деревенскими товарами. По всему крутому склону холма, вдоль городской стены,
идет шумный торг телятами, ягнятами, свиньями, лошадьми, мулами и быками.
Куры, гуси и индюки отважно взмахивают крыльями у них между копытами;
покупатели, продавцы и просто зеваки толкутся везде и всюду и загораживают
проезд, когда мы с криком "берегись!" появляемся перед ними.
останавливает их. Наклонившись с седла и воздев затем глаза к небу, он
разражается следующим восклицанием: "О всемогущий Юпитер, лошадь потеряла
подкову!"
во взгляде и жестах (возможных только у итальянского веттурино), с которыми
он возвещает о случившемся, нас очень скоро выручает из беды обыкновенный
смертный кузнец; с его помощью мы в тот же вечер добираемся до Кастильоне, а
на следующий день - до Ареццо. В прекрасном соборе этого города происходит,
разумеется, богослужение; между рядами колонн играют солнечные лучи,
проникающие сквозь чудесные цветные стекла на окнах, частью выделяя, частью,
напротив, скрывая коленопреклоненные фигуры молящихся и протягивая в глубь
длинных приделов крапчатые полосы света.
ясное утро мы смотрим с высокого холма на Флоренцию! Вот она лежит перед
нами в освещенной солнцем долине, украшенная блестящей лентой извилистого
Арно, окаймленная пышными холмами; вот подымаются посреди прекрасной природы
ее купола, башни и дворцы, сверкающие на солнце, как золото!
массивных старинных зданий отбрасывают такое множество теней на землю и
реку, что существует второй, совсем другой город великолепных форм и
причудливых очертаний, постоянно лежащий у наших ног. На каждой улице
хмурятся, в своем старинном угрюмом великолепии, огромные дворцы,
построенные с таким расчетом, чтобы в них можно было отсиживаться, как в
крепости, - с подозрительно прищуренными оконцами, накрепко забранными
решетками, и со стенами чудовищной толщины, сложенными из гигантских глыб
дикого камня. В центре города, на площади Великого Герцога, украшенной
превосходными статуями и фонтаном Нептуна, высится Palazzo Vecchio {Старый
дворец (итал.).} с громадными выступающими зубцами и Большой башней,
стерегущей весь город. Во дворе - достойном по своей гнетущей мрачности
Отрантского замка * - есть массивная лестница, по которой могла бы въехать
самая тяжелая колымага с могучею запряжкою лошадей. Внутри дворца показывают
большой зал, где великолепные украшения потускнели и осыпаются, но на стенах
увековечены триумфы Медичи * и войны, которые некогда веди флорентийцы.
Совсем рядом, во дворе, прилегающем к этому зданию, находится также тюрьма -
отвратительное и страшное место, где некоторые заключенные заперты в
крошечных, похожих на печи камерах, а другие выглядывают сквозь решетки и
выпрашивают подаяние; где иные играют в шашки, иные болтают с приятелями,
которые тем временем курят, чтобы освежить воздух, а иные покупают вино и
фрукты у женщин-торговок, и все мерзко, грязно и гадко на вид. "Им тут
живется неплохо, signore, - говорит тюремщик.- У них у всех руки в крови", -
добавляет он, обводя рукой почти все здание. Не проходит и часа, как
восьмидесятилетний старик, торгуясь с семнадцатилетней девушкой, закалывает
ее насмерть кинжалом, посреди благоухающей цветами рыночной площади; и
пополняет число арестантов.
(итал.), застроенный лавками ювелиров и золотых дел мастеров, - наиболее
чарующая деталь в общей картине. Посередине, на пространстве, в котором мог
бы вместиться дом, мост оставлен с обеих сторон незастроенным, и вид сквозь
это пустое место кажется вставленным в раму: эта драгоценная полоса неба и
воды и пышных дворцов, так спокойно сияющая в промежутке между теснящимися
на мосту крышами и фронтонами, - восхитительно хороша. Повыше этого моста
через реку переброшена Галерея Великого герцога. Сооруженная, чтобы
соединить крытым проходом оба дворца, она пролагает себе путь по улицам, как
подлинный деспот, не считаясь с препятствиями.
проходить по улицам города, оставаясь неузнанным под черным одеянием с
капюшоном, ибо он является членом Compagnia della Misericordia {Общество
милосердия (итал.).}, - братства, объединяющего людей всех сословий и
состояний. При несчастных случаях их долг - поднять пострадавшего и бережно
доставить его в больницу. Если вспыхивает пожар, им полагается прибыть
мгновенно и оказывать всемерную помощь и покровительство погорельцам. Одна
из самых обыденных их обязанностей - ходить за больными и приносить им
утешение, и они никогда не берут денег, не едят и не пьют в домах,
посещаемых ими с этою целью. Те, кто назначен дежурить, мгновенно
собираются, едва раздается звон большого башенного колокола; рассказывают,
что однажды Великий герцог встал из-за стола и поспешил на зов, как только
послышался этот звон.
