Чтение 40–й страницы книги ~Черневог~

Итак, он, преодолев свои опасения, попросил показать ему саму запись.
Саша со всей тщательностью открыл книгу в нужном месте и наклонил ее к
свету, в то время как Петр придвинул плечо, чтобы их слившиеся тени не
мешали ему разглядеть написанное.

Он сразу узнал где была ее рука, еще до того, как Саша указал ему на
то место, где были две оставленные ею строчки. Он даже не дотронулся до
страницы, боясь разрушить колдовские силы, скрытые там, но все же присел
на корточки, не отрывая глаз от книги, в то время как Малыш уютно
устроился, свернувшись теплым пушистым шаром у него на руках. Петр слушал,
пока Саша, водя пальцем по строчкам прочитал ему, что там было написано.

Но это было все то же самое.

- Однажды ты мне уже говорил это.

- Так ведь именно это она и написала, Петр.

Можно было обвинить Сашу в неспособности понять тайный смысл
оставленного послания, но это было абсолютно безнадежно.

- Попытайся еще. Я абсолютно уверен, что там есть что-то еще.
Попытайся узнать это.

- Петр, клянусь тебе, что чернила есть чернила, и даже колдун не в
силах проделать с ними какой-нибудь трюк. Все, что здесь написано,
невозможно изменить.

- Ты уверен в этом?

- Петр, этого вообще нельзя изменить. Ты можешь это сжечь, можешь
соскоблить или уничтожить каким-то другим способом, но ничто не сможет
превратить эти буквы во что-то иное. Они в точности означают все, что она
сказала с тех самых пор, как последний раз пользовалась этой книгой.

- А что, если другие колдуны направят против этого свои желанья?

- Но это вообще нелегко сделать, а тем более в книге, принадлежащей
колдуну. Буквы не могут, словно оборотни, менять свою форму. То, что там
есть, там и есть. Она хотела, чтобы я понял кое-что из ее записки. И я
абсолютно уверен, что то, что она хотела сказать, здесь полностью
отражено. Она сообщала мне, что будет очень беспокоиться, если мы
отправимся следом за ней.

- И будем искать ее.

- Да.

Все написанное в сашином изложении звучало так, словно перед ними
была Ивешка. Тогда он показал на чистое место внизу и сказал:

- Тогда напиши здесь, чтобы она была как можно осторожней. - И Саша,
нисколько не обижаясь, сделал то, что просил Петр, а тот наблюдал, пока
Саша был занят письмом, видимо ощущая пользу этого занятия. Он был
абсолютно уверен, что это его желание сохранится именно таким путем, как
только что сказал Саша, и будет оберегать ее, что бы ни случилось с ним
самим, даже если он падет жертвой какого-то колдовства и забудет все, что
любил и что ему было так дорого.

Ему от всего сердца хотелось придумать гораздо лучшее желание и он
присел к костру, чтобы попытаться подумать над этим, но ему казалось, что
все, лежащее за пределами этого, уже записанного в книгу, послужило бы
лишь источником неуверенности и ничем не помогло бы ей.

Поэтому он вылил солидную порцию из кувшина для Малыша, позаботился о
себе и улегся спать, раздумывая о том, что теперь, когда они двинуться в
путь на двух лошадях, жизнь покажется им немного веселее.

Наконец он уснул. Нужно проявлять большую ловкость и осторожность,
соприкасаясь с волшебством, потому что оно предоставляет большие
возможности для плутовства и обмана. Саша плел кружево сна словно пряжу,
желая, чтобы тот был спокойным и глубоким, пока он работал, отбросив все
обещания...

Вода белой пеной взвивалась за кормой, поскрипывали натянутые
канаты...

Все попытки поговорить с Ивешкой заканчивались неудачей, как только
ему казалось, что какой-то отголосок, похожий на эхо, доходил до него. Все
было напрасно.

Но он продолжал посылать свои желанья, положив голову на руку и
борясь с собственным сном. Он записал в книгу очень простое пожелание,
вобравшее в себя все запасы его мудрости: "Я желаю, чтобы Ивешка могла
всем сердцем принять Петра таким на двух лошадях как он есть, и никогда не
сомневаться в нем".

Но это могло быть вмешательством в чужую жизнь. Он очень боялся, что
так оно и будет, и может привести к опасным последствиям каким-либо
непредсказуемым путем. Но упрямо и настойчиво, не поддаваясь раскаянию, он
записал:

"Если есть нечто главное во всем, что происходит с нами, то это не
тишина, а потеря нами способностей осязать привычным для нас образом все
происходящее вокруг.

