Чтение 40–й страницы книги ~Волшебница Колдовского мира~

сработало. Едва я закрыла глаза, как оказалась на гребне, где мы делали
из земли наше маленькое войско. Я снова коснулась пальцами последнего
шарика и назвала имя, которое не хотела произносить. На этот раз шарик
остался просто землей, а тот, чье имя я назвала, вырос передо мной не
такой, каким я его видела в последний раз в его пустой, разрушенной
цитадели, а такой, каким он был в моем первом сне, когда он сидел в
кресле и смотрел на открытые им Врата.

Он посмотрел на меня, и было что-то в его взгляде, от чего мне
хотелось отвернуться, но я не могла.

- Ты вызвала меня на Битву Мертвых, - сказал он, не вслух, а
мысленно. - Значит, ты боишься меня... или ненавидишь?

Я собрала все свое мужество, чтобы ответить честно:

- Я боюсь тебя, вернее, боюсь того, что ты можешь сделать, будучи
тем, кто ты есть. Твои дни в Эскоре прошли. Не поднимай там снова своего
знамени.

И как если бы моя настоящая мысль выплыла наверх, чего я боялась
больше всего, я увидела позади него развернутое знамя, желтое, как
солнечный свет на золотом песке, и на нем скрещенные жезл и меч.

- Не поднимать знамя, - повторил он задумчиво. - Значит, ты думаешь,
Каттея, волшебница и колдовская девушка, что мои дни прошли? Я не
сержусь на тебя, потому что между нами никогда не будет правителя и
подчиненного. Но я предвижу, что ты еще пожелаешь этого знамени. Зови
его, когда понадобиться.

Я собралась с мыслями, чтобы он не влиял на меня.

- Я хочу только, чтобы ты оставался в своем месте, Хиларион, и не
ходил в наше. Я не призываю на тебя зла, потому что уверена, что ты
никогда не шел с Тенью. Но оставь нас в покое!

Он медленно покачал головой.

- У меня нет армии, нет ничего, кроме меня самого. А за тобой долг,
потому что ты назвала меня именем мертвых. Когда настанет время, весы
уравновесятся.

Больше я ничего не помню. Остаток ночи я крепко спала и проснулась с
неопределенным предчувствием, что наступивший день будет полон
опасностей и злоключений, но в первые часы после того, как мы оставили
лагерь, мне казалось, что я ошиблась.

Мы ехали прямо на запад. Рентанцы не мчались, как накануне, но
все-таки бежали очень быстро и, казалось, не чувствовали веса всадников.
Вскоре мы узнали, что если сарны-всадники и Серые потеряли наш след, то
мерцающее нечто унюхало его. Скорость у него была не больше нашей, хотя
оно вроде бы постепенно догоняло нас.

Я видела, как два зеленых всадника, которые скакали в арьергарде, то
и дело оглядывались назад. Я сделала то же, и мне показалось, что я вижу
вдалеке мерцание. Оно распространяло впереди себя какое-то влияние,
замедлявшее наши мысли, туманившее мозг. Оно действовало и на тело, так
как каждое движение давалось с трудом, рентанцы тоже начали поддаваться
ему.

Яркий солнечный свет побледнел. Между ним и нами протянулось тонкое
облако, и мы дрожали от холода, словно Ледяной Дракон вылез из своей
берлоги и дышал на нас.

Бег рентанцев сменился рысью, а затем и шагом, но и он с трудом
давался им.

В конце концов передовой, на котором ехал Кемок, громко закричал, и
все остальные остановились. До нас дошла мысль передового рентанца:

- Мы не можем двигаться, пока эти чары не уйдут.

- Эти чары, - быстро откликнулась моя мать, - выше моих способностей.
Нужны знания другого рода. Я не имела с ними дела.

Холод моего тела сравнялся с холодом моего внутреннего страха. Я была
уверена, что мать может бросить вызов любому Злу, в этой замученной
стране и бороться с ним.

- У меня есть магическая вода, - сказала Орсия, - но она слаба против
того, что сейчас охотиться за нами. А у тебя Кемок?

Брат покачал головой.

- Я назвал бы великие имена и получил бы ответ, но не знаю какое имя
может иметь с этим дело...

В этот миг я вспомнила то, что знала я одна - кто может встать против
нашего преследователя. Я назвала его среди мертвых тогда, сама не
понимая, почему. Если я позову его сейчас, то для смерти, потому что на
нас уже лежало ее дыхание, и тот, кто вступит в эту битву, должен иметь
такую мощь, какой нет ни у кого.

Даже Мудрые женщины Эсткарпа должны были работать сообща для своих
великих чар.

Я могу позвать его, и он ответит и может быть, погибнет. Так говорил
мне мой страх. Может ли женщина позвать человека на смерть, если знает
об этом заранее?

Если я это сделаю, то не ради своей жизни, а ради жизней тех, кто
может создать хорошее будущее для этой страны. Я соскользнула со спины
рентанца и побежала назад, к невидимому существу. На бегу я звала на
помощь, как зовет погибающий.

- Я вызываю... твое знамя... !!!

Почему именно так я сформулировала свою просьбу - не могу сказать. Но
мне ответила золотая вспышка через все небо.

Она несла с собой тепло солнечных лучей, которые так странно ушли от
нас.

Под знаменем стоял Хиларион. Не глядя на меня, он повернулся к тому
созданию, и в его руке был не обнаженный меч, а жезл мага.

Он поднял жезл, как воин салютует своим мечом, прежде чем нанести
первый удар.

Салют был четким, официальным, он содержал вызов тому, что
преследовало нас.

Последующего боя я не видела. Мерцание до того усилилось, что мне
пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Но одну вещь я могла сделать
и сделала: то, что требовал от меня Хиларион, когда он был еще Пленником
Зандора, я теперь отдала ее добровольно, без его просьбы. Я послала ему
всю свою силу и Власть, опустошая себя полностью.

Кажется, я упала на колени, прижимая к груди руки, но точно не помню.
Я сознавала, что только это опустошение необходимо. Сколько времени это
продолжалось - тоже не знаю.

Затем все закончилось. Я была высушена и пуста, и пустота эта была
глубже, чем то, что оставила во мне рана, нанесенная когда-то Дензилом.
Я безвольно подумала, что это смерть. Что ж, так и должно быть. Я не
боялась смерти, а только хотела вечного покоя.

Неожиданно на мои плечи легли горячие руки и подняли меня. Это
прикосновение вернуло меня к жизни, но я уже не хотела жить, потому что
знала, что я наделала своим зовом.

- Ничего, подобного!

Я заставила себя открыть глаза и увидела не слепой хаос, как я
предполагала, а того, кто стоял рядом. Я знала, что он не из породы
Дензнла и ему подобных, которые ничего не дают, а только берут, и что в
самом деле между нами никогда не будет ни управления, ни подчинения, а
только равенство.

В словах не было нужды, и в мыслях тоже было только быстро
исчезнувшее удивление - как я могла быть такой слепой и не видеть
открытой двери, за которой не было никакого страха.

Мы вместе пошли к тем, кто смотрел и ждал. Открыватель Врат стал
защитником жизни, и на этом я заканчиваю свою часть саги об Эскоре.