и где на прилавках или попросту на мостовой разложены и разбросаны железный
лом и другие мелочные товары, - стоят все вместе: собор со своим большим
куполом, прелестная башня итальянской готической архитектуры, известная под
названием Campanile {Колокольня (итал.).}, и баптистерий с коваными
бронзовыми дверьми. Здесь на мостовой есть небольшой четырехугольник, на
который не ступает ничья нога и который прозывается "Камнем Данте"; сюда,
как утверждает молва, он обычно приносил свой табурет и, сидя тут,
предавался раздумью. Как знать, быть может, проклиная, в своем горьком
изгнании, самые камни на улицах неблагодарной Флоренции, он смягчался, когда
вспоминал об этом уголке, связанном со светлыми грезами о маленькой
Беатриче? *
Кроче, где покоится прах Микеланджело и где каждый камень под сводами
красноречиво вещает о великих покойниках; бесчисленные церкви - часто
недостроенные тяжелые кирпичные груды снаружи, но торжественные и
невозмутимо-величавые изнутри - то и дело останавливают нас в часы наших
неторопливых блужданий по городу.
Истории, славящийся на весь мир своими восковыми муляжами листьев, семян,
растений, низших животных, отдельных органов человека и, наконец, - полным
воспроизведением этого поразительного создания природы, выполненным с таким
совершенством, что кажется, будто пред вами только что умершие. Мало что
может убеждать нас в пашей бренности торжественней и безжалостней и с такой
меткостью поражать в самое сердце, как эти изображения юности и красоты,
покоящиеся в последнем беспробудном сне.
Фьезоле, башня Галилея, дом Боккаччо, старинные виллы и павильоны на лоне
природы и множество других достопримечательных мест - блестящих крапинок в
залитом ослепительным светом пейзаже незабываемой красоты. И после этого
блеска и яркости какими торжественными и величавыми кажутся улицы с их
большими, темными, погруженными в скорбь дворцами и многочисленными
преданиями не только об осаде, войне, власти и Железной руке, но и о
триумфальном шествии мирных наук и искусств.
Здесь в этих прекрасных и спокойных убежищах, доступные обозрению, обрели
бессмертие древние скульпторы, а рядом с ними - Микеланджело, Канова,
Тициан, Рембрандт, Рафаэль, поэты, историки, философы - подлинно славные
имена, рядом с которыми слава коронованных особ и закованных в доспехи
воинов так ничтожна и недолговечна. Здесь продолжает жить нетленная частица
этих великих душ - невозмутимая и неизменная, между тем как твердыни
нападения и обороны рушатся; тирания многих, или немногих, или тех и других
становится преданием; а Надменность и Власть рассыпаются прахом. Огонь на
суровых улицах и в массивных дворцах и башнях, зажженный лучами с небес,
продолжает ярко гореть, когда затушен пожар войны и угасли домашние очаги
многих поколений; со старинных площадей и общественных мест исчезли многие
тысячи лиц, искаженных борьбою и страстями своего века, а безыменная
флорентийская дама, сохраненная от забвения кистью художника, все еще
продолжает жить, неизменно юная и чарующая.
купол исчезнет из виду, пустимся в путь по веселой Тоскане, увозя с собой
яркое воспоминание об этом чудесном городе - ведь Италия становится еще
краше, когда вспоминаешь о нем. Наступило лето; Генуя, Милан и озеро Комо
остались далеко позади; мы останавливаемся в Файдо, швейцарской деревне
вблизи грозных скал, вечных снегов и ревущих водопадов Большого Сен Готтарда
и в последний раз за время этого путешествия слышим итальянскую речь.
Давайте же увезем из Италии, несмотря на всю ее нищету и ее беды, чувство
горячей любви к этой стране, восхищение ее природными красотами и творениями
рук человеческих, которыми она так богата, - и нежность к ее народу, от
природы доброму, терпеливому и благожелательному. Долгие годы пренебрежения,
гнета и дурного правления сказались на его нравах и духе; раздоры,
разжигаемые мелкими князьями, для которых единство было уничтожением, а
разобщенность - силою, словно рак подтачивали корни нации и наложили печать
варварства на ее язык; но то хорошее, что всегда жило в итальянцах, живет в
них и поныне, и этот благородный народ когда-нибудь восстанет, быть может,
из пепла. Будем хранить в себе эту надежду! Почтим Италию и за то, что
каждый обломок ее разрушенных храмов и каждый камень ее заброшенных дворцов
и темниц учит нас помнить, что колесо времени катится к определенной
конечной цели и что мир в своей основе становится лучше, благороднее,
терпимее и вселяет в нас все больше надежд.
КОММЕНТАРИИ
газете "Дейли ньюс" (конец января - март 1846 г.). Назывались они на
страницах газеты "Письмами путешественника с дороги" и были подписаны
псевдонимом Диккенса Боз. Спустя несколько месяцев вышло и отдельное издание