слишком далеко и пообещала слишком многое, чтобы дать задний ход), вновь
превратилась в склочную, злобную, подозрительную женщину, какой Сюзан знала
ее всю жизнь. Ту самую, что едва ли не каждую неделю выводила из себя
своего флегматичного, добродушного брата. Пожалуй, обратная перемена только
радовала Сюзан. Тетя Корд, изо дня в день изображающая Сибиллу-
Добродетельницу, сводила ее с ума.
Некоторые говорят, дьявольская отметина, но что нам до этого, не так ли,
Сью? Отвратительная, ужасная личность, но с ее помощью две женщины смогут
чуть дольше просуществовать в этом мире. И тебе придется увидеться с ней
еще только раз, наверное, под зиму, когда у тебя округлится живот.
Демоническая Луна. После ярмарки Жатвы и праздничного костра.
Сюзан с несвойственной ей резкостью. Характером она скорее пошла в отца.
разочарование. Пока эта затея принесла восемь серебряных и четыре золотые
монеты, благополучно запрятанные туда, где тетя Корд хранила свои денежки
(а Сюзан подозревала, что их там предостаточно, хотя Корделия и обожала при
каждом удобном случае жаловаться на нищету). Удвоенная сумма причиталась ей
в то самое утро, когда запачканная кровью простыня отправится в прачечную
Дома-на-Набережной. Столько же обещали заплатить в тот день, когда Риа
подтвердит, что ребенок в чреве Сюзан нормальный и развивается как
положено. Большие деньги. Очень большие, для такого маленького городка и
таких маленьких людей, как они. А теперь оплата откладывается на столь
длительный срок...
без особого усердия) перед сном: ей нравилось, когда тетя Корд выглядела
так, будто ее жестоко обманули, обвели вокруг пальца. Все лучше маски
лицемерного смирения, в которой тетушка появлялась на людях.
практически исчезли.
еще ощущаю на себе ее руки... и лечь спать.
мы, разумеется, должны поставить в известность Харта. - Она сложила листок,
который Риа дала Сюзан, улыбнулась при мысли о предстоящем визите к Харту
Торину, рука ее двинулась к карману.
воздухе. Корделия изумленно воззрилась на племянницу. Сюзан смутилась, но
не отвела глаз, а ее протянутая рука не дрожала.
о том звуке, что шел от червоточины. - Кто научил тебя сказать такое
женщине, воспитавшей девочку, оставшуюся без матери? Сестре бедного отца
этой девочки?
листок при себе, и я должна отдать его мэру Торину. Она сказала, что ей без
разницы, что случится потом. Он может даже им подтереться (румянец,
выступивший на лице тетушки, доставил Сюзан немалое удовольствие), но
пока листок должен храниться у меня.
но вернула грязный листок. - Чтобы столь важный документ хранился у такой
молоденькой девушки? Не понимаю.
мэра, не так ли? Лежать под ним, слушать, как хрустят
его кости, принять в себя его семя и, возможно,
выносить его ребенка.
чтобы тетя Корд увидела переполняющее ее взгляд возмущение.
когда будешь умываться, удели особое внимание рту. Очисти его от дерзости и
неуважения по отношению к тем, кто положил столько сил ради его хозяйки.
вариантов хватало и направилась к лестнице Когда она поднималась по
ступенькам, в ней, как это часто случалось, боролись обида и стыд.
звезды и на горизонте просветлело небо. События ночи пролетали перед ее
мысленным взором, она словно тасовала карточную колоду, открывая разные
карты. Но одна появлялась гораздо чаще остальных: с лицом Уилла Диаборна.
Она думала, каким суровым это лицо может быть в один момент и каким мягким
уже в следующий. И как красиво это лицо. Да, очень красиво. Во всяком
случае, на ее вкус.
ни одна девушка не приглашала меня в гости. Но я бы
пригласил тебя, Сюзан, дочь Патрика
когда ничего путного из этого не выйдет?
ночь ей уже не уснуть, продумала Сюзан. Может, встать и пойти на Спуск,
полюбоваться восходом солнца?
абсолютно здоровая одновременно, глядя на тени, вслушиваясь в пение первых
утренних птах, думая о его губах, слившихся с ее, зубах, скрытых этими
губами, запахе кожи, грубой материи рубашки под ее ладонями.
превратившись в маленькие камешки. А когда она провела по ним пальцами, у
нее между ног полыхнуло огнем.
огнем. Знать бы как...
лишать себя удовольствия, если она знает, как это
делается... Маленький шелковый бутончик.
провалившиеся щеки старухи (поняла, что невелик труд, если настроишься) и
заменила их лицом юноши, который ехал на большом мерине в глупой плоской
шляпе с широкими полями. На мгновение видение это стало таким ясным и таким
сладким, что вся остальная ее жизнь показалась черно-белым сном. Он целовал
ее жарче и жарче, губы их расходились все шире, языки соприкасались, когда
он выдыхал, она ловила его дыхание. Она вспыхнула. Вспыхнула в постели,
словно факел. А когда солнце наконец-то поднялось над горизонтом, по
прошествии короткого времени, Сюзан крепко спала. С улыбкой на устах. А ее
волосы золотой бахромой разметало по подушке.
тишина и покой. Газовые рожки, которые превращали люстру в сверкающий
бриллиант, в два ночи или чуть позже переводили на минимальный режим, и они
едва горели синим пламенем, погружая в тень сильно вытянутый в длину, с
высоким потолком салун.
отчаянной схватки двух почитателей игры "Следи за мной". Сами драчуны уже
отдыхали в тюремных камерах, находящихся в ведении Главного шерифа. В
другом подсыхала достаточно большая лужа блевотины. На возвышении в
восточном торце стояло видавшее виды пианино. На скамье лежала дубинка из
железного дерева, принадлежащая Крикуну, местному вышибале, большому
любителю помахать кулаками. Сам Крикун, с голой волосатой грудью, в
холщовых штанах храпел под скамьей. В одной руке он сжимал игральную карту:
двойку бубен.
зеленое сукно, спали двое пьяниц, соприкасаясь вытянутыми руками. Над ними
на стене висела картина, изображающая Артура, великого короля Эльда, верхом
на белом жеребце. Подпись (странная смесь низкого наречия и Высокого Слога)
гласила:
охотничий трофей с переплетением рогов и четырьмя сверкающими глазами.
Местные завсегдатаи "Приюта" называли его Сорви-Голова. Никто не мог
сказать, почему. Какой-то остряк натянул на пару роговых отростков
презервативы. На стойке, аккурат под Сорви-Головой, лежала Красотуля, одна
из танцовщиц и проституток "Приюта". Юные годы Красотули остались в далеком
прошлом, и со дня на день она могла потерять место работы: вместо того
чтобы ублажать мужчин в комнатках наверху, ей предстояло проделывать то же
самое снаружи, в темном проулке за "Приютом". Она развалила свои пухлые
ляжки, одна нога свешивалась по одну сторону стойки, другая - по вторую.
Между ними стойку вытирала ее грязная юбка. Красотуля сладко посапывала,
изредка у нее подергивались ноги и толстые пальцы рук. Если не считать
храпа, сопения и посвиста горячего летнего ветра, в салуне слышался только
один негромкий звук - шелест переворачиваемых карт.
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Махров Алексей
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс