затейливой резьбы, панелями на стенах, с могучими балками, поддерживающими
потолок, с аляповатой, расставленной безвкусно массивной мебелью. На самом
видном месте в углу висел распятый, вырезанный с поразительным искусством из
дерева Спаситель в окружении любящих учеников и оплакивающего народа. Довершали
композицию аллегорические, также вырезанные с тонким вкусом сцены потопа,
Страшного суда и адских мучений. Позы были безупречны, ракурсы достоверны,
корчащиеся грешники, работящие бесы, ликующие монстры - словно живые. Смотреть
на все это, освещаемое пламенем лампад, было жутковато, и Буров глянул в
сторону, на роскошную, совсем не похожую на ложе инока кровать. Там храпел,
причмокивал, присвистывал и, судя по амбре, пускал злого духа толстый
человечек, почивающий столь сладко, что по его жирному подбородку тянулись
обильные слюни. Чем-то он напоминал сытого, счастливого, выхолощенного на
откорм борова [Хряка необходимо выхолостить за 3-4 месяца перед убоем. Иначе
мясо его, насыщенное гормонами, будет непотребно на вкус и на запах.]. Аскезой,
воздержанием и умерщвлением плоти здесь и не пахло - воняло сортиром.
гадливо Буров и поспешил убраться подальше - вытащил из сумки сутану, закосил
под монаха и открыл тяжелую дверь.
Выщербленные камни напоминали о вечности, правильные линии - о гениальности
строителей, сюжеты барельефов - о смерти и страданиях. Все по канону, все по
уставу, ничего новенького - святое семейство, распятый Христос, раскаявшася
Магдалина, исцеленный Лазарь. Словно сцена из какой-то древней, разыгранной еще
не известно по чьему сценарию, пьесы...
уже стоял у двери библиотеки - по контуру ее шли кованые накладки, петли были
вмурованы намертво, замочная скважина напоминала амбразуру. На первый взгляд
такую - или тараном, или толом. Но это для непосвященных, полагающих, что выдра
["Выдра" - универсальная отмычка к врезным замкам.] - это хищный зверь о
четырех лапах и с хвостом, а вот в бурсе, где учился Буров, думали совершенно
иначе. Там был даже особый курс, освещающий эту тему. Вел его пожилой, но еще
полный сил рецидивист-медвежатник, вор в законе и спец высшей пробы.
талант. Тебе бы поучиться как следует, на всю катушку, чтобы практики побольше.
Человеком бы был. Со специальностью.
прорезом" и без [Названия отмычек.], так что и минуты не прошло, как дверь
библиотеки открылась.
сквозь стрельчатые окна, выхватывал из тьмы шкафы, скамьи, кипарисовые пюпитры
с прикованными цепями драгоценнейшими фолиантами. Вот она, квинтэссенция
схоластической мысли, увековеченная на пергаменте железными чернилами и
переплетенная в окованную железом же по углам свиную кожу. Щедро изукрашенная к
вящей господней радости золотом, киноварью и ляпис-лазурью. Аминь...
фолиант, глянул на роскошь миниатюр, на филигранные, выведенные с тщанием
буквы, вздохнул: - М-да, редкая порода. Такую вывести - охренеешь". Бережно
положил том на место и, не интересуясь более запечатленной мудростью, пошел в
дальний угол библиотеки. Там действительно стоял старый черный шкаф, скорее
буфет, какие были в моде в конце пятнадцатого века - резной декор, разлапистые
ножки, створки с изображениями четырех стихий, сфинксов, арабесок,
фантастических птиц. Верхняя же часть его в точности копировала собор Парижской
Богоматери. Все было так, как рассказывала старая колдунья. Впрочем, это только
на первый взгляд...
неспешно повернул шпиль игрушечного Нотр-Дама. Внутри буфета что-то зашипело,
клацнуло, ударилось с медным звоном, и в миниатюрном фронтоне образовалась щель
- достаточно широкая, чтоб пролезла ладонь. Тленом, запахом веков повеяло из
нее.
констатировал Буров, вытащил тесак и начал осторожно засовывать его в щель - в
целях профилактики, как колдунья учила. Снова зашипело, но уже злее, резче, и
клинок будто ужалила чудовищная оса, стремительно, мощно, с металлическим
звуком. Словно пытаясь прокомпостировать булатную сталь... "Хорошая пружина", -
одобрил Буров, со скрежетом вытащил клинок и, засунув в нишу руку, нащупал
нечто мягкое, круглое, приятное на ощупь. Это был свернутый в трубочку лист
тонкой телячьей кожи, матерчатая лента, перевязывавшая его, выцвела, истлела и
расползлась... "Так, будет что почитать на ночь", - Буров, не разглядывая, убрал
добычу в сумку, починил фронтон, слез, оттащил скамью на место, взял фонарь со
стола и совсем уж было отчалил, но вдруг остановился. Интуиция, эта тяжелая на
подъем, любящая поспать лентяйка, прошептала ему: "Не спеши. Прикинь хрен к
носу. Второй раз ведь не придется..."
