этих нудных профессоров и политиков...
такое же удовольствие, как этот солнечный свет и снег.
вот-вот должен был подойти поезд.
ласково смотрел на нее.
пальто.
вас не так понял. Видите ли, "жена" - это для меня нечто, существующее
только на Уррасе.
взгляд.
два. И потом... - он замялся.
так многое понравилось, я бы просил ее поехать. Но я не знал. Понимаете,
тут проблема безопасности.
холма за чертой города показался поезд.
предателем. Потому что я пытаюсь подружиться с Уррасом, видите ли. Когда я
вернусь домой, они могут устроить неприятности. Я не хочу этого для нее и
для детей. Перед моим отъездом уже было немного неприятностей. Достаточно.
станцию, гремя колесами и вагонами, въезжал поезд.
похожи на эти. Хороший дизайн незачем менять.
вагона, потому что сама она не стала этого делать. Когда она вошла, Шевек
заглянул в вагон, оглядел купе.
жуют смолу маэры и плюются. А на Анарресе жуют маэру? Нет, конечно, нет.
Ах, я бы столько всего хотела узнать о вас и о вашей стране!
мне, когда в следующий раз будете в Нио? Обещайте!
ничего о вас не знаю. Но это я чувствую. До свидания, Шевек. - На секунду
она положила руку в перчатке на его руку, которой он держался за дверь.
Паровоз загудел в две ноты; он закрыл дверь и стал смотреть, как отходит
поезд. В окне мелькнуло белое и алое - лицо Вэйи.
играл с Ини в снежки.
МЯТЕЖНИКОВ! ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ СЕССИЯ СПП! НЕ ИСКЛЮЧЕНО ВМЕШАТЕЛЬСТВО А-ИО.
крупным шрифтом, какой у нее был. Жертвой этого возбуждения пали и
орфография, и грамматика: "К вчерашней ночи мятежники удерживают все к
западу от Мексти и жестоко нажимают на армию". Так обращались с глаголами
ниоти: и прошедшее, и будущее время загоняли в одно насыщенное,
неустойчивое настоящее время.
По форме это государство было парламентарно-демократическим, фактически же
- военной диктатурой, им управляли генералы. Это была большая страна в
Западном полушарии - горы и засушливые саванны, мало населенная, бедная.
представление о ней притягивало его; он представлял себе бледные равнины,
ветер над ними. Новость странно взволновала его. Он слушал все сводки по
радио, которое до этого почти перестал слушать, обнаружив, что его
основная функция - рекламировать товары. Сообщения по радио, как и по
официальному телефаксу в общественных местах, были краткими и сухими:
странный контраст с популярными газетами, с каждой страницы которых
кричало слово "Революция".
бронированном аэроплане, но некоторых генералов помельче поймали и
кастрировали (это наказание в Бенбили традиционно предпочитали смертной
казни). Отступающая армия сжигала на своем пути поля и города своего же
народа. Партизанские отряды не давали покоя армии. В столице, Мексти,
революционеры открыли тюрьмы, дали амнистию всем заключенным. Когда Шевек
прочел это, сердце у него радостно забилось: есть надежда, все-таки есть
надежда... Он все более напряженно следил за вестями о далекой революции.
На четвертый день он смотрел по телефаксу о дебатах в Совете Правительств
Планеты и увидел, как иотийский посол в СПП заявил, что А-Ио, поддерживая
демократическое правительство Бенбили, посылает Генерал-Президенту
Хавеверту вооруженное подкрепление.
придут иотийские войска, с пушками, бронетранспортерами, аэропланами,
бомбами. Шевек прочел в газете описание их снаряжения, и его замутило.
поговорить. Паэ отпадал категорически. Атро был ярым милитаристом. Оииэ
был порядочным человеком, но его личные заботы и тревоги, его проблемы как
владельца собственности заставляли его оставаться верным строгим
представлениям о правопорядке. Он мог дать волю своей личной симпатии к
Шевеку, только отказываясь признать, что Шевек анархист. Он говорил, что
одонианское общество называет себя анархическим, но по существу они просто
первобытные популисты, чей общественный строй функционирует без явных
правительств только потому, что их так мало и у них нет соседних
государств. Когда их собственности начнет угрожать какой-нибудь
агрессивный соперник, они либо осознают истинное положение вещей, либо
будут стерты с лица земли. Бенбилийские мятежники сейчас как раз начинают
осознавать истинное положение вещей: до них начинает доходить, что из
свободы нет никакого толка, если нет пушек, чтобы ее защищать. Он объяснил
это Шевеку во время их единственного спора на эту тему. Не важно, кто
правит или полагает, что правит, бенбилийцами: реальная политика касается
борьбы за господство между А-Ио и Ту.
есть, с реальными силами, с законами, лежащими в основе мироздания.
ваши "силы" пушек и бомб рядом с законом энтропии и силой земного
притяжения? Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, Демаэре!
сжался. Он больше ничего не сказал, и Шевек больше ничего не сказал; но
Оииэ не забыл этого случая. Он навсегда остался у него в памяти, как самый
позорный момент его жизни. Потому что если Шевек, этот заблуждающийся и
простодушный утопист, так легко заставил его замолчать, - это был позор;
если Шевек - физик и человек, которому он не мог восхищаться, уважение
которого он так хотел заслужить, точно оно было более высокого качества,
чем уважение любого другого человека, - если этот Шевек презирает его - то
этот позор невыносим, и он должен спрятать его, на всю жизнь запереть в
самом темном уголке своей души.
прежде всего - проблему собственного молчания.
воспитан в культуре, которая обдуманно и постоянно полагалась на людскую
солидарность, взаимопомощь. Как бы он ни был в некоторых отношениях
отчужден от этой культуры, и как бы чужд он ни был здешней культуре, все
же привычка всей жизни осталась: он считал, что люди хотят ему помочь. Он
доверял им.
время вспоминались ему. Их подкрепили его собственные ощущения и
инстинкты. Хочешь не хочешь, а придется ему научиться недоверию. Он должен
молчать. Он ни с кем не должен делиться своей собственностью; он должен
сохранить возможность заключить свою сделку.
был завален пустяковыми бумагами; его рабочие записи всегда были с ним, в
одном из многочисленных карманов его уррасской одежды. Закончив работу на
своем настольном компьютере, он всегда все сбрасывал.
Времени, которая была так нужна иотийцам для космических полетов и для
престижа. Он знал также, что он еще на разработал ее до конца, и, может
быть, это ему так никогда и не удастся. Он никогда никому не говорил об
этом прямо.
Трубников Александр
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Емилина Ника