появлялась там без малейших признаков суетливости или одышки. И ни единое
человеческое око ни разу не видело, чтобы она ускорила шаг.
весьма приятных бесед. Однажды утром, вскоре после своего прибытия,
повстречав его в саду, она церемонно присела перед ним и сказала:
принимать вас в банке и вы пожелали узнать адрес мистера Баундерби!
сказал мистер Хартхаус, томно склонив голову в ответ на реверанс миссис
Спарсит.
хоть и выраженную не столь афористически.
в знак благодарности за комплимент сдвинув темные брови, что придало ее лицу
выражение несколько отличное от елейных звуков ее голоса. - Это особенно
относится к тому обстоятельству, что временами мы завязываем близкое
знакомство с людьми, которых в другие времена не знали вовсе. Я припоминаю,
сэр, наш первый разговор с вами: вы сказали тогда, что положительно
опасаетесь встречи с мисс Грэдграйнд.
скромная особа. Я воспользовался вашими любезными указаниями, и это помогло
мне преодолеть мою боязнь, - нет нужды добавлять, что они были безупречно
точны. Талант миссис Спарсит во всех делах, требующих точности,
подкрепленный незаурядной силой духа и высоким происхождением, обнаруживает
себя столь часто, что его нельзя не признать бесспорным. - Мистер Хартхаус
чуть не заснул, произнося сей замысловатый мадригал - так лениво он
растягивал слова и так далеки были его мысли от того, что он говорил.
называть ее миссис Баундерби... показалась вам такой юной, какой я описала
ее? - вкрадчиво спросила миссис Спарсит.
Разительное сходство.
митенки.
Грэдграйнд не хватает живости характера. Но, признаюсь, я просто поражена,
до какой степени она с этой стороны переменилась к лучшему. А вот и мистер
Баундерби! - вскричала миссис Спарсит, усиленно и многократно кивая головой,
словно только о нем и думала и говорила все это время. - Как вы себя
чувствуете, сэр? Прошу вас, будьте веселы, сэр.
бремя уже возымели свое действие и привели к тому, что он мягче обычного
обращался с ней и жестче обычного с другими людьми, начиная со своей жены.
Так, когда миссис Спарсит нарочито бодрым голосом заметила: "Вам пора
завтракать, сэр; надо думать, мисс Грэдграйнд скоро спустится и займет свое
место за столом", - мистер Баундерби ответил: "Вы отлично знаете, сударыня,
что, ежели я стал бы дожидаться, пока моя жена проявит заботу обо мне, я
прождал бы до второго пришествия; поэтому я попрошу вас похозяйничать вместо
нее". Миссис Спарсит повиновалась и как встарь принялась разливать чай.
крайнюю степень умиления.
комнату, тотчас же встала и смиренно стала уверять, что и помыслить не могла
бы при нынешних обстоятельствах занять это место за столом, хоть ей и
нередко выпадала честь кормить завтраком мистера Баундерби, прежде нежели
мисс Грэдграйнд... виновата, она хотела сказать мисс Баундерби... ей очень
стыдно, но, право же, она никак не может привыкнуть к новому имени мисс
Грэдграйнд, однако твердо надеется в скорости приучить себя к нему - заняла
положение хозяйки. Единственно лишь по той причине (сказала она), что мисс
Грэдграйнд случайно несколько замешкалась, а время мистера Баундерби столь
драгоценно, и она издавна знает, как важно для мистера Баундерби, чтобы
завтрак был подан минута в минуту, она взяла на себя смелость выполнить
требование мистера Баундерби, поскольку его воля всегда была для нее
законом.
Баундерби. - Не трудитесь! Я думаю, миссис Баундерби только рада будет,
ежели вы избавите ее от хлопот.
строгостью, - вы обижаете миссис Баундерби. А обижать кого-нибудь - это на
вас не похоже, сэр.
огорчает, Лу? - с вызовом обратился мистер Баундерби к жене.
сказал мистер Баундерби, начиная закипать от обиды. - Вы, сударыня, придаете
слишком большое значение таким пустякам. Погодите, здесь вас научат
уму-разуму. Вы слишком старомодны, сударыня. Вы отстали от века, не
поспеваете за детьми Тома Грэдграйнда.
недовольны?
