Глава четвертая. ГОСПОДИН МАДЛЕН В ТРАУРЕ
мириэля, прозванного монсеньером Бьенвеню и почившего смертью праведника в
возрасте восьмидесяти двух лет.
- за несколько лет до кончины ослеп, но он радовался своей слепоте, так как
сестра его была рядом.
быть любимым - это поистине одна из самых необычных и утонченных форм
счастья. Постоянно чувствовать рядом с собой жену, дочь, сестру, чудесное
существо, которое здесь потому, что вы нуждаетесь в нем, а оно не может
обойтись без вас, знать, что вы необходимы той, которая нужна вам, иметь
возможность беспрестанно измерять ее привязанность количеством времени,
которое она вам уделяет, и думать про себя: "Она посвящает мне все свое
время, значит, ее сердце целиком принадлежит мне"; видеть мысли за
невозможностью видеть лицо, убеждаться в верности любимого существа посреди
затмившегося мира, ощущать шелест платья, словно шум крыльев, слышать, как
это существо входит и выходит, двигается, говорит, поет, и знать, что вы
центр, к которому направлены эти шаги, эти слова, эта песня; каждую минуту
проявлять нежность, чувствовать себя тем сильнее, чем слабее ваше тело,
стать во мраке и благодаря мраку ярким светилом, к которому тяготеет этот
ангел, - все это такая радость, которой нет равных. Высшее счастье жизни -
это уверенность в том, что вас любят; любят ради вас самих, вернее сказать -
любят вопреки вам; вот этой уверенностью и обладает слепой. В такой скорби
ощущать заботу о себе - значит ощущать ласку. Лишен ли он чего-либо? Нет.
Свет для него не погас, если он любим. И какой любовью! Любовью, целиком
сотканной из добродетели. Где есть уверенность, там кончается слепота. Душа
ощупью ищет другую душу и находит ее. И эта найденная и испытанная душа -
женщина. Чья-то рука поддерживает вас - это ее рука; чьи-то уста прикасаются
к вашему лбу - это ее уста; совсем близко от себя вы слышите чье-то дыхание
- это она. Обладать всем, что она может дать, начиная от ее поклонения и
кончая страданием, не знать одиночества благодаря ее кроткой слабости,
которая является вашей силой, опираться на этот негнущийся тростник,
касаться руками Провидения и брать его в объятия - великий боже, какое это
блаженство! Сердце, этот загадочный небесный цветок, достигает своего
полного и таинственного расцвета. Вы не отдали бы этого мрака за весь свет
мира. Ангельская душа здесь, все время здесь, рядом с вами; если она
удаляется, то лишь затем, чтобы вернуться к вам. Она исчезает, как сон, и
возникает, как явь. Вы чувствуете тепло, которое все приближается, - это
она. На вас нисходит ясность, веселье, восторг; вы - сияние среди ночи. А
тысяча мелких забот! Пустяки, занимающие в этой пустыне огромное место.
Самые тонкие, едва уловимые оттенки женского голоса, убаюкивающие вас,
заменяют вам утраченную вселенную. Вы ощущаете ласку души. Вы ничего не
видите, но чувствуете, что кто-то боготворит вас. Это рай во тьме.
На следующий день Мадлен появился весь в черном и с крепом на шляпе.
это проливает некоторый свет на происхождение Мадлена. Очевидно, он был в
каком-то родстве с почтенным епископом. "Он надел траур по епископу
Диньскому", - говорили в гостиных; это предположение сильно повысило Мадлена
в глазах монрейльской знати, и все немедленно прониклись к нему уважением.
Микроскопическое сен - жерменское предместье городка решило снять карантин с
Мадлена, по всей видимости, родственника епископа. Мадлен заметил возросшее
свое значение по более низким поклонам старушек и более приветливым улыбкам
молодых женщин. Как-то вечером одна из видных представительниц этого
маленького "большого света", считавшая, что ее преклонный возраст дает ей
право на любопытство, отважилась спросить у него:
родстве с вами?
появлялся юный савояр, мэр звал его к себе, справлялся о его имени и давал
ему денег. Маленькие савояры рассказывали об этом друг другу, и в городе их
перебывало очень много.
