фогтий. - Месяц там, быстро в этом мире никаких дел не делается. Если сейчас
конец апреля, то при хорошем раскладе вначале лета мы уже успеем отсюда
сбежать, плотно набив карманы. А королевство обустроим себе где-нибудь южнее, в
более курортных местах. На Балканах, говорят, хорошо. Что там сейчас?
посоветовал лучше Корсику или Сицилию. Там и климат хороший, и в военном
отношении потрясений не ожидается.
между собой Тибет и дельту Амазонки, может быть, сядете и напиши- те по паре
посланий европейским монархам? Или они уже недостойны вашего внимания?
господа или неисчислимая армия безмолвных невидимых духов, помрачающая разум.
Они бросали крепости и замки на произвол судьбы, они оставляли в городах отряды
из десяти-двадцати стрельцов с одним боярином вместо необходимых нескольких
сотен, они бросали награбленное добро, забирая лишь самое легкое и дорогое -
золото, серебро, каменья, навьючивая их в тюки на спины выведенных из оглоблей
коней, после чего вскачь уносились по дорогам, ведущим на восток, оставляя на
городских улицах и лесных дорогах целые обозы с верхом груженых телег.
сторонились русских повозок, но рано или поздно находился смельчак, который
хватал с нее какой-нибудь кувшин или канделябр, отвязывал сундук, стаскивал на
землю тюк с тканью - и вскоре его осмелевшие соседи тоже кидались на ничейное
добро, споро растаскивая его по домам.
демона о все новых и новых брошенных селениях. Священник настолько гордился
своей идеей о нападении Швеции на русские земли, что даже решил вознаградить
себя и приказал вернуть перину в верхние покои, постелив ее поверх аскетичного
топчана.
доложил Флор.
думал, что когда-нибудь буду раз увидеть этого язычника. И приготовь бочонок
мальвазии. Кажется, воеводе это вино понравилось.
поднялся в малый зал еще дел того, как слуги успели накрыть стол. Кивнул
священнику:
пустому столу жест. - Какая забота привела тебя ко мне, воевода?
Кромешник государев всех ратных людей под свою руку требует, к Ладоге наказал
собираться. В городе оставляет малое число людей под командой стрелецкого
десятника. В таком разе, и мне здесь делать нечего. Не почину боярину Шуйскому
таким войском руководить. В поместье поеду, указов государевых ждать. Ноне он
меня заметил, и более не забудет. Много трудов Иван Васильевич к Руси
прикладывает, и каждого человека, честного и годного ценит. Кольчугу мне
подарил со своего плеча...
воевода, похоже, теперь вовсе не собирался снимать - ни на ночь, ни в гости, ни
в баню. '
холопы верхом маются.
епископ. - Вина красного бочонок, мальвазии.
заслужил. Сказывали мне, порядок при тебе, Петр Иванович, куда крепче моего
держался. Боярские дети ежедневно город объезжали, забирали всех людей пьяных и
дурно себя ведших, в дома горожан стрельцы не вторгалось, их жен и детей не
пугали. Кавалеры мои и те подданные, которые хотели выехать с семействами из
города, выехали под прикрытием русских отрядов, и с ними не случилось ни
малейшей неприятности. Пития крепких напитков ратники твои не допускали вовсе,
чем всех удивили изрядно. Дом твой и уши были отворены для каждого, кто
приходил с жалобою на русских ратных людей. То великое дело, беды войны хоть от
единого города отвесть, насилия не допустить и заслужить благодарность
покоренных. Посему, воевода, очень прошу: прими подарок, не обижай.
теперь прошу простить, господин епископ, пора.
расплылся в ехидной ухмылке:
раз озлоблять уже изгнанного врага. Пусть лучше мнит себя другом и поддается на
просьбы и советы. Ты мне еще пригодишься, воевода. И сам не заметишь, как
руками своими Московию сам душить начнешь. А ради этого мне вина не жалко. Хоть
все отдам. Флор! Ты где? Прикажи принести чернила, перо и бумагу. А сам в
дорогу сбирайся. Отвезешь письмо в Ригу, где магистр Фюрстенберг от русских
ратей прячется. Передашь, что изгнаны они почти все. Пусть приходит и занимает
свободные города крепкими гарнизонами... Хотя, я все это ему в письме отпишу.