недоволен чем-нибудь, я умолчал бы об этом и не потребовал, чтобы было
сделано по-моему? Я, кажется, человек прямой. Не хожу вокруг да около.
застенчивости или излишнем такте, - спокойно отвечала Луиза. - Я, во всяком
случае, ни разу не упрекнула вас в этом ни до замужества, ни после. Не
понимаю, чего вы хотите?
тебе, Лу Баундерби, досконально известно, - я, Джосайя Баундерби из
Кокстауна, добился бы своего.
посмотрела на него с презрительной гордостью, - еще одна перемена в ней, как
не преминул отметить мистер Хартхаус.
объяснять свое поведение. Меня это не интересует. Не все ли равно?
болтал о разных безобидных предметах. Но с этого дня влияние миссис Спарсит
на мистера Баундерби все сильнее способствовало еще большей близости между
Луизой и Джеймсом Хартхаусом, что в свою очередь уводило ее все дальше от
мужа и укрепляло опасный союз против него с другим человеком, который
завоевал ее доверие шаг за шагом столь неприметно, что она при всем желании
не могла бы объяснить, как это случилось. Но было ли у нее такое желание или
нет - об этом знало только ее сердце.
завтрака, подавая мистеру Баундерби шляпу в сенях, где они были одни, она
запечатлела на его руке целомудренный поцелуй, шепнув: "Мой благодетель!", и
удалилась, сраженная горем. И однако - факт неопровержимый и неотъемлемый от
сего повествования - не успел он выйти из дому в вышеозначенной шляпе, как
представительница рода Скэджерс и свойственница Паулеров, потрясая правой
митенкой перед его портретом, прошипела: "Поделом тебе, болван! Очень, очень
рада".
поезде, - который мчал его, громыхая и лязгая, по длинной череде виадуков,
над заброшенными и действующими угольными копями, - с посланием из Каменного
Приюта. Короткая записка извещала Луизу, что миссис Грэдграйнд тяжело
больна. Луиза не помнила, чтобы мать ее когда-нибудь была здорова; но в
последние дни она очень ослабела, этой ночью ей становилось все хуже и хуже,
и теперь она, быть может, уже покинула бы сей мир, если бы не ее крайне
ограниченная способность проявить хоть тень решимости перейти из одного
состояния в другое.
как нельзя лучше подходила стражу у врат смерти, куда стучалась миссис
Грэдграйнд, Луиза, пронесясь под грохот и лязг над угольными копями,
заброшенными и действующими, была стремительно ввергнута в дымную пасть
Кокстауна. Она отпустила вестника несчастья и одна поехала в отчий дом.
находился в Лондоне, на государственном свалочном дворе, именуемом
парламентом, где усердно просеивал свою кучу шлака, из которой он (сколько
можно было судить) извлекал не очень-то много ценных предметов; отсутствовал
он и сейчас. Мать ее, почти не встававшая с дивана, в любом посетителе
видела прежде всего помеху; к младшей сестренке Луизу не тянуло - она не
любила и не умела общаться с детьми; Сесси она оттолкнула от себя с того
самого дня, когда дочь циркового клоуна подняла глаза и посмотрела в лицо
нареченной мистера Баундерби. Ничто не манило ее в родное гнездо, и она лишь
изредка наведывалась туда. И теперь, приближаясь к нему, она не отдавалась
ни одному из тех светлых впечатлений, какие должен вызывать вид отчего дома.
Детские грезы, легкие волшебные мечты, прекрасные, чарующие, столь
человечные небылицы, которыми юное воображение украшает нездешний мир, - как
сладостно верить им ребенком, как сладостно вспоминать о них в зрелые годы;
ибо тогда малейшая из них вырастает у нас в душе в образ великого
Милосердия, которое пускает к себе детей и не препятствует им приходить к
нему, дабы они на каменистых путях мира сего чистыми руками насаждали
цветущий сад - и счастливее были бы все чада Адамовы, если бы они почаще
грелись там на солнце, бесхитростно и доверчиво, забыв на время свою
житейскую мудрость, - что было до этого Луизе? Память о том, как она,
подобно миллионам других безгрешных существ, шла к тому малому, что знала,
волшебной стезей надежд и мечтаний; как Разум, впервые явившийся ей в мягком
свете сказочных грез, был для нее благосклонный бог, терпящий подле себя
Эриксон Стивен
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс
Перумов Ник
Орлов Алекс