Глава пятая. ЗАРНИЦЫ
неписаному закону, которому всегда подвластен тот, кто преуспевает, был
окружен грязными сплетнями и клеветой, затем их заменили злобные выходки,
затем только злые шутки, а затем прекратилось и это; уважение сделалось
полным, искренним, единодушным, и, наконец, настало время, - это было около
1821 года, - когда слова "господин мэр" произносились в Монрейле -
Приморском почти с таким же благоговением, с каким слова "его
преосвященство" произносились в 1815 году в Дине. Люди приезжали за десять
лье, чтобы посоветоваться с Мадленом. Он решал споры, предупреждал тяжбы,
мирил врагов. Каждый для защиты своей правоты приглашал его в заступники.
Казалось, душа его заключала в себе весь свод естественных законов. Это была
какая-то эпидемия преклонения перед ним, которая в течение лет семи, заражая
одного жителя за другим, наконец охватила весь край.
болезни, несмотря на все добрые дела дядюшки Мадлена, словно какой-то
инстинкт, непоколебимый и неподкупный, стоял на страже и не давал ему покоя.
В иных людях и в самом деле как бы таится инстинкт животного; природный и
неистребимый, как всякий инстинкт, он внушает симпатии и антипатии,
неумолимо отделяет одну породу существ от другой, никогда не колеблется, не
смущается, не дремлет и не изменяет себе; он ясен в своей слепоте,
безошибочен, властен, не подчиняется советам разума, разлагающему
воздействию рассудка и, независимо от того, к чему приводит людей судьба,
тайно уведомляет человека-собаку о близости человека-кошки, а человека-лису
- о близости человека-льва.
осыпаемый всеобщими благословениями, какой-то высокий человек в рединготе
серо-стального цвета и в шляпе с опущенными полями, вооруженный толстой
палкой, внезапно оборачивался и провожал его взглядом до тех пор, пока мэр
не скрывался из виду; потом, скрестив руки и медленно покачивая головой, он
поднимал верхнюю губу к самому носу, - многозначительная гримаса, которую
можно было бы истолковать так: "Кто этот человек? Я уверен, что где-то видел
его прежде. Во всяком случае, меня-то он не проведет".
людей, которые даже при беглой встрече внушают наблюдателю тревогу.
полицейского надзирателя. Он не был свидетелем первых шагов Мадлена. Своей
должностью он был обязан протекции Шабулье, секретаря графа Англеса -
министра, состоявшего в то время префектом парижской полиции. Когда Жавер
появился в Монрейле - Приморском, Мадлен успел уже стать крупным фабрикантом
с большим состоянием и из дядюшки Мадлена превратиться в господина Мадлена.
представляет странную смесь низости и сознания власти. У Жавера было именно
такое лицо, но низость в нем отсутствовала.
глубокому убеждению, все явственно увидели бы одну странность, а именно -
соответствие каждого из представителей человеческого рода какому-нибудь виду
животного мира; и это помогло бы легко убедиться в истине, пока еще едва
прозреваемой мыслителем и состоящей в том, что - от устрицы до орла, от
свиньи до тигра - все животные таятся в людях и каждое в отдельности - в
отдельном человеке. А бывает и так, что даже несколько в одном.
блуждающие пред нашим взором призраки наших душ. Бог показывает их нам,
чтобы заставить нас задуматься. Но так как животные - это всего лишь тени,
то бог не одарил их восприимчивостью в полном смысле этого слова; да и к
чему им это? Наши души, напротив, существуя реально и обладая конечной
целью, получили от бога разум, то есть восприимчивость к воспитанию.
Правильно поставленное общественное воспитание всегда может извлечь из души,
какова бы она ни была, то полезное, что она содержит.
не предрешает сложного вопроса о предшествующем и последующем облике
существ, которые не являются человеком. Видимое "я" никоим образом не дает
мыслителю права отрицать "я" скрытое. Сделав эту оговорку, продолжаем.
человеке таится представитель животного мира, нам будет легко определить,
что представлял собой полицейский надзиратель Жавер.
раз попадается щенок, которого мать сразу же убивает, потому что иначе, если
б он вырос, то непременно сожрал бы остальных волчат.
Жавер.
Березин Федор
Шломо Вульф
Нортон Андрэ
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Земляной Андрей