пускать в дело накопленное за последние годы серебро. Договариваться с
магистром, самому отправляться домой - в Саксонию, Померанию, набирать с
помощью слова Божьего и щедрости ландскнехтов, направлять их сюда. Чтобы в
следующий раз, когда русские сунутся в Лифляндию, их ждали не радостные сервы и
трусливые горожане, а крепкое войско из закаленных в боях латников и
мушкетонщиков.
помещалось, а потому воинский лагерь раскинулся на только-только начинающим
зеленеть заливном лугу. Кого только не увидели здесь подошедшие из болотистой
Северной Пустоши бояре! Никак не менее тысячи стрельцов в однообразных
длиннополых красных тегиляях с поперечными желтыми шнурами на груди, псковских
охотников одетых кто во что горазд - от нарядных зипунов до потертых тулупов,
он пластинчатых куяков до толстых новеньких панцирей. Незнакомые ранее воины с
короткими стрижками, непривычно свободными рубахами, широко распахнутые на
груди, в шароварах, с саблями и пиками. Похожие на татар - и все же какие-то
не такие. Кафтаны длиннополые стеганные и суконные, подбитые белкой шапки со
свисающим набок верхом больше на русские смахивают, а вот кольчуги и колонтари
- на татарские. Сапоги - русские, шлемы - татарские. И уж совсем неожиданно
поблескивали на груди у странных воинов медные и оловянные кресты.
Водьскую пятину исполчить, похоже, не удалось - да и не получится никогда. Что
ни год, по двадцать-тридцать тысяч бояр на юг отсюда уходят, от османского
царства засечные черты сторожить. Каждое лето либо османы крымских татар
разбойничать посылают, либо шайки разбойничьи с Дикого поля приходят, а то и
сами янычары у порубежных крепостей появляются. К тому же, начинался май, а
вместе с ним и половодье - многие усадьбы уже сейчас оказались отрезаны, и
ранее, чем через месяц ни конному, ни пешему дороги туда не станет.
человека, и это несколько смягчило сердце понужденных к отступлению бояр
Ижорского погоста. Вся вместе рать составляла уже около восьми тысяч воинов -
почти вдвое более, нежели имелось сил у проникших в Неву свенов. Значит, будут
разбойники биты. Против такой силищи им не устоять.
-Я в крепость поеду, государева человека искать. Мыслю, там он. Где еще воеводе
такой рати гостей встречать и совет воинский держать?
положение ему не нравилось - не любил он находиться в новгородских крепостях и
городах, а вот выбора ныне не имел. Опричник пока не приобрел своего шатра,
чтобы поставить его в общем лагере, и встречаться в нем с воеводами отдельных
отрядов, советоваться с ними о действиях общей рати, либо просто отдавать им
приказы и разъяснять надобность маневра.
государевой власти, как пытались переметнуться то к ляхам, то к литовцам, как
князей иноземных пытались к себе на стол звать. Измена вместо крови текла по
жилам местных бояр, и каждому великому князю приходилось хоть раз, но
охолаживать их дурные головы.
новагородчине он постоянно опасался подвоха, предательства - а ну, захотят
порубежника царского извести и разор северным землям чужими руками учинить?
пожелавшим крови свенам, кроме как из земель новгородских, и с помощью
вольнолюбивого города. К тому же, и ударили соседи не на юг, по древним
московским уделам, а сюда, разоряя торговлю здешним купцам, убивая рыбаков и
разграбляя прибрежные деревни. Стало быть, должны помочь извечные изменники. Их
интересы он сейчас защищает.
и разговоры с городом вел не сам, а через воеводу, Илью Андреевича Зернова.
Наверное, это было правильно - потому, как Илье Андреевиче удалось договориться
не токмо об присылании для царской рати семи десятков ладей, но и выделении
опричнику для воины супротив свенов трех тысяч воинов судовой рати.
когда тот закончил совет и отпустил воевод Мансурова и Черемисинова, а также
атамана казачьего Ляпуна Филимонова и псковского выборного воеводу плотника