Чтение 40–й страницы книги ~Там, где обитает зло~

мысль, которая постоянно его грызла, хоть он и не отдавал себе в этом
отчета. Мысль, которую он отгонял всеми силами и которая только сейчас
возникла из глубин его подсознания.

- Помнишь ту ночь, что мы просидели в болоте на куче камней? -
спросил он. - Когда мы с Шишковатым забрались на самую верхушку, чтобы
оглядеться?

- Помню. Это было неосторожно, вы рисковали жизнью. Туда подниматься
было опасно.

- Когда мы снова спустились, - продолжал он, - Шишковатый рассказал
вам, что мы там нашли. Скелет великана, распятого на сколоченном наспех
кресте из кедрового дерева и прикованного к нему цепями. Вы с аббатом
слушали, но не слишком внимательно, как будто это пустяк, всего лишь еще
один случай в пути. Да и Шишковатый не придал этому особого значения.

- И правильно. Никакого особого значения это не имеет.

- Но как ты не понимаешь? Ведь тот великан умер на кресте.

- Я помню, ты сидел ужасно мрачный, когда Шишковатый об этом
рассказывал.

- Тогда, может быть, я не прав?

- А может быть, и прав, только я не понимаю. Скажи мне, что тебя так
беспокоит? Не мог же ты пожалеть великана. Ты их не жалеешь. Мой отец
рассказывал, как тогда, на стенах замка, ты осыпал их ударами и выкрикивал
проклятья, убивая одного за другим.

- Нет, дело не в великане, - сказал Харкорт, - хотя он, наверное,
умер мучительной смертью. Должно быть, от жажды. Его приковали там и
бросили, и он высох, как лист, упавший с дерева.

- Но если дело не в великане, то в чем же?

- В кресте! - выкрикнул он.

- В кресте?

- На кресте умер наш Спаситель.

- Ну и что? С тех пор еще многие умерли на кресте.

- Крест для нас священен, - сказал он. - Мы молимся перед ним. Мы
носим его на шее. Мы венчаем им наши четки. Это святое орудие смерти.
Очень плохо, что и другие, как ты говоришь, тоже умирали на кресте. Но
великан? Чтобы Нечисть умирала на кресте?!

Она обняла его за плечи и прижала к себе.

- И ты страдал из-за этого? - сказала она. - И никому ничего не
говорил?

- Кому мне было об этом рассказать?

- Сейчас ты рассказал об этом мне.

- Да, - ответил он. - Я рассказал об этом тебе.

Она убрала руку с его плеч.

- Прости меня, мой господин. Я только хотела тебя утешить.

Он повернулся к ней, охватил ее лицо руками и поцеловал.

- Ты меня утешила, - сказал он. - Я так нуждался в утешении.
Наверное, я глупец, что так расстраиваюсь...

- Ты не глупец, - сказала она. - В тебе есть какая-то неожиданная
доброта, и за это все должны тебя любить.

- Имей в виду, - сказал он, - что я смог рассказать об этом только
тебе.

Он сам не знал, зачем это сказал. Ему пришло в голову, что это
неправда. Он мог бы рассказать аббату. Нет ничего такого, о чем он не мог
бы рассказать аббату. Однако об этом он аббату все же не рассказал.

- Я должна кое о чем с тобой поговорить, - сказала она. - Нэн все
время присматривалась ко мне, и очень внимательно. И пыталась меня
расспрашивать. Конечно, исподволь, чтобы это не бросалось в глаза. Но в
том, что она говорила, таились вопросы.

- Ты ей ничего не сказала?

- Ничего. Ты же сам мне ничего не говорил. Но из того, о чем
разговариваете вы трое, из случайно оброненных слов, я поняла.

- Я не собирался ничего от тебя скрывать, - сказал Харкорт. - Я
просто...

- Да нет, ничего страшного.

- Как ты думаешь, Нэн хотела расспросить тебя о нашей цели?

- Мне так показалось. И вот еще что. Она не та, за кого себя выдает.

- Что ты хочешь сказать?

- Она одевается в лохмотья, ходит босая, у нее всклокоченные волосы,
к которым она не притрагивается гребнем. Она хочет, чтобы мы считали ее
просто старой каргой. Но все равно видно, кто она на самом деле.

Харкорт заинтересовался.

- А кто она, по-твоему, на самом деле?