Все происходит по своим законам. Петр частенько напоминает мне о том,
что прежде всего нельзя забывать то, что мы принимаем на веру".

Почти перед самым рассветом, скатав одеяла, упаковав впотьмах вещи,
они снова двинулись в путь, еще не полностью освободившись от путаницы
снов. В дороге они подкрепились колбасками и водкой из кувшина, в то время
как Малыш ехал верхом, частенько перебираясь со спины Волка на спину
Хозяюшки и эпизодически, когда настроение его было соответствующим, трусил
по земле впереди них.

Петр отказался от попыток задавать вопросы, полагая, что он знает о
том, что произошло с лешими, так же много, как и Саша, что на самом деле
было очень мало: ведь на самом деле никто не может знать, что творится в
голове у леших. Но несмотря на это, они упорно продвигались вперед со
скоростью, какую можно было ожидать от лошадей на лесной дороге. Они
поднимались верхом на очередной холм и спускались пешими, чтобы дать отдых
лошадям, поднимались верхом на другой и останавливались, чтобы лошади
перевели дыханье, растирали их ноги настоем из трав, который Саша, слава
Богу, захватил в достаточном количестве, и так шли, и шли, и шли.

Временами Петр впадал в безнадежное отчаяние, и ему казалось, что он
больше никогда не увидит Ивешку вновь, что все оборачивается против них и
что короткий остаток его жизни закончится катастрофой, если только лешие
не помогут им. В такие моменты он не рвался вперед и не интересовался тем,
что могло ожидать их там.

Затем так же неожиданно все, о чем он только что думал, начинало
казаться ему совершенно необоснованным: теперь он с полной убежденностью
ехал на север, где Саша и Ивешка должны были закончить свои колдовские
дела, и все его собственные страхи тут же исчезали и казались ему по
меньшей мере глупостью.

- Ты по-прежнему не оставляешь меня без своих желаний? - задал он
Саше неожиданный вопрос.

- Только иногда, - признался тот.

- Ну слава Богу, а то я подумал, что схожу с ума.

- Прости меня.

- Да нет, все хорошо, - ответил Петр. Но в тот же момент
почувствовал, что дрожит. Он посчитал, что причиной этому было просто
недосыпание, а может быть и сознание того, что ему частенько говорили
неправду.

- Петр? - окликнул его Саша.

Странные ощущения приходили и уходили, меняясь от безнадежного, почти
глупого отчаянья, и до беспричинной надежды.

- Ты все еще делаешь это?

- Нет. Но все окружающее начинает меняться. Ты чувствуешь?

- Что это такое, черт возьми?

- Не знаю. Я не делал этого. Я... О, Господи!

Они продвигались сквозь раскинувшиеся словно зеленый занавес ряды
молодых деревьев, и полуденное солнце освещало молодой лесок, стоящий
перед ними, прозрачным золотистым светом. Легкое золотое покрывало,
подернутое зеленью молодых деревьев, пронизанное насквозь солнечным светом
висело в воздухе, и золотой ковер из желтых листьев покрывал землю...

Петр и Саша застыли, оба пораженные увиденным. Петр был очарован
цветом и красотой этого загадочного места, будто по волшебству они
совершили путешествие из весны в самый разгар золотой осени.

Затем, освободившись от восторга, он понял, что очаровавшие его
краски были неживыми. Здесь просто умирали деревья...

Саша сказал вдруг притихшим голосом:

- Я уже видел это место. Я видел его много раз в своих снах.

Что-то с силой ударило Петра в ногу и поползло по ней вверх. Он
задержал дыханье и решил про себя, что это мог быть только Малыш, который
на этот раз стремился влезть не на спину Волка, а как испуганный ребенок
хотел спрятаться у него на груди.

- Мне очень не нравится все это, - сказал Петр, обращаясь к кому-то,
для кого, как казалось, это имело значение.

Опавшие листья, затоптанные копытами лошадей...

Силуэты всадников среди золотистого леса становятся все ближе и
ближе...

Очертания лодки, в которой кто-то спит, положив руку на рукоятку
руля... светлые волосы рассыпаются как покрывало...

Кровь на темных колючих ветках...

И волки... чьи глаза кажутся такими же золотыми, как опадающие
листья...