Чтение 40–й страницы книги ~Мой путь в рай~

Мавро сказал:

- У этой социалистки, должно быть, была важная информация. Она
принадлежала к их высшим эшелонам. Помнишь, как Гарсон спрашивал тебя, чем
она занималась в разведке? И он еще сказал, что знал: у социалистов есть
кто-то с ее способностями.

- Помню, - ответил я.

- А какие способности он имел в виду? Я понял по его взгляду, что он
знает о ее работе в разведке, но что это за способности?

Я подумал об этом.

- Понятия не имею. И не думаю, чтобы Гарсон стал обсуждать это с
нами.

В глубине души я знал, что Тамара пришла в себя. Как она
выздоравливает, насколько полно восстановилась ее память? Помнит ли она
меня, понимает ли, что я принес ей в жертву? На время я потерял желание
искать ее, я был удовлетворен и желал ей добра.

Но когда я сознательно попытался разорвать связь с ней, неожиданно
почувствовал, как у меня над головой расправила крылья большая темная
птица, и я ощутил страх: птица готова ударить.

Этим утром мы миновали орбиту Плутона и вышли за пределы Солнечной
системы. Японцы держали нас в строю, пока корабль корректировал курс,
выпускал огромные ракеты, составлявшие большую часть его массы, расправлял
плавники заборных устройств. Японцы очень драматизировали ситуацию, и я
подумал, что должно произойти нечто значительное, однако ощутил только
легкую дурноту - всего на секунду, затем толчок, когда сила тяжести
увеличилась с 1,35 до 1,45 "g".

Наши тела еще не приспособились к новой силе тяжести. Конечно, это не
сокрушительный вес четырех или пяти g, когда воздух застревает в легких,
кровь отливает в ноги, а кости ноют так, словно при первом же движении
лопнут. Ощущение такое, словно медленно погружаешься в пол; тяжесть
кажется невыносимой, потому что постоянно увеличивается. Мои мышцы
окрепли, излишний жир я сбросил. Однако я испытывал усталость. Казался
себе изношенным и хрупким. Мы пытались уговорить самураев дать нам день
для празднования. Но на самураев не произвели впечатления мелкие победы
наших друзей на Земле.

Надевая защитное вооружение, я все время ждал, что Абрайра подбодрит
нас, но она только сказала:

- Надеюсь, вы готовы к новому туру по аду.

Мавро одевался без своей обычной мрачной улыбки, а у Завалы глаза
блестели, как у сумасшедшего. Всю нашу маленькую группу охватила
подавленность. Мы оделись, заняли свои места в машине, и Кейго подключил
нас.

"Сценарий 66. Дальний патруль".

Я увидел зрелище, внушавшее надежду, - этого уже много дней не было.
Поскольку мы перешли от средних патрулей к дальним, значит увидим новые
места; это означает также, что мы совершенствуемся и получили повышение,
несмотря на свои постоянные проигрыши.

Сценарий перенес нас в самую страшную пустыню, какую мы видели на
Пекаре, плоскую равнину с растрескавшейся поверхностью, твердой, как
бетон, и тянувшейся во все стороны, насколько хватал глаз. Никакой
растительности. Нет даже камней и скал. Только мерцающая жара пустыни
создавала видимость облегчения: на расстоянии нагретые пространства
казались озерами. Мы на самой высокой скорости неслись по этой равнине, и
судно не гремело. Словно летишь по асфальту.

Ябадзинов мы заметили на востоке на расстоянии в десять километров:
солнце отражалось от металла их машины. Будет дуэль на открытой местности,
проверка самых основ нашего мастерства, малоприятный сценарий. Абрайра
направилась прямо на юг, а ябадзины попытались перехватить нас. Напрасно.
Они могли выйти на наш курс километра за два до нас, и так оно и
произошло. Мы целый час уходили от них, не дали им быстрой победы, все
немного повеселели, и Мавро даже начал рассказывать анекдоты. Но тут мы
оказались в удивительном каньоне.

Как будто весь остальной мир отстал. Раскрашенные в красное, желтое и
белое горы виднелись в дымке в семи километрах от нас, а поблизости
поднимались обветренные каменные столбы. Словно поджаренная поверхность
Пекаря раскололась, оставив только камень. Я видел на Земле Большой
Каньон, но по сравнению с этим он просто трещина. Дальний край его нам не
был виден - только бледно-фиолетовое небо и облака на расстоянии.

Вначале огромный каньон показался непреодолимым, но прямо под нами
видно было, что местность опускается не вертикально: есть множество
склонов и карнизов в скале, и все они очень древние и выветренные. Если
повезет, мы можем спуститься на дно каньона.