не выпуская фонарь из рук, уставился на шкаф. Посмотрел-посмотрел и неожиданно
для себя повернул второй шпиль на манер первого. Спроси почему, ни за что бы не
ответил. Все вопросы к интуиции. Результат был аналогичен - снова зашипело,
звякнуло, стукнуло, и на фронтоне появился новый паз, похожий один в один на
только что закрывшийся. И все пошло по второму кругу - также клацнуло невидимое
жало, встретившись с булатной сталью. С таким же скрежетом Буров вытащил тесак
из ниши, также сунул в нее руку. Только вот нащупал он не свернутый пергамент,
а что-то твердое, угловатое, напоминающее пачку "Ротманса". И вспомнил ни к
селу ни к городу Ильфа и Петрова: "Этим полукреслом мастер Гамбс начинает
новую..." Однако это нечто, угловатое, похожее на пачку "Ротманса", хоть и
оказалось деревянным футляром, но заключало в себе не памятную медалюшку
знаменитого мебельщика, а зеленоватый камень неправильной формы, слишком уж
невзрачный, чтобы оказаться драгоценным. Брось такой на улице - никто и не
поднимет. "Или безоар" [Затвердение, образующееся во внутренних органах
некоторых, чаще жвачных, животных. Считалось одним из лучших средств против яда
и стоило бешеные деньги. Некоторые феодалы за обладание безоаром закладывали
все свои земли.], или философский. Или у кого-то странное чувство юмора, -
Буров положил находку в сумку, быстренько восстановил статус-кво и,
попрощавшись взглядом с чертогом мудрости, решительно и бесповоротно направился
на выход. - Все, пишите письма". Тихо притворил дверь, без звука закрыл замок,
тенью метнулся по коридору. До зловонных покоев добрался без приключений.
Однако там его ждал сюрприз, неприятный, в лице проснувшегося и справляющего
малую нужду толстомясого хозяина.
объемистой посудины, вгляделся, судорожно сглотнул, и в голосе его прорезалась
истерика. - Сколько же премерзко от тебя воняет дымом, серой! Геенной огненной!
Изыди! Изыди, сатана!
ухо, снял сутану, влез в камин, привязался к веревке и неожиданно, то ли от
хорошего настроения, то ли из озорства, закричал голосом бешеного мартовского
кота. И сразу же раскаялся - сила у шевалье была гигантская, а труба такая
шершавая... Ох, верно говорят, подниматься в этой жизни всегда сложно. Наконец
экзекуция закончилась - пробкой из бутылки Буров выскочил на воздух, вздохнул с
облегчением, уселся на трубе.
выпустил веревку из рук и вытер пот со лба. - Ну как сходили? Удачно ли?
мартовские коты.
дымоход и кардинально переменил тему. - Пошли домой, а? У маркиза, как пить
дать, головка бо-бо, не дай бог опоздаем к завтраку.
французы-то? Предают только свои? Во-во, и рыжеволосая любовь тому примером. А
еще трижды прав Мюллер-Броневой из киносказки про Штирлица-Исаева: "Что знают
двое, то знает свинья". Вовремя не зарезанная. Нет, что касаемо тайн, секретов
и вопросов выживания - лучше в одиночку.
одеться, первым, повиснув на руках, слез с трубы, и они отправились обратно -
по скату крыши к дубу, над пропастью двора на стену. Подняли на прощание якорь,
вытянули веревку из кольца - и все, никаких следов. Кроме массивного, засевшего
в дубе намертво, хорошо оперенного болта. А сверху на людскую суету смотрели
бледная луна и мелкие, похожие на битое стекло, звезды. Им было наплевать...
разбойнички, почивали шлюхи, томная аристократия, вернувшаяся с гульбищ, уже
видела свой первый сон. Только Вася Буров да шевалье де Сальмоньяк топали по
ночному городу, всматривались, вслушивались в его обманчивую тишину, не
отнимали пальцев от рукоятей шпаг. Главное в этой жизни что? Бдительность.
Будучи уже в родных пенатах, в парке, они вдруг услышали грохот ко лес, и
вскоре мимо них к центральной усадьбе, словно на пожар, пронеслись две кареты.
Из них чертом выскочили мажордом и отделение лакеев, а командовала всей этой
бандой рыжая сиротка Лаура Ватто.
на голове. - И разбудите Немого. Для него сегодня много работы.
зарычал. Хлопнули двери, вскрикнул увлекаемый в застенок пленник. И тут же
замолк - дворецкий со своими лакеями даром хлеба не ели.
сунул в рот жухлую былинку, сплюнул. - Работает сирота. Надо отдать ей должное,
с огоньком.
бестией, мегерой, исчадием ада. Нет, что ни говори, а женщина должна быть
женщиной. Чуткой, нежной, любящей. И не только в постели. А то ведь какая штука
- семьдесят процентов международных террористов - женщины. Взрывы, убийства,
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Панов Вадим
Прозоров Александр
Белогорский Евгений