть квалифицированы как недопустимые действия.

- Понял-понял. - Я быстро пошел на попятную и заткнулся. С детства не люблю, когда стреляют на поражение.

- И не забудьте поблагодарить капитана Риши Ар в своей вечерней молитве за проявленное ею милосердие, - веско бросил конвоир и сдал меня на попечение своему еще более мордатому коллеге.

Меня привели в репетиционный зал - один из многих на "Яузе".

Огромные зеркала на стенах и на потолке, идеально ровный, сухой пол, белый рояль, похожий на экзотическое трехногое животное с неведомой планеты. В воздухе словно бы только замерли звуки чудной лиры, а в голову сами собой лезут волнующие сердце любого балетомана словечки, для остальной части человечества звучащие как названия изысканных кондитерских шедевров: релеве, па де бурре, сюиви, плие...

Но в тот день зал служил не тем музам. Он больше не был храмом легконогой Терпсихоры, скорее уж храмом Марса.

На полу сидели хорошо сложенные люди - женщины и мужчины, одетые кто во что. И даже под роялем лежали, обнявшись, двое в трико и с теплыми гетрами на икрах. Люди пили чай, сплетничали, играли в карты и пищали портативными "игралками".

До меня не сразу дошло, что это - танцоры и миманс Императорского балета. И что позор своего плена мне придется делить с этими полубогами и полубогинями. А не с кем-нибудь еще.

Тут, наверное, надо сделать маленькое лирическое отступление.

Пожалуй, Бабакулов отдал бы полжизни за возможность оказаться в таком плену. И мой незабвенный папаша тоже отдал бы (хоть и заявлял при всяком удобном случае, будто балет ненавидит за жеманство и отсутствие "подлинного реализма", и, дескать, знает доподлинно, что все танцоры - педики, а балерины - глупы как пробки).

Не говоря уже о миллионах настоящих, заядлых балетоманов Объединенных Наций, выстаивающих пятичасовые дежурства возле театров ради одного корявого автографа или пары сношенных до последнего предела балетных туфель. Многие из них не то что полжизни, а и всю жизнь отдали бы, не задумываясь.

Потому что звезды балета - они гораздо дальше от нашего брата, чем обычные, физические звезды.