умчавшуюся вдаль.
И не курит.
звучало во мне и повторялось: "Кончилась жизнь, кончилась".
Красноярск, "Офсет", 1997 г.
автор письма, читала этот журнал, он ей нравился, и она хвалила его, а в
конце письма попросила: "Чаще печатайте на обложках вашего журнала виды
нашей Родины, может быть, это поможет моему мужу вернуться ко мне".
человек седой, лохматый, почему-то ходивший в одной и той же кожаной, еще
трофейной куртке, из-под которой всегда виднелся воротник мятой рубахи,
сказал:
эту светлую женщину...
Сотворил я это тем самым образом, каким безнадзорные сорванцы, находящиеся в
диком мальчишеском возрасте, ищут и находят всяческие приключения. Мне
показалось недостаточно захватывающим делом прыгать на лыжах с трамплина,
нагребенного лопатами, и решил я сигать с крыши сарая.
что-то во мне и огонь из глаз полетел. Думал, лыжа поломалась, повернулся --
и темно вокруг сделалось. На первых порах мне было не больно, а страшно
отчего-то, и я сразу весь замерз, лоб и спина покрылись каплями.
бобыля на районном смотре самодеятельно- сти, ребята вывезли меня из лога и
доставили в больницу. Куда делись те изящные, гибкие, лаком покрытые лыжи, я
так и не знаю -- от лыж меня с тех пор отбило, становлюсь на них только в
случае крайней необходимости, с гор не катаюсь, с трамплинов и подавно не
прыгаю.
больницы, впервые познавая чувство беспомощности и какого-то сиротского
отчуждения ото всех, но пока еще не плакал, лишь глядел на людей, которые
что-то со мной делали, повертывали, раздевали, ругали, и все мне казалось,
что это кого-то совсем другого поворачивают, ругают и раздевают, и только
боль того, другого человека почему-то оглушает меня -- отчего становилось
еще обидней и горше.
придержать штаны, которые она стягивала с меня, -- было мне пятнадцать лет,
и я ничего в ту пору не боялся, забиякой был, подражал блатнякам, а тут
вдруг покорился и дал снять с себя штаны старенькой ворчливой тетке. Разом
утратилась во мне вся прыть. Я как будто почувствовал или осознал, что
перехожу в другой разряд людей, с которыми могут делать что угодно, и
остается лишь подчиняться и слушаться -- инвалид я.
взвизгнул по-поросячьи.
носилках, сумеречна была, по углам ее скопилась темень. Меня переложили с
носилок на высокий стол, прикрыли простыней, но мне все холодно было, и
колотила меня дрожь. Из темного угла выступила фигура, призрачная,
колеблющаяся, клешнясто схватила меня за ногу, начала тискать ее твердыми
пальцами, потом как повернет да как дернет -- и позеленела в глазах моих
лампа, висевшая надо мной. Тут я и рванул по-поросячьи.
страшный такой, а я перед ним беспомощный, жалкий, дрожу весь дрожмя. Куда и
делся тот громила, что наводил панику на целую школу, если по улице ходил,
так разная мелочь с мячами, клюшками и прочими игрушками блеющим стадом
разбегалась по дворам.
шевельнул усами, ткнул в меня пальцем:
снимая резиновые перчатки, тише, но все так же недовольно продолжал: -- В
такие годы поломать ногу! Бедро ведь порушил, бедро! Понимаешь ли ты, что
это такое?! -- обратился он ко мне и безнадежно махнул рукой: -- Драть вас
надо, чтоб берегли себя!..
на ноги тот, черный и "страшный" -- доктор Иван Иванович Сабельников, и
поставил, хотя в игарской больнице не было даже рентгена и вообще обилием
медикаментов не могла похвалиться она в ту пору.
доктор не отводил на мне душу, догадывался: он чем-то расстроен и не в духе.
потрепал меня по стриженой голове, боднул взглядом острых,
проницательно-насмешливых глаз:
выпускай еще месяцок-другой -- и в солдаты сгодишься...
напоминает мне ноющей болью в бедре игарскую больницу, доктора Ивана
Ивановича, которого я никогда уже не мог забыть, и, приехавши после войны в
Игарку, расспрашивал о нем, хотел повидать. Многие игарчане помнили его, но
куда девался -- не знали. Одна женщина, работавшая в поликлинике, сообщила,
будто бы ушел он на войну, тоже доктором будто бы...
-- Нe успел я его ничем отблагодарить, даже спасибо-то забыл сказать -- так
обрадовался, что вырвался из больницы. А он, может, погиб на войне..."
что ничего в них не угадаешь и где с кем встретишься -- даже в самых лихих
фантазиях не измыслишь.
кедровыми орешками. А их продавали и продают здесь в любое время года.