- Когда-то она была благородной дамой. Очень благородной. Такой
благородной, что теперь не может этого скрыть. Кое-какие обороты речи,
когда она не следит за собой, отдельные движения, манеры. На пальце у нее
перстень с камнем, и она хотела бы, чтобы мы считали камень дешевой
стекляшкой. Но я знаю, что это не так. Могу поклясться, что это рубин
чистейшей воды.

- Откуда ты знаешь?

- Любая женщина тебе сразу скажет. Не мужчина - мужчины на такие вещи
не обращают внимания.

- Надо будет взглянуть, - заметил Харкорт. - Хорошо, что ты мне об
этом рассказала. А теперь пойдем, пора ужинать.

Ужин был готов, и аббат уже приступил к еде.

- Я слишком проголодался, чтобы дожидаться вас, - сказал он. -
Садитесь и скажите, как вам понравится угощение. Наша приятельница Нэн -
необыкновенно искусная повариха. Кому еще могло бы прийти в голову
поджарить нарезанное мясо с натертым сыром, кусочками сала и травами,
собранными в лесу, и все это как следует перемешать? Получилось очень
вкусно.

И он снова набил полный рот.

- Этот старый козел уже почти такой же, как раньше, - сказал
Шишковатый.

- Если не считать того, что у меня по всему телу зуд от твоей гнусной
мази, - проворчал аббат.

- Завтра мы дойдем до храма, - сказала Нэн. - Не рассчитывайте, что
после этого я смогу вас кормить, - мне будет некогда, буду собирать
коренья и травы.

К вечеру следующего дня, поднявшись на вершину холма, они увидели
храм.

- Вот он, - сказал аббат. - Вот наконец этот храм, куда мы столько
времени пробиваемся по этой нечестивой стране.

Храм стоял в небольшой долине, по которой извивался прозрачный
ручеек. Он был окружен вековыми деревьями, почти скрывавшими его от глаз.

- Мы устроим здесь привал, - сказал Харкорт, - а туда пойдем утром, Я
не хочу блуждать в темноте.

Глава 21.

Храм был огромен - Харкорт еще никогда не видел такого
величественного здания. Каменные стены колоссальной высоты были увенчаны
уходящими ввысь башнями, и даже башни казались столь же массивными, как и
несущие их устои. Над стенами возвышались крутые скаты крыш, причудливо
пересекавшиеся под всевозможными углами по прихоти неведомого зодчего.
Утреннее солнце отражалось в красных, зеленых и синих витражах. Все здание
дышало былой роскошью и неумирающим величием. Глядя на него, Харкорт не
мог не подивиться тому, как могли такое выстроить обыкновенные люди.

Вокруг храма шла невысокая каменная ограда, кладка которой казалась
грубой и примитивной рядом с великолепно выложенными стенами самого храма.
Кое-где она обвалилась, и видно было, что за ней растет множество плодовых
деревьев, многие из которых стоят в полном цвету.

Торжественной цепочкой путники двинулись вдоль южной части ограды к
западу. Немного не доходя до места, где ограда поворачивала на север,
оказался пролом, через который можно было подойти к храму. Они обошли
западный угол здания и вышли на мощеный двор, откуда поднимались ко входу
в храм широкие каменные ступени. Одна из створок тяжелых дубовых дверей
сорвалась с петель и лежала на камнях, другая, косо висевшая на месте,
была полуоткрыта. С карниза над дверью на путников смотрели оскаленные
морды горгулий.

Взглянув на них, Харкорт не то чтобы заметил, а скорее почувствовал,
что в них есть нечто странное. Часть их выглядела как-то не так, как
другие, - они казались более гладкими и округлыми. Он присмотрелся
внимательнее, но не мог понять, есть между ними разница или это ему только
почудилось.

- Иоланда, - сказал он девушке, стоявшей рядом, - по-моему, с этими
горгульями что-то не так. Они как будто разные.

- Они и не должны быть одинаковые, - ответила она. - Горгульи всегда
непохожи друг на друга. Скульптор всегда дает волю фантазии и придает им
разное выражение.

- Я не о том, - сказал он. - Дело не в выражении, а в самом
материале. Как будто они сделаны из разного камня.

- Это возможно, - ответила она, - но все же... Погоди, я, кажется,
поняла, что ты хочешь сказать.

- Некоторые из них, - сказал он, - напоминают мне ту горгулью, что ты
показывала мне у себя в мастерской.

У нее перехватило дыхание.

- Может быть, ты и прав. Похоже, некоторые сделаны из дерева. Не из
камня, а из дерева. Если так...

- Но какой в этом может быть смысл? Почему одни высечены из камня, а
другие вырезаны из дерева?