Абрайра сказала:

- Я за то, чтобы попробовать спуститься. - Ябадзины догоняли нас, и я
подумал, разумно ли мы поступаем, но Абрайра продолжала: - И так как я
водитель, имеет значение только мой голос. - И она направила машину вниз.

Следующие пять минут продолжалось едва контролируемое падение, мы
скользили под углом в сорок градусов, постоянно набирая инерцию, с одной
стороны каменная стена, с другой обрыв. Я бросил ружье, зацепился за
перекладину сидения ногами и впился в поручень.

Перфекто нервно рассмеялся.

- Я вам говорил уже, что боюсь высоты?

Мавро ответил:

- Не так плохо. Когда ударишься о дно, ничего не почувствуешь.

Абрайра разрывалась между необходимостью уходить от ябадзинов и
желанием спускаться помедленней. Машина шла быстро, слишком быстро. Мы
оказались на американских горках и чуть не упали в обрыв. Перфекто стонал.
Он так вцепился в рукояти своей пушки, что случайно выстрелил в скалу над
нами, и поток гравия обрушился нам на головы. Машина идет на воздушной
подушке, поэтому ей трудно даются крутые повороты. Мы повернули и
обнаружили, что дорога заканчивается тупиком. Абрайра дала полный назад,
на такой крутом спуске двигатели только взвыли и машина продолжала
скользить вперед. Мы с Завалой прыгнули за борт. Перфекто сидел за
передней пушкой, и у него не было возможности выпрыгнуть, Абрайра не могла
выбраться из сидения водителя. А Мавро как будто не хотел.

Они пронеслись по карнизу и свалились. Перфекто кричал:

- Ах! Ах! Ах! - словно задыхался.

А Мавро только сказал:

- Не так плохо.

Я крикнул:

- Прощайте, друзья!

И тут они ударились о камень. Я подошел к краю обрыва и посмотрел
вниз.

Машина несколько раз перевернулась и остановилась в узкой долине. Еще
два поворота, и она свалилась бы со следующего обрыва. Но и первое падение
было долгим.

Завала рассмеялся. Я вспомнил последние слова Мавро и присоединился к
Завале. А тот лег на камень и хохотал, держась за живот.

Насмеявшись, он сел и спросил:

- Анжело, где твое ружье?

- Осталось в машине.

Он протянул мне свое. Ствол погнулся, использовать его больше нельзя.

- А я упал на свое, - сказал Завала. - Как ты думаешь, долго мы
продержимся, если нападем на ябадзинов с голыми руками?

- Секунды три, - ответил я.

Завала рассмеялся.

- Si. Я тоже так думаю. Как ты хочешь умереть: поджариться или
упасть? - спросил он, потом пробежал два шага и бросился с обрыва. Когда
он ударился, я услышал легкий треск.

- Надо подумать, - сказал я, ни к кому не обращаясь.

У меня не менее десяти минут, прежде чем ябадзины сюда спустятся, -
достаточно времени, чтобы выработать план. Но чем больше я думал, тем
больше мне казалось, что никакой план мне не нужен. Если ябадзины будут
спускаться быстро, они упадут с того же обрыва. Может быть, мне даже
повезет и никто из них не сумеет спрыгнуть. Мне нужно только спрятаться
где-нибудь выше в расщелине и подождать, пока они проедут.

Я начал подниматься, ища место для укрытия. Но стена гладкая, лишь
кое-где над ней нависает камень. Этого недостаточно, чтобы спрятаться.
Через пять минут я отыскал место, которое в крайнем случае подойдет. На
самом верху американской горки, там, где ябадзины вынуждены будут
вцепиться в поручень и держаться изо всех сил. Небольшая вертикальная
щель; я обнаружил, что если сниму защитные пластины на груди, смогу в нее
втиснуться. Я так и поступил.

Думал я о Завале. В нашей группе до сих пор никто не совершал
самоубийства. Некоторые из наших маневров в последних тренировках можно
было бы назвать безумно рискованными, но не самоубийственными. Но его
поступок имеет смысл. Самая болезненная смерть - это смерть в огне, и он
выбрал более легкий конец. Однако мне все же казалось неправильным
отказываться от борьбы.

Я услышал рев, и мимо пронеслась машина ябадзинов. Как я и предвидел,
они были так заняты этим смертоносным поворотом, что не заметили меня. Я
включил наружный микрофон и вслушивался в звуки двигателя. Он взревел,
когда ябадзины попытались затормозить на краю обрыва. К несчастью, им это
удалось. Двигатель перешел на низкое гудение, оно становилось все громче:
машина возвращается.

Я вышел из расселины, решив встретить неизбежное лицом. Оружия у меня